Охота за головами на Соломоновых островах - Майтингер Кэролайн - Страница 43

• Предыдущая
• 43/85
• Следующая

Вот такой едва научившийся ходить ребенок с покрытым нарывами подбородком и заставил нашу экспедицию бросить работу в этой деревне.

Без всякой видимой причины экспедиция снова приобрела уважение матерей, и я писала портрет женщины, которая, с трудом сохраняя равновесие большой корзины с бататом на голове, одновременно успокаивала малыша, колотившего ее по ногам (нас всегда удивляла принятая система воспитания детей в стране, где можно убить и не обязательно быть повешенным за убийство). Этому толстому, горластому и зубастому малышу было не менее двух лет, но он все еще сосал грудь матери, хотя видно было, что она пуста. Малыш топтался у ног матери, время от времени хватал грудь, кусал ее и злобно дубасил кулачками по пустой груди. Женщина не оказывала малейшего сопротивления и как будто даже не замечала малыша, разве что ребенок заставлял ее качнуться от удара, нанесенного головой в живот. Такое поведение ребенка нельзя считать необычным, но смотреть на это было неприятно. Больше всего мне мешало, что кожа нашей модели была измазана выделениями из нарывов на подбородке ребенка. Маргарет все время обмахивала женщину пальмовым листом, отгоняя тучи мух, летавших между мной и моделью.

Сеанс продолжался более часа. Мне достаточно приходилось в жизни позировать, и я прекрасно знала, как трудно высидеть с протянутой рукой хотя бы пять минут. Больше всего я опасалась, что женщина не выдержит и уйдет. А мне самой нужен был перерыв. Я отложила в сторону палитру и кисти и вместе с Маргарет отправилась на окраину деревни, где лежали кокосовые орехи, наполовину зарытые в песок, чтобы сохранить их прохладными. Так же как и местные жители, мы брали орехи, проделывали в них отверстия и утоляли жажду кокосовым молоком. Сок орехов — прохладный и сытный напиток, хотя по вкусу он напоминает мыльную воду. Мы рисковали получить дизентерию, так как к орехам прикасались руки туземцев, а мы прикладывали губы к отверстиям, пробитым нами в скорлупе.

О, лучше бы мы на этот раз умерли от дизентерии или от чего угодно, прежде чем увидели нашу модель, снисходительно посмеивающуюся над проказами малыша. Схватив мою палитру, ребенок размазывал по себе краски. Ядовитый свинцовый сурик покрывал его колени и голову, не менее ядовитые свинцовые белила были размазаны по рукам и лицу, а уши покрыты мышьяковой зеленью. Мы даже не поняли, были ли его нарывы покрыты белыми гнойными выделениями или свинцовыми белилами. Ребенок неминуемо должен был умереть не сегодня-завтра, во всяком случае раньше, чем мы успеем убраться с Гвадалканара.

Мать ребенка, никогда не знавшая о существовании масляных красок, была очень спокойна и думала, что всякая краска смывается водой, но мы отлично понимали ужас положения. Мыла у нас не было, и мы были вынуждены пользоваться скипидаром, хотя знали, как он жжет даже огрубевшую кожу взрослого человека. Догару опять с нами не было, и мы ничего не могли объяснить матери ребенка.

Маргарет, сохраняя внешнее спокойствие, взяла ребенка за руки и сжала их, как в тисках. Ребенок взвыл от страха. Раньше мы никогда не брали на руки туземных детей, потому что они испытывали неописуемый страх перед нашими белыми лицами.

Отнюдь не так спокойно, как Маргарет, я смочила тряпку в скипидаре и принялась стирать краску с ребенка. Его мать вела себя в точности, как испуганная птица, когда она видит, как ее птенец попадает в пасть хищника. Она тщетно клевала нас в спину и, поймав ногу ребенка, пыталась вырвать его силой из наших рук. Впечатление создалось такое, будто здесь кого-то убивают.

Я, как могла, вытерла руки ребенка, затем, ухватив за курчавую шевелюру, принялась за лицо, но боялась прикоснуться к нарывам, так как неосторожным прикосновением я могла втереть ядовитые свинцовые краски в язвы. Все мы были перемазаны гноем и красками, а вокруг суетились и кричали жители деревни.

Во избежание ожога кожи надо было скорее смыть скипидар; для этого мы воспользовались льняным маслом — ничего другого у нас под рукой не было. Видимо, льняное масло нейтрализовало действие скипидара. Эта операция была лебединой песней нашей экспедиции, позорно обратившейся в бегство.

Бросив все на произвол судьбы, мы сломя голову поскакали к плантатору и просили его отправиться вместе с нами в деревню, объяснить старосте происшествие (сопроводив объяснение большим количеством табака) и с его помощью растолковать женщине, как удалить краску с нарывов.

Плантатор отнесся к происшествию очень серьезно, и, когда мы подъехали к деревне, он не позволил нам в нее въехать, а велел отправляться прямиком в Танакомбо. Плантатора сопровождал слуга, которому было велено перенести все наше снаряжение в дом приезжих. У плантатора с собой было надежное средство от всех болезней — касторка, к которой рабочие на плантации относятся как к наказанию. В деревне все, что наливается из бутылочки, считается магическим средством. Плантатор собирался применить его к нашей жертве точно так, как колдун «смывает» злых духов наружным омовением.

Несколько дней спустя плантатор привез в Танакомбо все наше снаряжение, и мы поняли это так, что ребенок умер и деревня охвачена жаждой мести. Принцип «око за око» действует в диких странах с такой же силой, как и в цивилизованных.

К счастью, ядовитые краски и скипидар не причинили ребенку вреда, а мать была умиротворена щедрым подарком в виде табака. И вместе с тем возвращаться в деревню было для нас не безопасно.

Причиной опасности был все тот же Пятница… Покуда мы, ничего не ведая, работали в деревне и твердо считали, что Пятница на берегу отгоняет мух от лошадей, он ухитрился соблазнить деревенскую красавицу, ту самую, с маленькими глазками и нарывами на верхней губе. Мы никак не могли понять, как ей удалось скрыться с огорода, где она была под присмотром трех десятков женщин и небезызвестного читателям стража. Трудно объяснимым было и возбуждение всей деревни, и яростные речи по поводу случая соблазнения в деревне, где молодежь при первых проявлениях половой зрелости начинает эксперименты в области сексуальных отношений. Обычно родители с полным безразличием относятся к подобным развлечениям молодежи, особенно если учесть, что местные девушки никогда не беременеют до формального замужества (явление не вполне понятное даже ученым).

Таким образом, у девушки не было никаких оснований для преувеличенной скромности.

Но Пятница был чужаком — малаитянином; более того, он был слугой белых людей, и такое сочетание стало для деревни нестерпимым.

Во всяком случае, плантатор услышал от старосты нечто такое, что стал опасаться, как бы наши занятия живописью не вызвали заявления представителям администрации о нарушении нами § 152 Положения о защите туземного населения, где говорится о преступлениях против нравственности и о запугивании жителей.

Новый год застал нас на западных островах, на плантации Сеги, расположенной вдоль берегов «самой большой лагуны в мире».

Изумительный по красоте вид на лагуну Марово открывался из уборной, стоявшей высоко на холме, куда вела тропинка, усеянная белыми кораллами и заросшая кустами гардений.

На плантации Сеги нас было трое, включая холостяка-хозяина, заставлявшего нас по субботам выпивать коктейль, который, если верить хозяйским словам, на протяжении сорока лет жизни на островах, помогал ему пребывать в отличном здоровье. В состав этой взрывчатой смеси входили джин, английская соль, сернокислый магний и капелька воды. Секрет смеси заключался в том, что всякий человек, проглотивший такой коктейль и сумевший после этого прожить сутки, становился неуязвимым для тропических бактерий. Первый бокал этого напитка придал пребывание в Сеги приятный, лишенный излишних формальностей характер. Например, мы очень деликатно организовали движение по коралловой тропинке, и каждый, направлявшийся в домик на холме, должен был сорвать с живой изгороди белый цветок и положить его посередине тропинки. На обратном пути цветок убирали, давая этим понять, что путь свободен.

• Предыдущая
• 43/85
• Следующая