Страдание (ЛП) - Гамильтон Лорел Кей - Страница 28

Я уставилась на первый труп в пластиковом мешке, и не чувствовала радости от того, что нахожусь с мертвыми вместо разборок с живыми, но здесь хотя бы меньше путаницы. Я чувствовала себя виноватой за то, что оставила Натаниэля с Микой разбираться с беспорядком, но его сюда все равно не пустили бы. Доктор Роджерс еле-еле наскреб мне разрешение от местных копов осмотреть три первых жертвы. А просить разрешение еще и для моих бойфрендов было бы уже слишком, к тому же я не хотела, чтобы они видели все те ужасы, с которыми мне приходится сталкиваться на работе, особенно с таким, что случилось с Рашем Каллаханом. Предварительные осмотры просто ужасны. Я отбросила последнюю мысль и взглянула на тело.

Где-то должны быть бумаги, из которых я могла бы узнать ее имя, или даже немного общих сведений. Была ли у нее семья? Но сейчас ничего из этого мне было не нужно, да я и не хотела знать. Единственный способ сохранять рассудок, думать о ней как о теле — обезличенно. Если я буду о ней что-то знать, то не смогу ее воспринимать как «тело». Смотря на тело, я не хочу думать о нем как о человеке. Иногда меня беспокоит, что я становлюсь легальным серийным убийцей, а мои жертвы — вышедшие из-под контроля вампиры и оборотни, но стоя над телом в морге я понимаю, что для серийного убийцы уж слишком сильно сопереживаю. Большинство из них видят своих жертв как предметы, вроде лампы, стула, или дерева — чего-то неодушевленного. Именно поэтому они совершают свои преступления без угрызения совести. Вы же не чувствуете себя отвратительно, если сломаете стул или разобьете лампу?

Я пялилась на тело и изо всех сил стараясь думать о нем обезличенно, а не представлять отца Мики на больничной койке, а так же о том, через что пришлось пройти этой женщине перед смертью. Я пыталась задвинуть эти мысли на задний план, потому что если буду думать об этом, то ничем не смогу помочь Я не смогу работать, если меня будут захлестывать эмоции. Ура, я не становлюсь бездушной машиной-убийцей.

Бу-э, я пялилась на почти сгнивший труп и могла думать только о том, какой это ужасный способ кончины.

— Поразите нас, Блейк, — сказал детектив Рикман.

А я разве не упомянула, что у меня были зрители? Доктора Роджерса и коронера, доктора Шелли я вроде как ожидала увидеть, но помимо них здесь находились сержант Гонсалез, Рикман, его напарник детектив Коннер, капитан Уолтер Берк, заместители шерифа Эл и Гуттерман. Эл скорее всего стал старшим офицером после того как Раш получил ранение, но мне было интересно, если двое офицеров здесь пялятся на труп, то сколько их коллег осталось снаружи чтобы служить и защищать? Городок у них маленький и в департаменте шерифа не может быть много сотрудников, но я не стала ставить под сомнение распределение рабочей силы под руководством Эла. Он был главным и знал с чем работал.

Зрители были одним из условий, при которых Рикман перестал ссать кипятком из-за того, что я допущена до осмотра тел. Очевидно, он боялся, что я сделаю что-то с жертвами или применю какую-нибудь подозрительную магию. Мне и раньше приходилось нарываться на таких как он офицеров. Некоторые были сверхрелигиозны и думали что я зло, но у большинства возникали со мной те же проблемы, что и со всеми остальными копами-женщинами, или федералами, которые хоть как-то вмешиваются в их дела. Я была женщиной, копом, безбожной ведьмой и федералом в одном флаконе — так много причин для ненависти со стороны других копов.

В очень редких случаях объединяются столько различных подразделений полиции — приятное зрелище. Думаю это из-за отличного послужного списка и репутации шерифа Раша Каллахана собралась такая солянка, чтобы хоть как-то помочь. Обычно полиция вгрызается в сферу своих полномочий как собака в последнюю сахарную кость. С годами ситуация улучшается, но копы до сих пор не спешат поделиться информацией, за исключением тех случаев когда хотят спихнуть на кого-то нудное дело, которым не хотят заниматься. Это дело было запутанным, но никак не нудным и был ранен один из их коллег, так что оно становилось личным. Даже больше — раскрытие такого дела могло хорошо послужить чьей-то репутации. А его провал — никогда не подняться с низов. Я со своими делами справлялась.

Хотя с такой толпой в комнате у меня начала проявляться клаустрофобия. Словно на меня напирали стены, заставляя продвигаться ближе к телу. Доктор Шелли, наконец, обернулась и сказала:

— Джентльмены, вам разрешено наблюдать, а не дышать нам в затылок. А сейчас, все сделали два больших шага назад. — Она пододвинула очки обратно на нос тыльной стороной руки в резиновой перчатке и уставилась на них, потому что они и не думали двигаться. — Это моя часть расследования, моя территория. Вы здесь, потому что я разрешила вам здесь находиться. Если не дадите нам пространства для работы, я выставлю вас, это понятно? А теперь живо отошли назад.

Она мне нравилась. Мужчины обменялись взглядами, как бы ожидая — кто же отойдет первым? Гонсалез был первым отступившим назад, затем Берк, заместители, и, наконец, Рикман. Может быть, не только мне он не нравился, но и всем женщинам?

— Благодарю, господа, — сказала она голосом, в котором не слышалось недовольства. Она повернулась ко мне и доктору Роджерсу. — Маршал Блейк, теперь, когда мы можем передвигаться, ни на кого не натыкаясь, у вас есть какие-нибудь вопросы?

Рикман заговорил:

— Мы хотим знать, что такого видит она, чего не увидели мы, а не то же самое, что вы уже нам рассказали.

Шелли повернулась, и мне не нужно было видеть ее глаза, чтобы знать, что она послала ему свой холодный взгляд. Это был хороший взгляд, и мы все уже видели его несколько раз. Этот взгляд напомнил бы вам учителя младшей школы, который может заставить одним взглядом замолчать тридцать детей, вот только в ее исполнении он был более грозным.

Рикман собрался и выдал свою версию вызывающего взгляда; такой мы тоже уже не раз видели.

— Если снабдишь ее информацией, Шейла, мы не узнаем, действительно ли она сможет внести ценный вклад в это дело или же она еще один федерал, который хочет встать у нас на пути.

— Это мой морг, Рики. И я руковожу им на свое усмотрение. — Ее голосом можно было замораживать, но из-за того, что он назвал ее по имени, я подумала, возможно, между ними были не только чисто-деловые отношения. Хотя конечно, может он хотел отметить тот факт, что ее звали Шейла Шелли. Он наверно не привык использовать имена, которые были так же плохи, как и его собственное — Рики Рикман.

— Она вроде как считается этаким опытным экспертом по зомби; пусть доказывает это, — сказал он, бесстрашно.

— Я могу поднять зомби из могилы, — сказала я. — Может в этой комнате кто-то сделать это еще?

Наступила тишина и кое-кто нервно переглянулся.

— Неужели я снова должна напоминать, что поднимаю мертвых? Прошу прощения, но это — психический дар. Если бы я могла, то обменяла бы его на что-то другое, но, к сожалению, это так не работает. Я поднимаю мертвецов и делаю из них зомби так же, как некоторые пишут левой рукой или имеют предрасположенность к голубым глазам. Просто это — есть; я подняла первого зомби, когда мне было четырнадцать, так что — да, это делает меня экспертом по зомби, детектив Рикман.

— Как я уже сказал, поразите нас, Блейк.

— Вон из моего морга, — рыкнула доктор Шелли.

— Уже бегу, Шейла, — отозвался он.

— Прекратите использовать мое имя, как будто это сделает нас друзьями, детектив. У вас есть проблемы с женщинами при полномочиях, всегда были, и, видимо, всегда будут. — Она повернулась ко мне: — Простите, маршал, ничего личного, он всегда такой.

— Как ему удалось стать детективом в таком молодом возрасте, если он всегда такая гигантская заноза в заднице?

— К сожалению, когда детектив вытаскивает свою голову из задницы, он действительно неплохой детектив. Он раскрыл пару крупных дел и спасал жизни, ловя монстров, уже в начале своей карьеры. Я имею в виду убийц, не ваших монстров.