У дороги - Банг Герман - Страница 6
- Предыдущая
- 6/32
- Следующая
Бай болтал без умолку. Хус курил сигару, не проявляя заметного интереса к разговору.
— Тут вот летом к пастору на каникулы приезжали сыновья, я их спрашивал: молодые люди, говорю, каковы, говорю, нынешние девицы? Ничего, подходящие? Дешевка, старина, дешевка… Говорят, они теперь уезжают в Россию — все может быть.
Хус не высказывал никакого мнения по поводу отъезда девиц в Россию. Он бросал взгляд на часы.
— Мне пора, — замечал он.
— Какого черта…
Но Хус торопился уезжать. До усадьбы было пять километров с лишком.
Они возвращались в гостиную.
— Может, проводим Хуса, — говорила фру Бай. — На улице так хорошо.
— Что ж, пожалуй. Полезно размять ноги… Они втроем выходили на улицу.
Катинка шла под руку с Баем. Хус рядом — с другой стороны. Под ногами поскрипывал снег.
— Как много звезд в этом году, — говорила Катинка.
— Да, куда больше, чем в прошлом, Тик. — Бай всегда оживлялся, посидев «в мужской компании».
— Пожалуй, — подтверждала Катинка.
— Редкостная погода, — говорил Хус.
— Верно. — Это отзывался Бай. — Канун Рождества и морозец.
— Он продержится до Нового года…
— Да ну? Неужто…
Они шли молча, а когда разговор завязывался опять, он снова был о чем-нибудь в этом лее роде.
У поворота супруги Бай прощались с Хусом.
По дороге к дому Катинка напевала. На станции Бай брал ручной фонарь и шел осматривать путь перед ночным поездом, а она оставалась стоять на пороге.
Возвращался Бай.
— Ну, вот и все, — говорил он. Катинка медленно выдыхала воздух.
— Какой славный мороз, — говорила она и отгоняла рукой пар, сгустившийся от ее дыхания.
Они входили в дом.
Бай докуривал в постели сигару. Потом говорил:
— Славный малый Хус, ей-ей, славный малый… Только рохля…
Фру Бай сидела перед зеркалом. Она смеялась. Но Кьеру Бай признавался с глазу на глаз, что уверен — Хус ни черта не смыслит в бабах.
— Я иной раз пускаю пробный шар, когда он заходит к нам вечерком… Но уверен — ни черта он не смыслит в бабах.
— Что поделаешь, дружище Бай, — говорил Кьер, и они хлопали друг друга по спине и радостно гоготали. — Не всем же быть знатоками…
— Точно… А Хус — уверен, ни черта он не смыслит.
Их звали в гостиную пить кофе.
В последние дни перед Рождеством на станции было оживленно. Все что-то получали, что-то отправляли — ни у кого недоставало терпения ждать почтальона.
Сестры Абель рассылали поздравительные открытки и справлялись о посылках.
Фрекен Иенсен принесла ящичек для сигар, перевязанный бечевкой, вдоль которой в виде украшения шли сургучные печати.
— Я сама его делала, фру Бай. Ручная работа, — сказала фрекен Иенсен. Ручная работа предназначалась для сестры.
— А фру Абель ездила вчера в Рандерс… — сказала фру Бай.
— Получила годовую ренту, — кисло заметила фрекен Иенсен.
— Домой она вернулась с кучей свертков…
— Еще бы…
— Рождество вы, конечно, справляете у фру Абель?
— Нет, фру Бай… Правда, мы живем в одном доме… Но это такие люди… Они думают только о себе…
— Прежде вы, бывало, проводили этот день в доме пастора.
— Нет, нет, только не у фру Абель, — продолжала фрекен Иенсен. — Не с каждым человеком станешь…
Фру Бай предложила фрекен Иенсен встретить рождество вместе с ними.
Вечером, когда Бай вернулся с обхода, она завела об этом разговор.
— Матиас, — сказала она, — она называла мужа по имени, когда ей предстояло сообщить ему какую-либо сомнительную новость. — Мне пришлось пригласить к нам на рождество старушку Иенсен… Она ведь не может пойти к Линде…
— Хм… Мне-то что. — Бай терпеть не мог «плешивую каргу». — На здоровье, устраивай у себя в доме богадельню.
Бай прошелся по комнате.
— Стало быть, к Абелям она не пойдет, — сказал он.
— В том-то и дело, Матиас… Они ее не пригласили.
— И правильно сделали, — сказал Бай, стягивая с ног сапоги. — Тебе одной охота с ней возиться.
Фру Бай была рада, что разговор с мужем уже позади. …Фрекен Иенсен явилась в половине шестого с плетеной корзинкой и мопсом.
Она извинилась, что принесла с собой Бель-Ами.
— Вообще-то я оставляю его у фру Абель, я всегда запираю его у них. Но нынче, понимаете, мне не хотелось… Он не помешает… у него очень тихий нрав.
Мопса положили на подстилку в спальне. Там он и остался. Он страдал сонной болезнью и совсем не шумел — только посапывал во сне.
— Он спит, как дитя, — сказала фрекен Иенсен. Она вынула из корзины воротничок и нарукавники.
Бель-Ами причинял хлопоты, только когда приходило время возвращаться домой. Он совершенно отвык двигаться.
Через каждые десять шагов он останавливался и скулил, поджав хвост.
Если поблизости никого не было, фрекен Иенсен брала мопса на руки.
В шесть часов сели за стол. Елка стояла в углу. Малыш-Бентсен с приглаженным хохолком щеголял в конфирмационном костюме.
Аппетит у него был волчий.
Бай то и дело подливал в стаканы и чокался с фрекен Иенсен и Бентсеном.
— Ваше здоровье, фрекен Иенсен.
— Твое здоровье, друг Бентсен. Рождество бывает раз в Году, — приговаривал он. И снова подливал.
Малыш-Бентсен стал красный как рак.
— Мы пьем, словно язычники, — сказала фрекен Иенсен. Дверь в контору была открыта. Телеграфный аппарат стучал без передышки.
Коллеги Бая вдоль всей линии поздравляли друг друга с рождеством. Бай поминутно выходил и отвечал на поздравления.
— Поклон и от меня, — говорила Катанка.
— Из Мундструпа желают счастливого Рождества, — сообщал Бай, стоя у аппарата.
— Да, — говорила фрекен Иенсен. — Я недаром твержу своим абитурантам: наше время упразднило расстояние, я часто им это твержу.
За десертом — пончиками с яблоками — фрекен Иенсен оживилась. Она ребячливо кивала своему отражению в зеркале и говорила: «Ваше здоровье».
На фрекен Иенсен был новый шиньон — она сама преподнесла его себе к рождеству. Теперь волосы у нее были трех оттенков.
Мало-помалу фрекен Иенсен приходила во все лучшее расположение духа.
После ужина, пока зажигали елку, Малыш-Бентсен пытался заставить Марию играть с ним на кухне в чехарду.
Катинка бесшумно ходила вокруг елки и не спеша зажигала свечи. Ей хотелось немного побыть одной.
— Интересно, получил ли Хус наш подарок, — сказала она. Она стояла на стуле и зажигала елочные свечи от восковой свечи.
В последнюю минуту она взяла со своего столика с подарками кружевную косынку — она получила ее от сестры — и положила к подаркам, предназначенным для фрекен Иенсен. Очень уж скудно выглядели эти подарки. Для них было отведено место на диване, рядом с подарками Бентсену.
Катинка открыла дверь в контору и пригласила всех к елке.
Все обошли, елку вокруг, рассматривали свои подарки — благодарили и немного смущались. Фрекен Иенсен извлекла из корзинки маленькие пакетики из папиросной бумаги и положила каждому.
Вошла Мария в белом переднике. Она разложила по местам свои подношения, а потом перетрогала все другие подарки.
После ухода восьмичасового поезда все снова собрались в гостиной. В углу по-прежнему горела елка.
Было жарко, пахло чадом от елочных свечей.
Бай пытался одолеть дремоту.
— После этакого пира тянет на боковую, верно, фрекен Иенсен? — приговаривал он. — Да тут и одним весельем будешь сыт и пьян.
Все клевали носом и поглядывали на часы. Обе дамы опять заговорили о подарках, стали обсуждать вышивку и шитье.
— Пойти, что ли, взглянуть, что на белом свете деется, — сказал Бай и удалился в контору. Малыш-Бентсен прикорнул на стуле у полки с курительными трубками.
Дамы остались вдвоем. Они сидели в углу у фортепиано возле елки, у них тоже слипались глаза.
Они вздремнули было, но тут же проснулись в испуге, — затрещала ветка, охваченная огнем.
— Скоро свечи догорят, — сказала Катинка и потушила пламя.
Свечи догорали одна за другой, очертания елки становились темными. Спать дамам больше не хотелось, они сидели и смотрели на елку — на ней светились последние слабые огоньки.
- Предыдущая
- 6/32
- Следующая
