Моя шоколадная беби - Степнова Ольга Юрьевна - Страница 18
- Предыдущая
- 18/63
- Следующая
– Африканского.
– Ну да, ахрифенского. У меня акцент, – подумав, сообщила Верка.
– А что у тебя делал посол Йенехбайской республики, который мне то ли дядя, то ли брат, скажи пожалуйста?
– Вас искал.
– Нашел?
– Нет. – Верка вдруг очень отчетливо покраснела. – Не нашел. Вас у меня не было, вы же знаете.
– Лифт не работает! – проорала Катерина Верке в лицо. Она поняла, наконец, что Верка в стельку пьяна. – Лифт не ра-бо-та-ет!
Верка завела руку назад и проверила застежку своего лифчика.
– Боратает, – возразила она.
– Так, давай по порядку. И без акцента. – Катерина попыталась взять себя в руки. – Меня опять искал негр?
– Найоб, – опять возразила Верка.
– Он сказал тебе, что ему от меня нужно?
– Почему не сказал? Сказал. «Ошень личный дел».
– Значит, не сказал. Это он тебя напоил?
– Я не пью, – от возмущения Верка снова икнула и еще больше покраснела. – Мы только присугубили.
– Пригубили?
– Ага. Русский водка с йенехбайской национальной нахлебкой... наливкой.
– Страшное дело, – пробормотала Катерина. Она вдруг поняла, что ей придется тащиться на шестнадцатый этаж пешком, и обойтись без этого никак нельзя – ключи от «Мустанга» лежали в квартире.
– Только Зойке ничего не говори, – попросила жалобно Верка и опять проверила застежку на лифчике. – Про Найоба.
– Ужас. – Катерина развернулась и потащилась вверх по лестнице.
На десятом этаже, она выдохлась, присела на свой чемоданчик и вслух громко сказала:
– Это тебе за распутство, Катерина Найобовна!
Она не знала, что расплата еще впереди.
В избушке никого не было.
Катерина гнала на «Мустанге» под двести километров, на трассе не осталось ни одной машины, которую бы она не оставила позади, она домчалась до деревухи за три часа, бросила машину в пролеске – потому что «Мустанг» не джип, уселся бы брюхом на первой же кочке. Она все это сделала, а избушка оказалась пуста, как прошлогоднее гнездо.
На столе стояли нетронутые коробки, баночки и пакеты, валялись лекарства. Подушка была примята, а ветхое одеяло комом свалилось на пол. В избушке не было никого. Можно было не зажигать свечку и не метаться с ней из сеней в комнату, из комнаты в сени, заглядывая под стол, под кровать, под колченогую лавочку, и даже за печку. Напрасно она размахивала пистолетом и, угрожая кому-то невидимому, орала: «Мерзавец! Ты ответишь за все!» Наконец она от бессилия что-то сделала такое с пистолетом, что он дернулся, громыхнул, по стене что-то чиркнуло и просвистело где-то у виска. Кажется, это называется «рикошет».
Кажется, так.
– Не хватало еще застрелиться, – вслух сказала себе Катерина. Разговоры с самой собой стали входить у нее в привычку. – Я придумаю что-нибудь. Ничего, я что-нибудь придумаю. Жизнь только налаживается. Скоро у меня будет муж, а, может, даже и брат. Найоб. – Она утерла горячие слезы, которые, оказывается, градом катились от глаз к подбородку. – Я что-нибудь придумаю!
Она выскочила из избушки и побежала к машине, как гончая, взявшая след. Запоздало мелькнула гадкая мысль, что неплохо бы было подпалить эту избу, и этот клен, чтобы у них больше не было шансов испортить ей жизнь.
До Москвы она долетела за два с половиной часа. Зато к своему пентхаузу ползла почти тридцать минут. Каждый этаж дарил ей массу эмоций: от злости на себя и весь мир в целом, до слезливой жалости, опять же к себе и ко всему миру в целом. Она не спала почти сутки, она валилась с ног от усталости, и когда ключ наконец повернулся в замке, в голове крутилась одна только глупая фраза: «Лучше переспать, чем недоспать». Катерина сделала над собой усилие, чтобы не произнести эту фразу вслух.
Она включила свет в коридоре и посмотрела на настенные часы. У нее есть часа три, чтобы отдохнуть, прежде чем она поедет к Роберту. Катерина вдруг приняла простое и гениальное решение: она не будет ничего придумывать, не будет выкручиваться, не будет врать. Она расскажет Роберту правду. А он уж путь думает, нужна ему Катерина такая, какая она есть, или не нужна.
Скорее всего, нужна.
Но сначала она сделает одно дело. Катерина шагнула в темную спальню, на ощупь нашла телефон и также на ощупь набрала короткую комбинацию цифр.
– Милиция? – зачем-то уточнила она и, получив положительный ответ, сказала безучастным голосом человека, не спавшего почти сутки: – Я знаю, где скрывается Матвей Матушкин.
– Где? – вяло поинтересовались на том конце провода.
Внезапно свет залепил глаза. Катерина заорала как резаная, а когда зрение восстановилось...
– У меня, – тихо сказала она, повесив трубку, – у меня! – Перед ней, в дверях спальни стоял Матвей Матушкин. Он был бледный, худой, но вполне пригодный для жизни и дальнейших «подвигов». На нем по-прежнему красовался куцый милицейский мундирчик.
– Я думал, что между нами...
Катерина завизжала. Она визжала долго и от души: сжав кулаки, закрыв глаза. Она никогда в жизни так не визжала. Когда разлепила веки – он по-прежнему стоял в дверном проеме, только уши зажал руками.
– Как?.. Где?.. Почему?.. Ну?.. А?.. – Катерина вспомнила, что пистолет в сумке, а сумка на полке в прихожей.
– Не понял вопроса, – усмехнулся Матушкин.
– Принеси мне, пожалуйста, сумку. У меня там... пи... па...
– Памперсы что ли?
– Нет... пилюли.
Он сходил, принес сумку, достал из нее пистолет. На что она рассчитывала?..
– И правда, пи-па! – расхохотался Матвей Матушкин.
Катерина прокляла свою тупость, снова зажмурилась и приготовилась к смерти, но он сделал вдруг совершенно невероятную вещь: вложил ей оружие в онемевшие пальцы.
– Ну, теперь ты меня не боишься?
– Руки вверх, подонок! – Она попыталась вспомнить, что нужно сделать для того, чтобы эта штука выстрелила, но не вспомнила. – Руки вверх!
– Нужно говорить: «Грабли на затылок»! – Он захохотал и с размаху плюхнулся на ее широкую кровать, на ее атласное покрывало, на ее роскошную подушку величиной с письменный стол. – А мне казалось, что между нами вполне солнечные отношения! Что ты меня не боишься. У тебя в руках пушка, под носом телефон. Ты можешь меня пристрелить, можешь вызвать ментов. А можешь сделать и то и другое. Ну?.. – Он закинул руки за голову и расправил грудь, изображая мишень.
– Ты украл кольцо, – Катерина прицелилась туда, где на синем кителе блестела пуговица и поняла, что выстрелить будет проблематично именно из-за того, что на нем милицейская форма. Разве сможет она продырявить одежду неведомого лейтенанта?
– Не украл! – Он поднял вверх указательный палец как учитель начальных классов. Длинный палец вполне подошел бы профессиональному пианисту, впрочем, говорят, у воров музыкальные руки. – Не украл! Оно свалилось с тебя во время бурного секса.
– Врешь! Она не могло свалиться.
– Ну хорошо, не свалилось. Я взял его на время, чтобы получше рассмотреть.
– Верни кольцо!
– Тебе нужно спросить, как я сюда попал.
– Верни, или я пристрелю тебя!
– Это очень не просто – убить человека.
– Ты бандит, ты забрался в мою квартиру, ты обокрал меня! Неужели ты думаешь, что если я тебя пристрелю, мне что-нибудь за это будет?
– Я не о наказании.
– Кольцо!
– Ты путаешь карты! Спроси, как я попал сюда!
– Я?.. Путаю карты?.. Ты хочешь, мерзавец, сыграть со мной в какую-то гнусную игру. Ты забавляешься, я вижу. – Катерина внезапно успокоилась, присела на край кровати и положила пистолет рядом. Она решила дать понять подонку, что первый шок прошел, что она и не думает его бояться. Она прекрасно владеет и собой, и ситуацией. Только бы голос не дрожал.
Синий атлас покрывала и темная сталь оружия диссонировали, но при этом составляли такую притягательную картинку, что Катерина пожалела невольно, что не может щелкнуть фотоаппаратом. Впрочем, на атласе все будет хорошо смотреться – и роза, и кирпич, и даже залетный гангстер. Раз он здесь, он отдаст кольцо. – Ты забавляешься, и напрасно! Думаешь, если затащил меня в койку, то имеешь надо мной какую-то власть? Для меня это ничего не значит. Я развлеклась. У тебя никогда не было темнокожей женщины, а я никогда не спала с бандитом. Я развлеклась!
- Предыдущая
- 18/63
- Следующая
