Сокровище рыцарей Храма - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 56
- Предыдущая
- 56/62
- Следующая
– Потом… Ты иди, мойся, а вечером я сдам смену и, если желаешь, мы посидим где-нибудь, потолкуем.
– Заметано, – сказал Балагула, взял номерок, шайку и веник и пошел париться.
Оставшиеся после покупки одежды и обуви деньги он безбоязненно отдал Ваське, так как знал, что Шнырь у своих не ворует.
Попарившись от души и помывшись, Иона сначала зашел к мозольному оператору, а затем его взял в работу парикмахер; все эти услуги были организованы прямо при бане. Когда наконец все процедуры остались позади, и Балагула подошел в раздевалке к большому зеркалу во весь рост, то не узнал себя.
Перед ним стоял совсем другой человек: высокий, статный, чисто выбритый, с модной прической и в костюме, в котором не грех было зайти даже в приличный ресторан. Вот только с чем?
Иона пересчитал деньги, которые вернул ему Васька, и кисло скривился – на кабак, конечно, хватит, но это было не то. Балагуле хотелось развернуться во всю ширь своей анархистской души, чтобы напрочь выветрились из головы воспоминания о каторге и о скитаниях по Расее-матушке, пока он добирался домой.
С Васькой уговорились встретиться у него дома. Шнырь пообещал выставить угощение и оставить его переночевать. Этот вариант вполне устраивал Балагулу, который не знал, где приютиться. До ареста Иона снимал угол у одной вдовицы на Подоле, но идти туда ему не хотелось, чтобы не пробуждать амурных воспоминаний. В данных обстоятельствах они были совсем некстати. К тому же не существовало никаких гарантий, что место под ее теплым мягким бочком до сих пор не занято.
Чтобы убить остаток дня, Балагула, как и обещал Шаповалу, вышел на Крещатик. Увиденное поразило Иону до глубины души. Поначалу его едва не затолкали, и он стал прижиматься поближе к домам, потому что по мостовым и тротуарам катился сплошной поток экипажей и людей. Все кафе и рестораны были набиты битком, музыка гремела из всех открытых окон, и создавалось впечатление, что киевляне и беженцы праздновали Масленицу.
Элегантные мужчины всех возрастов и сословий, военные, проститутки, спекулянты, дамы в шикарных туалетах, фармазоны, изображающие из себя приличных господ, чистильщики обуви и разносчики газет, заглушающие своими звонкими криками даже звуки оркестра, наконец, чопорные немецкие офицеры в сопровождении каменноликих солдат… И все это скопище людей бурлило, пенилось, как уха в котелке, и выплескивалось с Крещатика на другие улицы и площади Киева.
«С ума сойти! – подумал ошарашенный Балагула. – Содом и гоморра!» На каторге он познакомился с умными товарищами – такими же, как он, революционерами-анархистами, но образованными, которые пристрастили его к чтению. Поэтому Иона значительно пополнил свой словарный запас, хотя в голове у него все равно остался сумбур.
Немного потолкавшись среди пьяного люду, Балагула почувствовал себя совсем чужим на этом вселенском шабаше. Веселье праздношатающихся по Крещатику было чересчур вызывающим, слишком громким и кричащим, чтобы можно было в него поверить. Создавалось впечатление, что все это происходит под девизом «А завтра после нас – хоть потоп».
Заметив военный патруль, выборочно проверяющий документы, Иона быстро свернул в первый попавшийся на его пути проходной двор, и вскоре Крещатик остался далеко позади. Бумаги, выданные ему при освобождении, могли показаться подозрительными, а снова оказаться в Лукьяновском замке у Балагулы не было никакого желания…
Васька расстарался, накрыл шикарный стол. Он где-то достал даже колбасу. Но главным украшением стола были четверть казенной водки (дореволюционной!) и керамическая миска с жареными карасями в сметане.
– Сам наловил? – удивился Балагула.
– Шутишь… – Шнырь ухмыльнулся. – Это меня один дедок снабжает. В Днепре рыбы – пропасть. А раки – как мои две ладони. Здоровущие! Еды для них сейчас хватает. Каждый день вниз по течению трупы плывут.
– Смута, – угрюмо сказал Балагула. – В селах и хуторах граки без обреза и в нужник не ходят. Чужого заметят – сразу на распил. Если чужой, значит, конокрад или просто вор. И никакие отговорки не помогают. Озлобился народ… Однажды я едва ноги унес.
– А, что там говорить! – Васька сокрушенно покачал головой. – Давай лучше выпьем за старые добрые времена.
– Не такими уж они были и добрыми. Но вспомнить есть что. Бывай здоров!
Они чокнулись и выпили. Изголодавшийся за день Балагула приналег на еду, а Шнырь лишь задумчиво поглядывал на своего гостя да смолил самокрутку.
– С табаком плохо, – пожаловался он Ионе. – Папиросы, конечно, можно достать, в основном у спекулянтов, но с большим трудом и задорого.
– Это да… А как ты стал «кусочником»? По-моему, у тебя совсем другая «специальность».
– Обижаешь… Под хозяина меня и сладкими коврижками не заманишь. Я теперь бригадир «купленных». Так что статус у меня все тот же – козырный, – в голосе Васьки появились хвастливые нотки. – И денежки хорошие идут. Народу в Киеве стало много, бани работают без выходных, сутками. Всем помыться, попариться охота. Многие думают: может, в последний раз… Такие нынче времена.
– Понял. Значит, ты со своим ремеслом завязал…
– Можно сказать, что так. А зачем? Живу я бобылем, одеться, выпить и закусить есть на что, никто меня не кантует, в уголовку не тащит… Знаешь, как немцы свирепствуют? У них везде и во всем должон быть порядок, «орднунг» по-ихнему. Чуть что – сразу в расход. Особенно не жалуют нашего брата – деловых и большевиков.
– Немцы – они такие… Меня тоже задерживали.
– Ну и как?
– Сбежал. Хорошо хоть документы недодумались отобрать. Посчитали меня подозрительной личностью. Это мне переводчик так сказал. Я ему долдоню, что бывший каторжанин, сидел в тюрьме при царе-батюшке, пострадал за правду, а он мне в ответ: мол, у вас тут все бандиты, все в тюрьмах сидели, и нужно всех русских в одну могилу положить. Ну не сволочь, а?!
– Сволочь, – легко согласился Васька. – Все они сволочи. Ну ничего, скоро наши придут, и будут немчики шпарить без оглядки до самого своего фатерлянда.
– А наши – это кто? – осторожно поинтересовался Балагула.
Его осторожность была оправданной. Поскитавшись год по России и Украине, он уже имел представление, что собой представляет революция. Брат шел на брата, сын на отца, и все это творилось по одной причине – в связи с расхождением во взглядах на будущее устройство страны. Так что «нашими» могли быть и господа офицеры, и петлюровцы, и большевики, и анархисты, затеявшие бузу в Гуляй-Поле.
– Какая разница? Лишь бы немчуру прогнали, – ответил Шнырь. – А там разберемся.
– Ты, случаем, не знаешь, жив мой хозяин, Ванька Бабай, или нет? – спросил Балагула, когда четверть опустела до половины.
Васька Шнырь вдруг сильно побледнел – стал как домотканое полотно, которое бабы расстилают летом на косогорах, чтобы их отбеливало солнце.
– Помер, – ответил он глухо, опуская взгляд на стол. – Еще в пятнадцатом году.
– Что ты говоришь? – удивился Балагула. – Надо же… А ведь был здоров, как бык, несмотря на годы.
– Здоровым он и умер. Его убили. Зарезали.
– Кто?
– Полиция убийцу не нашла… – Васька зябко передернул плечами. – Но есть у меня подозрения, есть…
Он замолчал, однако видно было, что уже пьяненькому Ваське страсть как хочется рассказать Балагуле какую-то интересную историю. Иона смотрел на него выжидающе и почему-то с неприятным томлением в груди.
– А, все равно помирать когда-нибудь придется! – махнул рукой Шнырь. – По моим следам смерть уже давно крадется, так что… Чего уж там. Ладно, слушай. В пятнадцатом один кореш пригласил меня на дело. И я, как последний дурак, недолго думая, сел на кукан…
Васька Шнырь увлеченно и красочно расписывал свои приключения на Китаевском погосте, а Балагула сидел ни живой, ни мертвый. На глазах Ионы рушилась его самая большая надежда. Он только себе мог признаться, почему с такой настойчивостью и страстью рвался в Киев.
Балагула хотел раскопать могилу, чтобы посмотреть, что лежит в цинковом ящике. Он был на девяносто процентов уверен, что там находятся какие-то ценности, потому что карлик-горбун, руководивший погребением, смотрел на ящик как кот на сало. Мало того, этот гнусный карла приказал опускать ящик в могилу очень бережно, словно в нем находилась спящая царевна… или дорогой фарфор.
- Предыдущая
- 56/62
- Следующая
