Заговор богов - Крабов Вадим - Страница 17

Как принято у большинства рогатых мужей, Бехруз не замечал взглядов, которыми обменивались его благоверная и молодой помощник. А если бы и заметил, то наверняка закрыл бы глаза. Староват он стал для супружеского долга, а здесь же, хвала Предкам, появилась возможность завести себе отдельную спальню. Не ревнив был Бехруз, женившийся в свое время исключительно из-за приданого, и достаточно мудр, чтобы не искать ссоры с приближенным самого Руса Четвертого. Может, из-за того старый купец и губил себя вином, ища забвения.

После успешного лечения в госпитале ордена Исцеляющих, не взявших с пациента ни лепты, Адыгей стал преданным Русу сильнее единорога, воспитанного с жеребячьего возраста. Вопрос, был ли Каган «ночным князем» на самом деле, ранее казавшийся наиважнейшим, вдруг превратился в незначительный факт. Теперь он просто не видел разницы в прошлом своего… здесь он затруднялся с определением, но смел надеяться, что сам Рус считает бывшего «степного волка» другом.

Выйдя из больницы, Адыгей удостоился свидания со страшно занятым Русом и с удивлением узнал, что купец Бехруз с женой уже в Эолгуле.

– Ты сними в той же таверне комнату, я разгребусь с делами и займусь тобой. Помнишь, я тебе биржу… ну, когда корабли можно целиком продавать, не видя их, помнишь, обещал тебя туда пристроить?

– На память не жаловался… – только и успел пробормотать ошарашенный Адыгей, пребывавший в самых смешанных чувствах.

– Вот и отлично! Обязательно тебя найду, как только освобожусь! – пообещал Рус и скрылся. Только пыль от его скакуна долго не оседала.

«Воронок», – в голове «волка» почему-то всплыло имя Русова единорога. Наверное, потому, что почувствовал нечто, отдаленно напоминающее расставание преданного рогатого коня с хозяином.

В связи с массовым исходом тирского народа в пятно, создание биржи Рус вынужденно перенес в Кушинар. А по мере дальнейшей мысленной проработки сей гениальной идеи – трансформировал ее в банковскую, как более приближенную к меняльным домам Кушинара.

– Ты бывший «ночник», Адыгей, ты не хуже меня представляешь, сколько золота лежит по виллам да городским домам. Держи пергамент. Я набросал некоторый план, как совершенно законно сделать эти деньги нашими. Я не шучу – нашими. Одному мне это дело не потянуть, а с помощниками я привык иметь доли в общем деле. Настоящим управляющим будешь ты, а Бехруз прикрытием. Мне, сам понимаешь, будет недосуг заниматься банком – других дел полно. Так что за время плавания ради всех богов, изучи эту пару свитков, а не только с Эльвирией милуйся. Не увлекайся! Купец хоть и дурак и пьяница, но глаза имеет. Или напоет кто-нибудь из доброхотов. На судне народу много.

С этим напутствием Рус и отправил Адыгея в морской круиз вокруг континента: тирский Далор, расположенный на южном побережье Гелинского моря, пролив Дорога Археев, Океан, побережье Гроппонта, выступающий далеко на запад пустынный полуостров Тартарол и, наконец город-княжество Кушинар. При хорошем ветре, без захода в попутные порты это романтическое путешествие должно продлиться примерно месяц. Торопиться было некуда, и Рус не хотел раньше времени пугать Бехруза и его неверную жену падением в «зыбучую яму».

Спешить-то Рус не спешил, но Адыгея, поселившегося, разумеется, в офисе будущего банка, в покое не оставлял. Еще за два месяца до отказа больших меняльных домов открыть общее с князем дело, бывший «степной волк» гулял по крупным городам ойкумены, прикупая или арендуя подходящие здания, нанимал охрану для будущей «меняльной лавки».

Рус отправлял его по старым координатам, когда-то стоившим тогда еще простому секретарю Пирку – а теперь фактическому наместнику князя, или, как здесь называли, райгойду Кушинара, – приступов сердечной жабы и седых волос. Хвала богам, все обошлось: неосторожно данная клятва не нарушилась, и все карты с координатами незаметно вернулись в гильдейский архив, будто и не пропадали вовсе.

Адыгей, верхом на спокойной серой кобыле по кличке Крупинка, обычно уходил под утро, после быстрой проверки безопасности выхода из «ямы» лично Русом. «Степной волк» изображал раннего путника – приказчика богатого кушинарского купца и вместе с первыми солнечными лучами проникал сквозь городские врата, по всем местным правилам честно заплатив пошлину. Кое-где приходилось пристраивать Крупинку в специальных, для того и предназначенных конюшнях и покорять город пешим ходом; в иных городах предлагали свои услуги многочисленные кули – ничем не отличимые от своих земных азиатских коллег, а в некоторых полисах разрешалось передвигаться верхом на животных. Ойкумена оказалась большой и разнообразной – это поразило молодого тиренца, ранее не покидавшего родных пределов. Если о Месхитии, Галатии, Гроппонте, Кафарии, естественно, о соседней Эндогории, о Фракии – родине любимой женщины – он знал или слышал, то об иных странах, объединенных, пожалуй, только верой в «общепризнанных» богов, зачастую за вычетом одного-двух (да простится им святотатство!), да распространением гелинского языка – и в потаенных мыслях не подозревал.

В первом же городе, в Гиркатласе – столице Гириканского царства, затерявшегося в восточных болотах ойкумены, имеющего в своем составе одноименное альганское пятно (размерами меньше Кафарского) и на севере граничащего с каганским обиталищем по имени «Проклятое», не оказалось Храма Эола, почитаемого бывшим «волком». Пришлось ему найти храм всех богов и помолиться в нем. И удовлетворенно отметить: «Вот оно – просвещение. Если есть за что благодарить коварных эндогорцев, то только за приобщение нас к общим божествам». – И Адыгей, обходя центральную колонну, еле сдерживая слезу от нахлынувшего экстаза, с удовольствием восхвалил все двенадцать общегеянских богов-месяцев: Селена, Эос, Гидрос, Эскулап, Эребус, Гелион, Гея, Пирений, Меркурий, Лоос, Эол, Аресилий. Шел от начала года – холодной Селены, до конца – чуть менее холодного Аресилия, который в военной хитрости своей держал у себя самую длинную в году ночь.

Адыгей, почитавший Предков больше, чем непредсказуемого Сильнейшего Эола, сам не ожидал от себя такой полноты чувств. Где-то на краю ойкумены, даже в большем захолустье, чем его родной Тир, эти общие боги словно сплели его со всей землей, со всеми жившими на ней людьми. Тиренец тогда впервые заметил, что черты лика Эребуса размазались, а Лоос – изменились. Причем он не мог сказать, как именно, но изменились – это точно. Какой-то глубиной своей, да, пожалуй, постарше стала.

«Ой, верно говорил Рус – Лоос не погибла, а сменила сущность. Это же видно!» Впрочем, бывший «ночник» недолго предавался непривычной для него ностальгии. Она в принципе появилась исключительно из-за того, что молодой степняк впервые оказался на краю земли, в каких-то дарковых болотах, в забытых Предками далях, в проклятом гнилыми гулями месте. Через полстатера тиренец вздохнул, помотав головой стряхнул наваждение, и весь религиозный экстаз пропал. Еще раз вздохнул и пошел прочь из Храма. Пора было приступать к выполнению поручений Руса.

Не верил Адыгей в эту глупую затею – «банк!»: «Солидные состояния и так в надежных подвалах хранятся, даже более надежных, чем те, которые Рус предлагает в банках устроить. Средние деньги дома в тайники прячут и добровольно с ними ни за что не расстанутся, а у бедных людей и денег-то особых не бывает, им бы из декады в декаду прожить», – рассуждал он, но распоряжения исполнял в точности. Потом выезжал из города к месту прибытия, «звонил» и отправлялся домой – под крылышко Эльвирии. Если повезет, конечно. Сильно они не наглели – спали все же в разных комнатах.

Но сначала, конечно, подробно отчитывался. Рус узнавал точное расположение снятого дома – будущего банка, обязательное наличие в нем подвала, отмахивался от нелицеприятной оценки качеств нанятых охранников и всегда интересовался: «И как там?..» Адыгей прекрасно понимал, о чем он.

– Рабство отменено царским указом, археи сильно не возмущались. – рассказывал он о первом путешествии, в Гирикан. – Там все равно пятно рядом, туда почти все убежали. Как и везде – цепи терялись, колодки раскалывались. Да! Там каторга крупная, в болотах недалеко от столицы, железо выкуривают, – так оттуда узники не освободились почти никто. Видать, по делам сидели. И вообще, порядок у них в столице, не смотри, что край земли.