Сокровище рыцарей Храма - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 9

• Предыдущая
• 9/62
• Следующая

Глеб благоразумно промолчал. Он уже знал, что деда Ципурку иногда переклинивает и он начинает философствовать. Все было бы ничего, но его философия не походила ни на какую-либо другую и очень попахивала мистикой и фантастикой. Такие философские «лекции» могли длиться часами, но Ципурка сразу же замолкал, если ему не поддакивали; или не вступали с ним в околонаучный спор.

На этот раз старый кладоискатель сдержал свои инстинкты ментора. Он коротко вздохнул и перешел к самой сути дела.

– Восемнадцать лет назад, – начал Ципурка, – ушел из жизни один мой добрый приятель. Можно сказать, друг. Но он был гораздо старше меня. Так получилось, что мы жили на одной улице, в одном доме, и наши квартиры находились на втором этаже – дверь в дверь. Оскар (так его звали) был очень одинок и всегда чего-то опасался. Уже перед самой кончиной он признался, что никогда не расстается с револьвером, даже в ночное время держит его под подушкой.

– Это уже диагноз… – пробурчал Глеб.

– Что ты сказал?

– Говорю, что ему нужно было лечиться. У вашего друга была какая-то фобия.

– Не исключено. Однако я думаю, что все страхи Оскара были отнюдь не беспочвенными. Когда он умер и его похоронили, какие-то люди взломали дверь квартиры Оскара и перевернули все в ней вверх дном. Они что-то искали.

– Я догадываюсь, что именно, – сказал Глеб, чувствуя, что начинает волноваться.

Похоже, дед Ципурка не фантазирует – на горизонте и впрямь нарисовался интересный след. Хотя… «Не знаю, не знаю…» – думал озадаченный Глеб.

– Да-да, это так. Молодец. Ты все схватываешь на лету. Искали эту пластину. Потому что в квартире Оскара просто нечего было взять. Он жил небогато – как все. Ну разве что охотились за револьвером – тогда оружие было в цене. И не продавалось, как сейчас, на рынке из-под полы.

– Я так понимаю, за эту пластину с секретом Оскар держался так же крепко, как и за свой архаический ствол. Каким образом она очутилась у вас?

– За неделю до смерти Оскара я позвал его отметить свой день рождения. Тогда он и подарил мне пластину. Оскар знал, что я занимаюсь антиквариатом.

– И что, он ничего вам не рассказал?

– Увы, нет. Только намекнул, что у пластины очень интересная история. И что он как-нибудь расскажет мне о том, где взял ее и какую роль она сыграла в его судьбе. Я тогда был на подпитии и не очень вслушивался в речи Оскара. А напрасно. Это я понял немного позже, когда его квартиру посетили взломщики. Тут до меня все и дошло. Оскар не просто подарил пластину. Предчувствуя скорую кончину, он вручил ее мне как эстафетную палочку. Оскару было известно, что я люблю разные загадки подобного рода, и он точно знал, что благодаря его подарку память о нем будет жить долго. Но Оскар во мне ошибся – я так и не смог разобраться в этом плане. Хотя уверен – да, да, уверен! – на все сто процентов, что в нем указано место, где лежат большие сокровища.

Ах, эта безапелляционность прожженных кладоискателей! Любой клочок бумаги или пергамента с нечитаемыми закорючками и линиями, явно начертанными детской рукой, они готовы принять за план, в котором указано место захоронения сокровищ Али-Бабы.

Но лишь тот, кто плохо знает таких людей, может подумать, что ими движет только жажда наживы. Отнюдь. В большинстве своем это неисправимые романтики, вольница, которую хлебом не корми, а дай поковыряться в земле или опуститься на дно океана, чтобы найти там золото испанских галеонов. Да что золото! Хотя бы медную пушку петровских времен или, на худой конец, ржавый якорь ганзейского корабля.

Полная свобода, солнце, свежий ветер, морской бриз, костер в ночи – вот главные ценности «черных» археологов. Ну а если им выпадает удача, то это уже сверх программы. Тогда кладоискатели не просто счастливы, а счастливы в превосходной степени.

Но Глеб не стал высказывать свои сомнения. Он лишь коротко ответил:

– Возможно…

– Что ж, без сомнений и колебаний ни одно серьезное предприятие не обходится, – заметил старый кладоискатель. – Надеюсь, в скором времени ты изменишь свое мнение и о старом Ципурке, который, как тебе кажется, выжил из ума, и об этом раритете.

– Я и в мыслях не имел… – начал было оправдываться Глеб, но Ципурка перебил его:

– В принципе мне совсем не важно, что ты думаешь обо мне. Главное заключается в другом – ты должен раскрыть эту тайну. Нет – обязан! Такая задача тебе по плечу. В этом я уверен. У меня есть лишь одно условие: если у тебя все получится и ты найдешь благодаря плану что-то ценное, не продавай найденное по нашим каналам, а объяви его, сдай государству. И при этом обязательно скажи, напиши в газетах, журналах, кому ты обязан такой находке.

«Ну надо же… – подумал Глеб. – Оказывается, дед Ципурка, который долгие годы работал на ниве «черной» археологии тихой сапой, на склоне лет возжаждал мировой славы».

– Даю слово, – сказал он торжественно.

– Верю. Тебе я верю. Тихомировы всегда были в таких вопросах щепетильными. С придурью (извини), как считали многие наши коллеги по ремеслу… – Ципурка улыбнулся. – Зато теперь ваши находки стоят на стендах многих известных музеев, даже в Эрмитаже. Вы почти что бессребреники. А вот я в твои годы и на твоем месте никогда не дал бы такое слово. А ведь ты его сдержишь, в этом у меня совершенно нет сомнений.

– Да, сдержу, – нахмурился Глеб.

Действительно, Тихомировы нередко сдавали особо необычные и ценные (в историческом плане) находки государству. В этом был свой смысл. Во-первых, жажда обогащения никогда сильно не мучила ни Тихомирова-старшего, ни Глеба, а во-вторых, некоторые раритеты просто нельзя было продать в России из-за их большой цены, а вывозить такие находки за границу совесть не позволяла.

– Вот и хорошо, мил дружочек. Теперь я могу отправиться на погост совершенно спокойно.

– Думаю, что вы еще поживете. И очень надеюсь, что мне удастся разгадать тайну этого плана до того, как вы покинете земную юдоль.

– Спасибо тебе, мой мальчик, на добром слове, – у старика подозрительно заблестели глаза.

«Похоже, дед стал совсем сентиментальным», – мельком подумал Глеб. И сказал:

– Мне нужны фамилия и отчество вашего Оскара и желательно год рождения. А также адрес его бывшей квартиры. И хорошо бы узнать о нем поподробней.

– Фамилию – пожалуйста, адрес – нет проблем, а что касается его биографии, то тут я должен тебя разочаровать. Он был настолько замкнут, что я даже не знаю, есть ли у него родственники.

– Ну хоть что-нибудь вы можете вспомнить? Вам ведь приходилось часто общаться. Может, на какие-то подробности вы не обратили тогда особого внимания.

– Попытаюсь покопаться в памяти. Только ты спрашивай. Так будет вернее. А то шестеренки в моей голове уже заржавели, и им требуется постоянная смазка.

Уходил Тихомиров-младший от деда Ципурки со странным чувством. И оно было совсем не похожим на вдохновение, которое охватывает кладоискателя, когда ему удается схватить за хвост голубую птицу удачи. В груди Глеба угнездилась какая-то непонятная тревога, которая не покидала молодого человека до самого порога его квартиры.

Известный всему Киеву мазурик[17] Васька Шнырь не очень внимательно слушал сбивчивый рассказ Петра Лупана. Когда-то они даже дружили, но Васька теперь солидная фигура в воровском мире, а Петря так и остался работягой, граком.

Они сидели в трактире Сироштана на Подоле и пили скверную самопальную водку, которую половой подавал им в чайнике. «Сухой закон», введенный царем-батюшкой в 1914 году, продолжал действовать, но его обходили, как только могли. Сироштан, например, варганил свою «смирновскую» в подвале и по ночам. Его очень крепкий «продукт» был уже не самогоном, но еще и не водкой, и пить его могли только люди непритязательные, с лужеными глотками и желудками, способными переварить даже гвозди.

• Предыдущая
• 9/62
• Следующая