Я, ты, он, она и другие извращенцы. Об инстинктах, которых мы стыдимся - ван дер Путтен Путтен О. - Страница 8
- Предыдущая
- 8/14
- Следующая
Неясно, были ли американцы, о которых я сейчас расскажу, зоофилами, то есть испытывали ли они к четвероногим животным более сильное влечение, нежели к двуногим. Может быть, животные стали для них суррогатами (как и для половины “выросших на фермах” мальчиков-подростков, судя по результатам исследования Альфреда Кинси 1948 года), а может, их вообще оговорили. Тем не менее некоторые современные ученые считают, что зоофилия является сексуальной ориентацией и наблюдается у 1 % населения планеты. Так же, как для не-зоофилов невозможно возбудиться при виде пениса клейдесдальского тяжеловоза или немецкой овчарки, перевернувшейся на спину, чтобы ей почесали брюхо, “истинным зоофилам” не так-то просто возбудиться от человеческого существа. Один из них (кстати, врач из пригорода) смог исполнить супружеский долг в первую брачную ночь, лишь закрыв глаза и представив, что его жена – лошадь. Как ни странно, брак долго не продержался.
Когда-то в Плимутской колонии зоофилия, очевидно, не была известной сексуальной ориентацией (опять же, психосексуальная концепция ориентации появилась лишь в конце XIX века). Массовая истерия достигла пика в 1642 году, когда состоялся суд над шестнадцатилетним Томасом Грейнджером. Перевозбужденного подростка обвинили в том, что он допускал непозволительные вольности по отношению к целому ряду животных, а именно – “кобыле, корове, двум козам, пяти овцам, двум телятам и индюшке”. Я понимаю, что упоминание индюшки немного отвлекает нас от сути дела (и лучше не будем вникать в подробности того, как можно заниматься сексом с огромной птицей с когтями), но удивительно вот что: обстоятельность, с которой суд его рассматривал. У этих благонамеренных господ не было сомнений, что мальчишку надо отправить на костер за вопиющее нарушение законов природы, но вопрос заключался в том, каких именно овец он осквернил и которых из них следует умертвить. Было необходимо внести полную ясность не только потому, что скот был ценным товаром, но и потому, что если бы казнили не ту овцу, существовал ужасный риск рождения блеющего монстра с копытами. Так что в ряд выставили всех жертв Грейнджера. Дрожащей рукой мальчик указал на пятерых желтоглазых жвачных, которые были объектами его тайной страсти. В протоколе сказано, что животных “убили в его присутствии согласно закону – Левит 20; и сам он после этого был казнен”.
Подозреваемым в скотоложестве приходилось иметь дело с высокоморальными судьями и усердными обвинителями. В 1642 году в Нью-Хейвене (неподалеку от того места, где сейчас кампус Йельского университета, и лишь несколько лет спустя после суда над Грейнджером) казнили Джорджа Спенсера, сервента, известного своим “богохульством, ложью, глумливостью и блудом”, по обвинению в том, что он совокуплялся с хозяйской свиньей. Спенсер клялся, что ничего такого он не делал, но, на его беду, у хавроньи случился выкидыш. Уродливый плод (“монстр”) слишком напоминал Джорджа: у него также был “всего один глаз, а второй – белесый и деформированный”. Эмбриологическое злоключение означало для Джорджа смертный приговор.
Другой горожанин, Томас Хогг, оказался в центре скандала, когда у соседской свиноматки родился уродливый мертвый поросенок “со светлой кожей и головой, как у Томаса Хогга”. (Пожалеем женщин Нью-Хейвена, которым мертворожденные поросята напоминали потенциальных женихов.) Обвинения против Хогга были настолько серьезны, что губернатор и его заместитель лично приволокли его к свинье, о которой шла речь, и приказали нежно погладить ее. Это было необходимо, чтобы оценить, хорошо ли знакомы эти двое. В протоколе записали: “Свинья сразу же стала проявлять признаки возбуждения, причем настолько, что излила семя”. Когда же Хогг с неохотой пощекотал соски у другой свиньи, та, напротив, не ответила ему взаимностью. По крайней мере, она не опустошила свой мочевой пузырь, как, по-видимому, сделала первая свинья. Принимая во внимание посредственное знание биологии обвинителями, первая свинья, похоже, просто выбрала неподходящее время, чтобы помочиться. Хогга казнили – как и Грейнджера и Спенсера.
Жестокие законы против скотоложцев завезли в Америку из христианской Европы, где в изобилии водились религиозные фанатики вроде Фомы Аквинского. Однако в XVIII веке в Европе произошло кое-что важное. Французского крестьянина Жака Феррона осудили за то, что он занимался сексом с ослицей. Эдвард П. Эванс писал в культовом труде “Уголовная ответственность и казнь животных” (1906), что у Феррона, несомненно, не было шансов, поскольку он совокуплялся с животным. Вскоре его в оковах вели на площадь, где для него готовили костер. Но главным отличием этого дела о скотоложестве от прежних стало то, что ослицу решили не казнить. Местные жители так любили ослицу, что затеяли ради нее отдельный процесс. Там свидетели подтвердили, что она никогда не проявляла склонности к промискуитету. Еще до суда ослице был выдано свидетельство, удостоверяющее ее репутацию. Документ был подписан приходским священником, и этого оказалось достаточно, чтобы убедить судебных чиновников оправдать животное – на том основании, что ее изнасиловали.
В наши дни процесс об изнасиловании ослицы выглядит абсурдно. Но он обозначил момент, когда люди подвергли сомнению резонность наказания, требуемого Библией. Они выбрали более рациональный путь, продемонстрировав, что и глубоко религиозное общество при рассмотрении сексуальной девиантности может оставить в стороне не имеющий отношения к делу вопрос о естественности и попытаться ответить на более важный с моральной точки зрения вопрос о вреде. Лично мне не кажется, что Феррона наказали справедливо: не было установлено, что ослица пострадала. Большинству (и мне тоже) не особенно приятно думать о мужчине с ослицей, тем более благочестивой, но любой, кто видел фаллос взрослого ишака (размером с небольшой мопед), несомненно, признает, что едва ли Феррон мог причинить физический вред означенной ослице. И если она не потеряла аппетит и не подверглась остракизму со стороны сородичей, вряд ли можно говорить о психологической травме. Тем не менее, поскольку Бог недвусмысленно предписал смерть любому существу, оскверненному человеческим семенем, по своей воле или против нее, то, что эту ослицу оставили в живых, означало, что причиненный ей (изнасилованием) вред был достаточно важен для этих людей, чтобы проигнорировать непомерно жестокий приказ Бога. Оказавшись перед дилеммой, люди задумались. И в этом заключается реальный моральный прогресс. (Конечно, человека сожгли заживо. Но первый шаг был сделан.)
Теперь, когда известно, что многие люди европейского происхождения имеют элементы ДНК неандертальцев, интересно предположить, кто из разжигателей костров былых времен сам был продигием. Я не заказывал секвенирование своего генома, а предки мои происходят из многих стран, но есть большая вероятность, что я и сам в этом смысле гибрид. (Вот видите, мое подростковое увлечение пещерным человеком было абсолютно “естественным”.) В любом случае, после того, как базовые биологические познания позволили пресечь паранойю, связанную с продигиями (вскоре после процесса по делу Феррона), христиане оставили практику принесения в жертву обвиняемых в сексе с животными.
Нелепо, однако, думать, что религиозная мораль не наложила отпечаток на современные законы о скотоложестве. Сам ошибочно отделяющий людей от других животных термин “скотоложество” имеет религиозные корни: он впервые употреблен в 1611 году в Библии короля Якова. Люди, безусловно, тоже животные. В наши дни скотоложество прямо запрещено в большинстве стран, а там, где это не считается преступлением, люди, занимающиеся сексом с животными, до сих пор иногда преследуются по закону о жестоком обращении с животными. К сожалению, встречаются недоумки, которые творят с животными жуткие вещи. Но бывает, что секс человека с животным не влечет очевидного вреда для животного и даже может приносить взаимное удовольствие. Судите сами, что хуже: то, что ради прибыли у скакуна-чемпиона принудительно собирают сперму, прибегая к “электроэякуляции” (это когда в задний проход животного вводят электрический стержень и бьют по простате током), или то, что зоофил ласкает половые органы любимой лошади, чтобы доставить животному удовольствие? То, что первый случай совершенно законен, а второй считается преступлением, показывает, что законы о скотоложестве направлены на регулирование девиантных желаний людей, а не на защиту животных. Когда, рассматривая закон о половом поведении, мы видим, что вопрос о вреде имеет второстепенное значение, то нам следует переосмыслить и справедливость такого закона, и практику его применения. Проблема в том, что животное не способно словесно выразить свое согласие на секс. Однако, заметьте, многие зоофилы предпочитают в этом случае занимать пассивную позицию. И все равно эти действия считаются незаконными, даже в случаях, когда животное намеренно совершает движения тазом (представьте собаку, которая имитирует спаривание с вашей ногой), что вроде бы свидетельствует о том, что желания животного и зоофила совпадают. Забавно, что столь же непростая проблема получения устного согласия животного перед тем, как его убьют ради гастрономического удовольствия человека, не вызывает бурного возмущения. Мне не нравится ни один из описанных сценариев, но, будь я жвачным животным, пусть лучше в меня войдет член толщиной с соломинку, чем меня зарежут полуметровым ножом.
- Предыдущая
- 8/14
- Следующая