Драконий коготь - Баневич Артур - Страница 16

• Предыдущая
• 16/80
• Следующая

Он лежал не шевелясь. Вслушивался. Больше в ауру этого места, немые шепотки, кружащие в темноте, чем в поскрипыванье досок и приглушенные постанывания где-то внизу. Появилось что-то, чего до того не было.

— Ооооох… миленький… ооох, так… так… — Голос был скорее женский, нежели девичий. — Ты меня распаляешь. Я вся горю.

Дебрен уже знал. Почти. Чтобы удостовериться окончательно, ему пришлось бы пошуметь, а делать этого он не хотел. Он чувствовал присутствие кого-то третьего. Странного, очень нетипичного.

К тому же он обещал Ленде не колдовать.

— О, Махрусе… как ты это… оооох. Чем? Мать моя… словно кто-то кипятком…

Доска скрипела теперь вроде бы помедленнее. Как бы… боязливо. Нет, глупости. Дебрен твердил себе, что должен сосредоточиться и уснуть или же взяться за дело, как пристало профессионалу. Но он был слишком утомлен, и у него болела голова. Немного от чар, немного от удара дверью.

— Да я ничего, разве что селедку на ужине чесноком закусил.

«Доска как доска, но он напуган, — понял магун, — и очень молод».

— Госпожа Дюннэ… это, наверное… Мне тоже жарко сделалось. Что такое?..

— Ооооох, ах ты, мой сладенький. Я добавлю тебе еще пять… нет, четыре… Только не прекращай…

Некоторое время стояла тишина, если не считать скрипа досок.

— Как ты сказал? Сельдь и чеснок… Ооооох!

Дебрен махнул рукой на принципы, помог себе заклинанием и уснул.

Лицо было круглое, налитое. Раздувшееся, как красная вспотевшая луна, и, как луна, покрытое оспинами. Прикрытое сверху копной наэлектризованных волос, словно диск серебряной планеты, над которой проносится горсть комет. Он видел широко раскрытые, черные горящие глаза и непроизвольно разверстый рот. Покрытые слюной губы голодного и скорчившегося от голода человека. Слюны было много, она переливалась через широкие губы покрытой язвинами физиономии, текла сквозь редкие волоски, пробивающиеся на странном подбородке. Она капала… на его голову. Украшенную шишкой, а может, буквой «о».

Дьявольщина, крыша протекала. Точно над ним, хотя дождь прекратился, а перед тем, как зарыться в сено, Дебрен удостоверился, что именно эти-то черепицы целы и уложены как следует.

Он приподнялся, чтобы передвинуть попону. И услышал крик.

Женщина. Где-то за стеной… Кажется. А может, кошка? Ветер?

Он слушал. Лай собаки — далеко, может, даже в пригороде. Пение веселой подвыпившей компании — гораздо ближе, он улавливал даже всплески луж, в которые падали выпивохи, и хохот остальных. Пищалка стражника на валах. Шорох мышей.

Крик не повторился. Дебрен хотел взять штаны и вздрогнул от ледяной влаги. Можно было пойти и без штанов, в конце концов, это же бордель, а вокруг дома палисадник в полтора мужика высотой… Но Ленда…

После недолгого колебания он улегся. Нет, ему не хотелось встретиться с переросшей девицей, во всяком случае, не голым, прикрытым лишь собственными, стыдливо скрещенными руками. Крикнула не она. Интересное дело: может, кошки, может, ветер… Но не она — в этом он был уверен. К ней бы…

Довольно. Это не Ленда Брангго с двойным «г». А за беготню по Виеке с голым… ну, известно чем… здесь берут штраф в размере гривны с гаком. Что за чушь! Не иначе, по поговорке: грубль с четвертью.

Прежде чем вновь погрузиться в сон, он вспомнил об обещании. Любопытно.

Они пришли рано, между восходом солнца и первым пением петухов. Достаточно рано, чтобы застать его спящим, — и достаточно поздно, чтобы не искать впотьмах. Умно, да и руководил ими тоже не дурак.

— Ксеми, встань здесь и целься в просвет. — Когда она шептала, ее голос звучал не так строго. — Щапа, как ты его держишь, дурная баба. В кого собираешься стрелять? В крысу? Да держите вы эту чертову лестницу.

На сей раз она была в высоких ботинках. До середины икры, кавалерийских, но без шпор. Из голенища правого торчала костяная рукоять ножа. Второй нож она держала в зубах. Облегающая стройные ноги юбка, такая же, как раньше, накидка, украшенная махрусовым кольцом [5], в руке палка, как у портового охранника, волосы стянуты на затылке в тугой узел.

В предрассветных сумерках он еще не различал цвета ее глаз. Разочарование и вспышки отчаяния — увидел.

— Так я и думала. — Теперь, когда она встретила его внимательный, немного насмешливый, предупреждающий взгляд, планы у нее изменились, и нож из зубов перекочевал в левую руку. — Только честные люди спят крепко. И пьяницы. Надо было тебя как следует угостить. Моя вина.

— Приветствую, Ленда. И вас, уважаемая госпожа кухарка.

Толстомордая женщина с заляпанными тестом волосами чуть не свалилась с левой лестницы. Быстро осенила себя знаком кольца и при этом ухитрилась не выронить кочергу, однако было видно, что одна наверх она не полезет. Зато через последнюю перекладину правой лестницы быстро перебрались сразу две женщины. Молоденькая, испуганная, в дешевом льняном платьице, обеими руками сжимающая тесак, и тощая, маленькая, прожившая на свете раза в три дольше. Прической, красотой и чистотой она ничем не уступала хорошо послужившей метле. Одета она была в слегка поношенное дамастовое зеленое платье, стоящее не меньше хорошего вола, а в качестве дополнения выряжена в кольчугу. В руках держала топорик.

Вся троица остановилась у лестницы в добрых двух саженях от зарывшегося в сено чародея.

— Не знаю, в чем дело, — Дебрен уселся, подгреб побольше сена к животу и бедрам, — но оставайтесь там, где стоите, пока мы не выясним что к чему.

— Кучкой, — прошипела та, что не краше метлы. Дебрен, быстро сложив пальцы, направил их прямо в переносицу между маленькими глазками. Женщина попятилась, чуть не переступив через последнюю балку, за которой ее ожидали десять футов пустоты, твердый глинобитный пол, а возможно, и Щапа, уже с правильно нацеленным острием болта.

Это их малость отрезвило. Всех троих. Кухарка уже раньше намертво приросла к лестнице.

— Я не ищу ссоры. — Это была истинная правда. Искал он край попоны и способ обернуться ею так, чтобы это выглядело достойно и не слишком жалостно. Проклятые бабы. — Может, я немного задремал, простите, но я уже ухожу. Мне лишние неприятности ни к чему.

— Дай-ка арбалет, Ксеми, — бросила через плечо скверно ухмыляющаяся Ленда. — А ты, Дебрен, не пугай. Мы здесь одни женщины, но не из пугливых. Покрупнее тебя молодцов в «Розовом кролике» на лопатки раскладывали, последние соки из них выжимали и полуживых за ворота отправляли.

— Верю. — Он заставил себя улыбнуться так же, как она. — Но арбалет оставьте внизу. Иначе прольется кровь. Бабская. Я не о твоих тяжелых днях, принцессочка.

— Не трепись! — буркнула она. — Ксеми!

Она опять продемонстрировала скорость и кошачье чутье пространства. За спинами двух остальных, где практически не было места, вдобавок хватая на бегу корд зубами и не задев ни щек, ни косы той, что с тесаком, она прыгнула к свободной лестнице. Ксеми — может, не столь быстрая, зато действующая по первому приказу — была уже там, уже подавала из-за балки легкий охотничий самострел.

Им не хватило двух футов. Дебрен инстинктивно ударил гангарином, крепко. К счастью, метлоподобная вояка споткнулась, шлепнулась задом на балки. Кто-то пропищал «Ой-ой-ой!», чьи-то ноги задробили по перекладинам, щелкнул спусковой крючок самострела, а потом недалеко, но уже за стеной, раздался пронзительный визг.

— О Махрусе! Убили! Насмерть убили! — истерически запищал тонкий женский голос внизу. — Ксеми убили! Матерь Божия! Мама Дюннэ!

— Все вместе, — пробормотала ведьма в кольчуге и начала было подниматься, но тут же снова шлепнулась, вылупив перепуганные глаза, и выдала все содержимое своего желудка прямо на зеленый дамаст юбки.

Дебрен, воспользовавшись замешательством, перекатился на бок, выдернул попону из-под ягодиц, перекинул наверх. Молоденькая девчонка, бледная, как ее рубаха, зажмурилась и с отчаянным стоном запустила в магуна тесаком. Тесак закружился в воздухе, пролетел мимо Дебрена, ударился в гребень крыши, отхватил от него большую щепу, сломал две черепицы и упал на пол.

• Предыдущая
• 16/80
• Следующая