Оживший покойник - Стаут Рекс - Страница 2

• Предыдущая
• 2/18
• Следующая

– А теперь у вас эти сомнения появились? – спросил Вульф, поскольку она замолчала.

– Естественно! – воскликнула она. – Я не удивилась, когда узнала, КАК он совершил самоубийство. Всегда отличался экзальтированностью, был, как говорят, человеком со странностями. Оно и понятно, лучший дизайнер Нью-Йорка, привык к саморекламе. Он снял с себя всю одежду и прыгнул в гейзер Йеллоустонского парка.

Вольф неожиданно улыбнулся. Я посмотрел на девушку с невольным восхищением: меня поразила ее невозмутимость и ровный голос, которым она рассказывала о таких кошмарных вещах. Конечно, прошел уже целый год, но все же…

– В этом гейзере очень глубоко, – продолжала Синтин, – Температура воды там гораздо выше точки кипения. Это я выяснила из статьи, которая была напечатана в какой-то газете.

– Действительно, необыкновенный конец! – согласился Вульф. – А почему вы сейчас стали сомневаться в том, что это самоубийство?

– Потому что он не умер, он жив. Я видела его живым и здоровым на прошлой неделе в Нью-Йорке.

Я почувствовал было некоторое облегчение, подумав, что настал тот момент, когда самоубийство превратилось в убийство.

В детективном деле – это тот стержень, на котором все держится. Заголовок в газете со словами «убитый человек», сразу же привлекает внимание, вызывает интерес, и вот – на тебе, этот «убитый человек» у Синтин стал «ожившим покойником». Весьма оригинально!

Тут же я подумал: если ее дядя Поль жив, то плакало ее наследство и доля в деле, значит она и нам не сможет как следует заплатить! Отношение лично к ней оставалось у меня, разумеется, прежним: хороша собой без всяких «но», голос очаровательный, и все такое. Но если судить профессионально, наш интерес к ней значительно ослабел, поскольку вопрос гонорара для меня, да и для Вульфа, никогда не стоял на последнем месте.

Поэтому я разрешил себе немного расслабиться, похлопал записной книжкой по столу, за которым обычно сидел вполоборота к Вульфу, чтобы хорошо видеть посетителя, которого непременно сажали в красное кресло. Некоторые стеснялись этого, но Синтин, одетая в желтое платье, из какого-то странного материала, кажется, японского шелка, и коричневый жакет в крупную желтую клетку, с непонятным сооружением на голове, выглядела на красном фоне великолепно.

Если Синтин сама придумала этот ансамбль, то Вульфу придется проглотить свой скептицизм по поводу ее таланта.

– Когда и где вы увидели своего дядю живым? – спросил Вульф.

– Случилось это в прошлый вторник, 3-го июля. Завтра исполнится ровно неделя… Мы показывали осеннюю коллекцию моделей для прессы. Обычно не используем для этого отели, поскольку наш собственный зал на 200 человек достаточно удобен. На такие показы, как правило, не пускают посторонних, чтобы избежать толкотни и неразберихи… Я как раз демонстрировала черно-синий ансамбль из облегченного твида, когда увидела дядю Поля. Он сидел в пятом ряду между Агнесс Дембертон из «Вог» и миссис Гамперт из «Геральд Трибьюн». Если вы спросите у меня, как я его узнала, я бы не смогла вам этого объяснить, просто я ЗНАЛА, что это он, у меня не было ни малейшего сомнения…

– А почему, собственно, вы могли не узнать его? – спросил Вульф.

– Потому что у него была борода, на носу очки, а волосы приглажены и зачесаны на левую сторону. Все вместе выглядело кричаще, что совершенно несвойственно дяде Полю. Борода, правда, была подстрижена… Вообще-то его было трудно узнать. Сначала у меня не было полной уверенности, что это он. И к лучшему, иначе бы я уставилась на него и остановилась.

– Позже Полли Фарелла спросила у Бернарда Домери, племянника Домери-старшего, что это был за мужчина с такой большой бородой. Бернард ответил, что бородач – по всей вероятности, представитель «Дейли Уоркер». Конечно, мы знали большинство приглашенных на показ представителей прессы, но не всех. Когда я демонстрировала еще одну модель – длинное подбитое мехом пальто из «клайншель-ратина», я снова незаметно посмотрела на бородача. И тут я окончательно его узнала. Не догадалась, а узнала. Это меня настолько поразило, что я была вынуждена уйти с помоста быстрее, чем следовало. А в комнате, где мы переодевались, постаралась никому не попадаться на глаза. Мне хотелось подбежать к дяде, поговорить с ним, но я не могла это сделать, чтобы не сбить порядок демонстрации. У меня было еще четыре модели для показа, одна из них – гвоздь сезона – платье из материала в белую полоску с рукавами-буфф и интересной отделкой. Я была обязана довести показ до конца. Когда шоу закончилось, тут же поспешила к дяде. Но он уже ушел.

– И что же дальше? – спросил Вульф.

– Я выскочила в коридор, пробежала до лифта – все напрасно, он исчез.

– И вы его больше не видели?

– Нет. Лишь тогда на демонстрации моделей.

– А кто-нибудь еще его узнал?

– Не думаю… Да нет, уверена, что не узнали, иначе бы поднялся шум. Представляете, оживший мертвец?!

Вульф молча кивнул. Его грузное тело словно застыло в массивном кресле. Широкое лицо было непроницаемым. Жили только глаза.

– Многие ли из людей, присутствовавших на показе, знают его?

– Конечно, его почти все знают. Он был очень популярен в своем кругу. Почти так же, как вы в своем.

Вульф сделал вид, что не заметил комплимент.

– Скажите, насколько вы уверены, что это был именно он?

– Абсолютно! У меня нет ни малейших сомнений на этот счет.

– И вы не узнали, за кого он себя выдает?

Она покачала головой.

– Я не смогла ничего о нем узнать, да и некому было задавать вопросы. Мне пришлось бы расспрашивать слишком многих, а вряд ли кто смог бы что-либо толковое сказать… – Она заколебалась. – Билеты у нас представителям прессы раздаются довольно свободно. Вообще-то, их рассылают официально, но те, кто знает каналы, по которым их можно раздобыть, без труда попадают на все наши шоу. Ну а дядя все, разумеется, хорошо знал.

– Вы кому-нибудь обо всем этом рассказывали?

– Ни одной душе. Пыталась сама разобраться, что все это значит, решала, что делать…

– Мне думается, что вы должны просто забыть о случившемся, – сказал Вульф. – Вы говорили, что унаследовали половину, – тут он сделал гримасу, – дела вашего дядюшки? А что еще? Какое-нибудь недвижимое имущество, бумаги, деньги в банке?

– Нет. Никакого имущества, кроме мебели в его квартире. Его поверенный сказал мне, что у него нет ни счета в банке, ни каких-либо ценных бумаг.

– Та-ак… Это, конечно, не миниатюрные вещи, которые можно унести с собой. Но все же у вас имеется половина его дела. Оно верное?

Синтин улыбнулась:

– Как говорит Полли Фарелла, в прошлом году наше дело оценивалось в два миллиона, а нынче наш доход еще увеличился.

– Тогда почему бы вам не позабыть этот инцидент? Не все ли равно, из каких соображений ваш дядя надумал носить бороду и парик? Если вы припрете его к стенке, заставите побриться и смыть помаду с головы, вы лишитесь своей доли состояния со все возрастающим доходом. Все это принадлежит ему. Лично я с вас ничего не возьму за подобный совет.

Синтин решительно затрясла головой:

– Нет, я должна знать, что творится, в каком я положении. Я…

Она умолкла, закусив губу, старалась сдержать эмоции, которые, нет-нет, да и прорывались наружу. Справившись с волнением, сказала всего лишь одну фразу:

– Я страшно огорчена.

– Тогда вам следует не торопиться с решением. – Вульф проявлял невероятное терпение и я, продолжая стенографировать, отлично понимал, что это неспроста. – Никогда не решайте ничего, когда вы расстроены… – Он погрозил ей пальцем. – Несмотря на свою уверенность, вы все же можете и ошибиться. Действительно, как вам удалось узнать вашего дядю? Другие-то его не узнали? Только потому, что жили с ним в одном доме и близко его видели? Но ведь и остальные знали его не хуже. Особенно, партнер по делу – мистер Домери. Вы сами говорили, что они были знакомы 20 лет. Присутствовал ли Домери в тот раз на демонстрации моделей?

• Предыдущая
• 2/18
• Следующая