Порт-Артур. Том 2 - Степанов Александр Николаевич - Страница 26
- Предыдущая
- 26/153
- Следующая
– Вашбродь, третий взвод через час-другой окончит работу, – встревоженно сообщил Звонареву наводчик Кошелев.
Прапорщик пошел взглянуть на работу соседей. Пушка уже была поднята, оставалось лишь опустить ее на раму и соединить с ней лафет. Было видно, что Жуковский использовал свой большой служебный опыт и обогнал два других взвода.
– Итак, Николай Васильевич, мы с Борейко проиграли пари, – сказал Звонарев, подходя к капитану.
– Я держусь того же мнения. Уже через час я смогу открыть огонь из своего орудия, – ответил Жуковский.
– Это не по правилам, – запротестовал Борейко. – По закону воспрещается поднимать орудия вместе с лафетами.
– Что это вы, Борис Дмитриевич, вдруг законником стали? На войне нельзя быть таким формалистом, – усмехнулся капитан.
– Я-то формалист? – возмутился Борейко. – Никогда им не был и не буду. Но мог произойти несчастный случай и кого-нибудь придавило бы.
– На войне с опасностью, да еще проблематичной, считаться не приходится, а теперь попрошу съездить в Управление артиллерии доложить об окончании работ, организовать связь Утеса с батареей литера Б и договориться об организации стрельбы.
– Вы бы сами съездили, Николай Васильевич.
– Не люблю разговаривать с начальством. Связь я поручаю Сергею Владимировичу, а артиллерийскую часть вам, Борис Дмитриевич.
Когда третий взвод закончил работу, солдаты бросились качать Жуковского и хотели было отнести его на руках к квартире, но Борейко отстранил их и подставил капитану свою спину.
– Садитесь, Николай Васильевич, мигом домчу до дому.
– Что вы, бог с вами, Борис Дмитриевич! – запротестовал капитан.
– Раз мы проиграли, то должны, по условию, везти третий взвод на себе. Жиганов, садись на Родионова, а остальные кто на кого хочет! – крикнул Борейко.
Солдаты кинулись седлать друг друга. Звонарев подсадил Жуковского, и вся кавалькада, под общий смех и улюлюканье, двинулась с батареи, благо было обеденное время.
Борейко и Звонарев уехали в город. Слева развертывалось безбрежное море, где все было тихо и мирно, только на горизонте маячили японские миноносцы, стерегущие Артур, да у берега взад и вперед двигались тральщики, вылавливая мины. Зато в Старом городе все было затянуто облаками дыма и пыли, сквозь которые виднелись взблески огня – шла бомбардировка. Над всем этим стоял сплошной гул, напоминающий раскаты грома. Улицы казались вымершими, нигде не было видно ни одного человека, лишь изредка проносились вскачь рикши или извозчик с раненым, подобранным на улице. Но вот, перекрывая все звуки, рявкнули двенадцатидюймовки со стоящих на рейде броненосцев, посылая свои снаряды в далекий японский тыл.
В Управлении артиллерии офицерам пришлось подробно рассказать о работе, проведенной на батарее.
В это время адъютант доложил о приходе Бутусова. Генерал тотчас его принял.
– Разрешите доложить, ваше превосходительство, что зловредная батарея обнаружена моими разведчиками-китайцами. Вот схема расположения японских осадных батарей. Разыскиваемая нами батарея расположена за одной из сопок в районе деревни Шулинмин. Нанес ее на схему я со слов китайца. Кстати: из трех разведчиков-китайцев вернулся лишь один. Другого поймали японцы и отрубили ему голову. Третий погиб в перестрелке. Надо бы осиротевшим семьям выдать хотя временное пособие, а после войны назначить пенсию: ведь китайцы погибли на нашей службе и сделали большое дело. Эта помощь очень поощрит их сородичей. Они с охотой будут помогать нам, работая как разведчики в японском тылу.
– Стессель никогда не пойдет на это. Он считает, что лучшей наградой китайцам за их работу является виселица, – ответил генерал.
– Необходимо сначала проверить правильность полученных сведений, а затем уже награждать китайцев, – возразил Тахателов.
– Поручаю это дело вам. Свяжитесь с моряками и попробуйте проверить, что возможно, из доставленных китайцами сведений. Если они подтвердятся, то и представим к награде, а не выйдет это, выдадим сами денежные премии из наших экономических сумм, – обернулся к Тахателову генерал.
– Слушаюсь. Немедленно займусь им, – ответил полковник.
– А как же быть с семьями погибших? – напомнил Бутусов.
– Пока придется прибегнуть к частной благотворительности. Прошу принять от меня четвертной, – протянул Бутусову деньги генерал.
Тахателов и Звонарев тоже раскошелились. Всего собрали около ста рублей, которые Бутусов и взялся передать семьям погибших.
Хотя самих батарей обнаружить не удалось, но после обстрела указанного китайцем района зловредная батарея навсегда прекратила стрельбу.
После доклада Звонарев вышел на улицу. Здесь он встретил Варю, идущую к дому.
– Неужели вы сейчас из госпиталя? – спросил прапорщик.
– Да, а что?
– Но ведь город засыпается снарядами.
– Я сегодня отвозила больных моряков в морской госпиталь. Что нового на Утесе? Что поделывает Шурка Назаренко?
Звонарев вспомнил свой разговор с Борейко.
– Справляет свой медовый месяц.
– Вышла-таки за своего писаря! А сама уверяла меня, что скорее в петлю полезет, чем пойдет за него.
– Она вышла не за писаря.
– А за кого же? Уж не за вас ли, часом? – Вы ей всегда нравились, сколько я ее ни уверяла, что из вас выйдет такой же муж, как из меня придворная фрейлина.
– Быть может, вы со временем и будете ею, героиня порт-артурской обороны.
– Кто же стал Шуркиным мужем?
– Гудима.
– Как Гудима? Я об этом ничего не слыхала. Когда была свадьба, в какой церкви, кто венчал? Расскажите все подробнее. Вы, конечно, были шафером?
– Венчались они вокруг ракитового куста, а когда – точно мне не известно;
– Не смейте говорить гадости! – сказала, краснея, Варя.
– Увы! Это печальная правда.
Варя с удивлением и испугом посмотрела на Звонарева.
– Я завтра же заеду к ней и выругаю как следует и заставлю вернуться домой.
– Но честь вы ей не вернете.
– Гудима, по-моему, поступил подло. Я это ему прямо скажу.
– Пожалуй, тогда вам будет лучше не приезжать к нам. Кроме неприятностей Шуре, ваше посещение не принесет ничего.
– Скандалить-то буду я, а не вы, поэтому вам и беспокоиться не о чем. – И Варя, тряхнув руку Звонарева, пошла домой.
Наступившие сумерки вынудили Белого отложить стрельбу до утра. Сообщив об этом по телефону Жуковскому, друзья решили использовать вечер для посещения Ривы, у которой они надеялись узнать подробности минувшего эскадренного боя.
Как только прекратилась бомбардировка, на улицы высыпали толпы народа. Открылись магазины, на «Этажерке» появились первые гуляющие, и вскоре бульвар заполнился публикой. Военный оркестр грянул бравурный марш, и жизнь забила ключом.
Борейко и Звонарев неторопливо шли вдоль набережной. К пристани то и дело подходили шлюпки военных судов. Раздушенные, все в белом, моряки направлялись к «Этажерке». Едва они появились там, как услышали по своему адресу свистки и громкую брань фланирующих по аллеям стрелков.
– Достукались наши моряки, что им нельзя даже показаться в городе, – бросил Борейко. – Я уверен, что, командуй броненосцами лейтенанты, наверняка хотя бы часть эскадры прорвалась во Владивосток… Не зайти ли нам по дороге в Пушкинскую школу за учительницами? – предложил вдруг он.
– Это совсем нам не по дороге. Скажи прямо, Боря, что тебе хочется повидать маленькую Олю.
– Я буду очень опечален, если с ней что-нибудь случилось.
– Собираешься жениться на ней?
– Кто же пойдет за такого пьяницу, как я… Так пойдем?
– Ладно.
Приятели свернули на Пушкинскую улицу. В двухтрех местах им пришлось сходить с тротуара, обходя поврежденные бомбардировкой здания, но школа не пострадала. Только каменная садовая изгородь в одном месте была разрушена да осколки повредили несколько деревьев. Навстречу им вышла маленькая жизнерадостная Оля Селенина.
– Никак, сам господин Топтыгин пожаловал к нам со своим другом! – приветствовала она гостей. – Пожалуйте в фанзу.
- Предыдущая
- 26/153
- Следующая