Семья Звонаревых - Степанов Александр Николаевич - Страница 15

• Предыдущая
• 15/110
• Следующая

— Серёжа! Не беспокойся обо мне, о детях. Я ведь не прежняя сумасбродная голова… Но всё же уйти совсем от работы, от того, чем я жила последнее время, не могу. Прости… Ты поймёшь меня… В Любани к тебе подойдёт девушка Алёнка. Она кое-что передаст для Блохина.

Трижды прозвенел вокзальный колокол. Лицо Вари дрогнуло. В её глазах засквозило такое отчаяние и тоска, что Сергей Владимирович бросился к жене и крепко-крепко прижал её к своей груди. Как-то вдруг, в последнюю минуту, и он и она поняли, куда и зачем он едет. Война, огонь, сражения, возможность ранения и смерти.

— Сережёнька, родной, мне страшно! — всхлипывала Варя, почти не видя сквозь слёзы лица мужа. — Береги себя, помни о детях… обо мне… Мой славный, хороший… единственный…

Звонарёв целовал её в губы, в щёки, в глаза и говорил срывающимся от волнения голосом:

— Ты — самое дорогое… Варенька… Жди! Слышишь?… До свидания, моя родная!

Поезд тронулся. Сергей Владимирович уже на ходу вскочил на подножку вагона. Не отрывая взгляда, он смотрел туда, где стояла Варя и махала ему рукой…

На станции Любань к Звонарёву подошла молоденькая белокурая девушка с небольшим дорожным чемоданчиком. Вся розовая от смущения, она спросила, с кем имеет честь говорить. И когда Звонарёв назвал себя и Варю, передала ему свою поклажу.

— Для Блохина, — тихо сказала она.

Звонарёв с любопытством взглянул на девушку и увидел, что на него пытливо смотрят смелые и весёлые глаза.

По прибытии в Вязьму, где формировалась артбригада, Борейко занялся вопросами применения тяжёлой артиллерии в современном бою. Вскоре он пришёл к выводу о необходимости реорганизации структуры бригады тяжёлой артиллерии. Он считал, что каждый дивизион должен был включать в себя две гаубичные и одну пушечную батареи, таким образом, отпадала необходимость в существовании отдельного пушечного дивизиона. По мнению Борейко, смешанные гаубично-пушечные дивизионы, приданные корпусам, могли самостоятельно решать задачи по разрушению прочных препятствий гаубицами и по обстрелу тылов противника дальнобойными пушками. Свои предложения Борейко подкрепил ссылками на опыт минувшей войны в Маньчжурии. И всё же идеи и принципы действия тяжёлой артиллерии в полевых боях оставались неясными не только командиру самой бригады, но и офицерам Генерального штаба и всем общеармейским начальникам.

«Тяжёлая артиллерия — штука умственная! Бог даст, и без неё обойдёмся, — обычно отвечали полковники и генералы, к которым не раз обращался с различными вопросами Борейко.

Но он продолжал свои поиски и вскоре прослыл самым беспокойным человеком во всём Московском военном округе.

Ещё до объявления мобилизации Борейко представил высшему командованию свой труд, в котором была подробно разработана тактика применения тяжёлых батарей в современной войне. Никто, однако, не торопился рассматривать и утверждать этот труд, в котором многое шло вразрез с существовавшими «наставлениями». Борейко ждал ответа, нервничал, злился, с чувством горечи наблюдая, как рядовым артиллеристам вдалбливалось в голову старое, отжившее и даже вредное…

Прибыв в Вязьму, Звонарёв не без труда разыскал дивизион, в котором служил его друг. Борейко как раз вёл занятия с командным составом: изучались баллистические свойства пушек и гаубиц.

Встреча состоялась во время перерыва. Увидев Сергея Владимировича, Борейко обрадовано затряс его в своих могучих ручищах и, расплывшись в улыбке, пробасил:

— Значит-таки прибыл, чёртушка! Ну, здорово, брат, здорово!

— Тише ты, медведь, — взмолился Звонарёв, — кости мне переломаешь.

Но Борейко продолжал трясти его плечи.

— И правильно сделал, что сбежал с завода. Вместе веселее будет.

— Не сбежал я, — объяснил Звонарёв. — Уволили.

— Ну и чёрт с ним, с этим заводом. Сейчас двинем ко мне, выпьем за встречу…

Он ввёл Звонарёва в небольшую, уютную комнатку.

— Будешь жить со мной. Как видишь, во всём ещё Ольгин порядок чувствуется: чистота, опрятность. — И спросил о том, что сейчас больше всего волновало его: — Как там она, моя половина? Как Славка?

Звонарёв рассказал ему всё, что знал об Ольге Семёновне.

— Саквояж, говоришь, передали? — переспросил Борейко. — Где же он?

— На вокзале, с вещами оставил, — ответил Звонарёв.

— Ну и растяпа ты!

Борейко кликнул денщика и приказал срочно вызвать к нему на квартиру из команды разведчиков бомбардира Блохина и «вольнопёра» Зуева.

Когда Борейко сообщил им о саквояже, Блохин сразу забеспокоился, помрачнел.

— Эх, как неладно получилось! — вырвалось у него с досадой. — И меня можете подвести, и сами влипнете.

Он тут же предостерёг:

— Ежели жандармы доберутся до этого саквояжа, отрекайтесь от него, Сергей Владимирович. Мол, знать не знаю, ведать не ведаю. Дескать, какой-то подлец подкинул.

В это время появился Вася. Военная форма ему шла. Выглядел он молодцевато и браво.

— Дядя Серёжа! — бросился он к Звонарёву. — Надолго к нам? Где тётя Варя? Как Надюшка?

Казалось, потоку его вопросов не будет конца.

— Я служить сюда к Вам приехал, — любуясь им, сказал Звонарёв и, достав из кармана письмо, передал Васе: — Это тебе велела отдать тётя Варя.

Блохин нервно теребил усы. Мысль о саквояже не оставляла его.

— А что, если мы с Васьком сбегаем сейчас на вокзал за вещичками Вашими? — взглянул он на Звонарёва. — Объясним, что они срочно понадобились. Вы нам только бумажку черкните, вроде доверенности, что ли.

— Может быть, как раз тебе и не следовало бы идти туда, — заметил Борейко.

— Чепуха, — отмахнулся Блохин. — Меня-то тут никто не знает. И потом я умею зубы заговаривать. Авось и обойдётся с саквояжем!

— Ладно, идите! — согласился Борейко.

Пока Блохин и Зуев ходили на станцию, Борейко и Звонарёв побывали у командира бригады полковника Кочаровского. Штаб бригады помещался неподалёку от квартиры Борейко, в здании женской прогимназии.

Выше среднего роста, широкоплечий, с большой седой головой и резкими чертами волевого лица, полковник был, по выражению Борейко, «недурственным командиром». На эфесе его шашки висел Георгиевский темляк за бои в Маньчжурии. По натуре Кочаровский был резок, даже грубоват, но прямолинеен, не признавал никаких полумер или неопределённых мнений. За это его недолюбливало начальство, и он медленно продвигался по службе.

В гвардии служил его сын, отличавшийся необыкновенно высоким ростом: больше сажени. В этом отношении сам царь считал его «эталоном» гвардейца. Даже в Преображенском полку редко появлялись солдаты, которые могли бы потягаться с Кочаровским-сыном в росте. Благодаря сыну при дворе был известен и отец, но полковник, ненавидевший карьеристов, старался держаться подальше от высшего света и никак не использовал славу сына.

Полковник любезно принял Сергея Владимировича и прежде всего справился, кто его направил в бригаду и на какую должность. Ознакомившись с предписанием начальника Главного артиллерийского управления, гласившим, что инженер Звонарёв откомандировывается с завода в распоряжение командира первой тяжёлой артиллерийской бригады, Кочаровский потребовал аттестаты на все виды довольствия. У Звонарёва был лишь денежный аттестат, так как никакого другого довольствия он не получал с завода.

Полковник поморщился.

— Право, не знаю, как мне поступить. Воинский начальник должен был снабдить Вас всеми документами. Да и зачисление в часть производится только высочайшим приказом.

— Сейчас война, господин полковник, — напомнил Борейко. — По-моему, формальности мирного времени теперь не играют существенной роли. А инженер Звонарёв нужен нам до зарезу. При нашей сложной технике никак не обойтись без специалиста.

— Что верно, то верно! — согласился Кочаровский. — Переговорю с местным воинским начальником. Возможно, он выдаст необходимые документы.

Перед тем, как отпустить Звонарёва, он неожиданно справился:

• Предыдущая
• 15/110
• Следующая