Сокровище рыцарей Храма - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 45
- Предыдущая
- 45/62
- Следующая
Первым порывом Тита было намерение выбросить подношение карлика, но ситный источал такой вкусный запах, что схимник не удержался, отщипнул кусочек и торопливо прожевал. Глядя голодными глазами на продукты, Тит после некоторого раздумья решил, что если это искушение, то никогда не поздно замолить этот небольшой грех. Ведь до сих пор он не страдал чревоугодием.
Но потом на него опять напали сомнения, и Тит уподобился коту, который смотрит на хозяйское сало и лишь облизывается от вожделения: и съесть охота, и рука у хозяина больно уж тяжела…
Однако оставим схимника в его убогой келье и попытаемся найти Ваську Шныря и Петрю Лупана. За трое суток, что они провели в обществе Овдокима, бедный молдаванин едва не тронулся умом. Ученый босяк задвигал по вечерам такие длинные и витиеватые речи, что Петря совсем ошалел. Иногда ему начинало казаться, что его голова вот-вот лопнет от большого количества незнакомых понятий.
Что касается Васьки, то он лишь посмеивался. Или у него башка была такая дубовая, что в нее не проникали Овдокимовы словеса, или он уже привык к подобным «лекциям», потому как ему больше приходилось общаться с босяком.
Иногда к костру подходили другие обитатели землянок в ярах, и тогда Васька и Петря старались держаться в тени и не вступали в общий разговор. Такое поведение у босяков удивления не вызывало. Они умели уважать индивидуализм и свободу. Не хочешь – не говори, насильно за язык никто тянуть не будет.
Нужно сказать, что и Васька, и Петря здорово измаялись за эти дни. Шнырю пришлось смотаться в Киев, чтобы договорится с Чугуном о времени, когда они пойдут на дело. Эта вылазка была для Васьки большим испытанием. Ему чудился за каждым поворотом фараон, и Шнырь едва сдерживал себя, чтобы не потерять голову и не дать стрекача, так и не встретившись с Климом.
Но все обошлось наилучшим образом, и подельники повеселели. Но в то же самое время их начала пробирать дрожь – близился миг, которого они так ждали.
– А если твой план – туфта? – не раз и не два вопрошал Васька.
– Фома неверующий! – сердито восклицал Петря. – Разве ты не видишь, какой шум поднялся вокруг нас? Дураку понятно, что это неспроста.
– Графчик, сука, заложил… – белел от бессильной ярости Шнырь. – Его работа. И нашим, и вашим. А братва все думает да гадает, почему это фараоны никак не подметут Федьку? Стучит, падла… Ну ничего, дай дело сладить. Шепну кому следует, пусть Графчика вызовут на правилку. Посмотрим, как он будет вертеться со своим Серегой Матросом.
– Если найдем клад, – рассудительно сказал Петря, – то первым делом нужно будет разделить его на три части и ноги из Киева побыстрее унести.
– И то правда… А план-то у тебя где?
Этот вопрос постоянно крутился у Васьки на языке.
– На месте, – сердито отвечал Петря.
– На кладбище, что ли? – строил догадки вор.
– Угу. Под надгробием… – Петря едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.
Лупану не нужен был никакой план. Заветную могилку с кладом он запомнил накрепко. Однако и бумажку с планом Петря не выбросил, а зашил ее в подошву ботинка, предварительно упаковав в большой рыбий пузырь – чтобы не намочить, если придется брести по лужам.
За свою обувь он не сильно переживал. Ботинки у него были старые, порядком изношенные, поэтому на них мог позариться разве что нищий или бродяга.
Но все равно во время сна Петря клал ботинки себе под голову, что тоже не было чем-то из ряда вон выходящим – так делали все босяки, и Васька в том числе. Обувь берегли, потому что у многих она была главной ценностью. Петря, как и почти все небогатые мещане, за городом ходил босиком, перекинув связанные ботинки через плечо, и надевал их, лишь ступив на мостовую.
Яры они покинули под вечер, но еще засветло. Петря было заупирался (опасно ведь: а ну как заметят?), но у Васьки был свой резон. «Ты хоть представляешь, сколько нам до Китай-горы топать? – спросил он с ноткой превосходства в голосе. – Мы туда пехом и до рассвета не доберемся. Не боись, проскочим, держи хвост пистолетом. Постараемся найти извозчика…»
Шнырь храбрился, но на самом деле от разных нехороших мыслей и предчувствий на душе у него кошки скребли. А тут еще извозчик им попался соответствующий Васькиному настроению – угрюмый бородатый мужичище с совершенно разбойничьей физиономией.
На вопрос, как он смотрит на то, чтобы отвезти приятелей в Китаевскую пустынь, извозчик хмуро зыркнул на них исподлобья и ответил: «Я куда угодно поеду, барин. Лишь бы деньгу платили». Уже один этот ответ настораживал. На ночь глядя в сторону Китай-горы извозчики ездить боялись, и их долго приходилось уговаривать.
Некоторые из них распространяли слухи, что в эти святые места в ночное время суток не пускает нечистая сила, а менее суеверные говорили, что по дороге в пустынь балуют грабители, которые для пущего эффекта надевают маски и вымазывают одежду фосфором, светящимся в темноте.
Пока они ехали, Шнырь время от времени украдкой оглядывался: не следует ли кто за ними? Однажды ему показалось, что двуколка, в которую была впряжена пегая лошадка, чересчур долго едет вслед за ними, никуда не сворачивая. Она находилась далеко позади, но у Васьки было потрясающе острое зрение. Он даже в темноте мог хорошо видеть.
Однако спустя полчаса двуколка с пегой лошадью куда-то пропала, и Шнырь успокоился. Теперь он сосредоточил все свое внимание на неторопливо проплывающих мимо них лесных зарослях. В наступивших сумерках ему чудились чьи-то недобрые глаза, которые как бы перелетали с куста на куст.
«А что, могут и пришибить… – думал Васька. – Нонче народу шебутного пруд пруди. Все голодные и злые. Война…» Он совсем не удивился, когда вдруг извозчик громко сказал «Тпру!» и двуколка остановилась.
– Что случилось? – спросил Лупан.
Ему Васькины переживания были неведомы. У Петри в голове билась лишь одна-единственная мысль – побыстрее взяться за лопаты и раскопать могилку.
– Перекур, – пробасил извозчик. – К нам пожаловали контролеры.
– Кто это? – пискнул Шнырь, тело которого от страха мгновенно заледенело.
«Я так и знал… Я так и знал…» – думал перепуганный вор, мысленно готовясь ко всем египетским казням.
– Счас узришь…
Из темноты выступило несколько фигур. Лица грабителей (а это явно были не паломники) закрывали маски.
– Чаво надобно? – спросил извозчик.
– Гоните деньгу, да побыстрее, – с угрозой сказал один из грабителей, наверное атаман.
– Деньгу? А чего ж, можно, – спокойно ответил извозчик. – Ежели просят добрые люди, то отказать никак нельзя.
С этими словами он полез за пазуху и вытащил оттуда… «кольт»!
– Миром разойдемся, али как? – спросил извозчик, нацелив оружие прямо в грудь атамана.
– Э, да это Грицко! – раздался вдруг голос из темноты.
– Грицко? – атаман явно был обескуражен. – Это же надо так… Прости, брат, не признал, ошибка вышла. Езжайте с Богом.
Грабители мгновенно растворились в зарослях. Извозчик вернул «кольт» на прежнее место, причмокнул, сказал: «Но, скотина!», и двуколка опять попылила по едва видимой в темноте грунтовой дороге.
Бледный, как полотно, Васька перевел дух и нервно хихикнул. Петря, который так и не успел до конца осмыслить ситуацию, с облегчением отпустил рукоятку ножа и вынул руку из кармана.
Атаман разбойников, наверное, даже не представлял, как близко был от смерти. При всей своей внешней неуклюжести Лупан, когда нужно было, становился быстрым и ловким. Он уже готов был полоснуть атамана грабителей ножом по горлу и скрыться в лесу.
Петря не допускал мысли, что кто-то может стать между ним и кладом. Грабители были всего лишь досадной помехой вроде мухи на стекле, которую можно запросто смахнуть, и Лупан совсем их не испугался. Едва двуколка двинулась дальше, как он тут же выбросил их из головы и снова переключил мысли на ожидание близкого финала затеянного им предприятия…
Дальнейший путь обошелся без приключений. Васька щедро расплатился с извозчиком Грицком, добавив сверх уговора еще пять рублей. «Моя жизнь стоит значительно дороже», – решил вор и расстался с деньгами со спокойной душой.
- Предыдущая
- 45/62
- Следующая
