Под куполом - Кинг Стивен - Страница 61

• Предыдущая
• 61/261
• Следующая

— Ты мне как раз напомнил, — встрепенулся Энди. — Я говорил с Самантой Буши там, на поле у Динсмора, это подружка Доди. Она сказала, что кто-то из копов действовал там довольно грубо. Очень грубо. Нам об этом надо поговорить с шефом Рендольфом…

Джим скривился.

— А чего ты ожидал, друг? Реверансов? Там чуть до бунта не дошло. Мы чуть ли не получили хренов бунт тут, у себя, в Честер Милле!

— Я понимаю, ты прав, но просто…

— Я знаю эту девушку Буши. Знал всю её семью. Наркоманы, угонщики машин, нарушители закона, неплательщики кредитов и налогов. Те, которых мы когда-то называли бедным белым ничтожеством, пока это не стало неполиткорректным. Это как раз те люди, за которыми мы сейчас должны присматривать. Как раз те самые люди. Это те, кто разорвёт на тряпки наш город, только дай им волю. Такого ты хочешь?

— Нет, конечно же нет…

Но Большой Джим уже расправил крылья.

— Каждый город имеет своих муравьёв, которые делают добро, и своих стрекоз, которые добра не делают, но мы можем жить с ними рядом, потому что понимаем их и умеем принуждать их делать то, что в их же интересах, даже если ради этого их приходится немного принижать. Но в каждом городе присутствует также саранча, как об этом сказано в Библии, и это именно такие люди, как Буши. На них мы должны опускать наш молот. Это может не нравиться тебе, может не нравиться мне, но личная свобода пусть себе пойдёт куда-нибудь погуляет, пока все это не закончится. Мы тоже кое-чем жертвуем. Разве не закрываем мы наш маленький бизнес?

Энди не хотелось напоминать о том, что они просто не имеют выбора, поскольку всё равно не могут вывозить товар за границы города, и он просто ограничился кивком. Он больше не хотел ничего обсуждать и опасался заседания, куда они направлялись, которое могло затянуться заполночь. Ничего ему не хотелось так сильно, как пойти домой, выпить чего-нибудь крепкого, лечь, и думать о Клодетт, и плакать, пока не провалится в сон.

— Что действительно имеет сейчас значение, друг, так это поддержание баланса. Это означает закон, и порядок, и надзор. Наш надзор, потому что мы не стрекозы. Мы муравьи. Муравьи-солдаты.

Большой Джим задумался. Когда он заговорил вновь, голос его звучал уже сугубо по-деловому:

— Я обдумал и считаю неправильным наше решение разрешить «Фуд-Сити» работать, как обычно. Я не говорю, что мы должны закрыть этот магазин, по крайней мере, сейчас этого делать не следует, но в следующие пару дней нам надо будет за ним внимательно наблюдать. Пристально следить. Тоже самое касается «Топлива & Бакалеи». И я вот что подумал: неплохо было бы нам конфисковать кое-что из тех продуктов, которые быстро портятся, для наших собственных…

Он остановился, прищурено смотря на крыльцо городского совета. Он не мог поверить собственным глазам и потому прикрыл их рукой от вечерней звезды. Но картина осталась: Бренда Перкинс и этот херов баламут Дейл Барбара. Однако не плечом к плечу. Между ними сидела и живо разговаривала с вдовой шефа Перкинса Эндрия Гринелл, третья выборная. Они передавали друг другу из рук в руки какие-то бумаги.

Большому Джиму это не понравилось.

Абсолютно.

Он двинулся вперёд, предпочитая прекратить эту болтовню, о чём бы там не шло. Не успел он сделать и полдесятка шагов, как к нему подбежал какой-то мальчик. Это был один из сыновей Кильянов. Этих Кильянов жило около дюжины на мерзостной ферме, которая стояла чуть ли не на границе с Таркер Миллом. Никто из этих детей не отмечался умом, что, честно говоря, было естественным, принимая во внимание убогих родителей, которые их породили. Но все они были ревностными прихожанами Святого Спасителя; спасёнными, иными словами. Этого звали Ронни… так, по крайней мере, считал Ренни, но не был в этом полностью уверен. Все они были остроголовые, носатые, с выпяченными надбровными дугами.

Одетый в изношенную футболку РНГХ, мальчик принёс записку.

— Эй, мистер Ренни! — воскликнул он. — Господи, я ищу вас по всему городу!

— Боюсь, Ронни, у меня сейчас нет времени на болтовню, — сказал Большой Джим. Он не сводил глаз с троицы, которая сидела на ступеньках горсовета. Тройка Херовых Идиотов. — Возможно, завтра…

— Я — Ричи, мистер Ренни, Ронни — это мой брат.

— Ричи. Конечно. А теперь, если ты извинишь…

Большой Джим сделал шаг вперёд. Энди взял у мальчика записку и успел задержать Ренни, прежде чем тот подошёл к трио, которое расселось на ступеньках.

— Лучше прочитай это.

Первое, что увидел Большой Джим, было лицо Энди, ещё больше вытянутое и обеспокоенное, чем обычно. Вот тогда он уже и взял записку.

Не Лёсс, даже не Лестер. Нет. Преподобный Лестер Коггинс. Не к добру это. Ну почему, почему все это должно случаться одновременно?

Мальчик стоял перед книжным магазином, в своей выцветшей футболке и мешковатых, сползающих джинсах он был похож на какого-то неполноценного сироту. Большой Джим кивнул ему, чтобы подошёл. Тот с готовностью подбежал. Большой Джим извлёк из кармана ручку (на цилиндрике которой шла надпись золотом ВАМ ХОРОШЕЕ НАСТРОЕНИЕ, БУДЬТЕ УВЕРЕНЫ, ПОДАРИТ БИЗНЕС ДЖИМА РЕННИ) и нацарапал ответ из трёх слов: Полночь. Мой дом. Сложил бумажку и вручил мальчику.

— Отнеси ему. И не читай сам.

— Я не буду! Ни за что! Благослови вас Господь, мистер Ренни.

— И тебя тоже, сынок, — провёл он глазами мальчика.

— О чём это он? — спросил Энди. И прежде чем Большой Джим успел что-то ответить, предположил: — О лаборатории? О мете…

— Заткни пасть.

Энди даже споткнулся, так его это поразило. Большой Джим никогда раньше не говорил ему таких слов. Не к добру это.

— Всему своё время, — произнёс Большой Джим и отправился навстречу более спешной проблеме.

Первое, что подумал Барби, увидев приближение Ренни: «Он идёт, как очень больной человек, который сам ещё этого не знает». В его походке также виделся мужчина, который всю жизнь раздаёт подсрачники.

Пожав Бренде обе руки, он хранил на лице наиболее хищную со своих светских улыбок. Она восприняла это со спокойной, естественной любезностью.

— Бренда, — сказал он. — Мои глубочайшие соболезнования. Я должен был бы посетить вас раньше… я, конечно, буду на похоронах… но я был кое-чем занят. Мы все были заняты.

— Понимаю, — ответила она.

— Мы очень сожалеем о Дюке, — сказал Большой Джим.

— Именно так, — включился Энди, который подошёл вслед за Джимом: катерок на буксире у океанского лайнера. — Очень сожалеем.

— Я так вам обоим признательна.

— И, хотя я радушно обсудил бы ваши проблемы… я же вижу, вы их имеете… — улыбка Большого Джима стала шире, впрочем, даже близко не изменив выражения его глаз. — У нас очень важное заседание. Эндрия, не могла ли бы ты пойти и побыстрее разложить на столе все те бумаги?

В это мгновение Эндрия, которой было уже под пятьдесят, стала похожей на ребёнка, которого застали за тем, что она пыталась стибрить с подоконника горячий пирожок. Она уже начала привставать (кривясь от боли в спине), но Бренда удержала её, крепко сжав руку. Эндрия вновь села.

До Барби дошло, что оба — и Гринелл, и Сендерс — имеют вид насмерть испуганных людей. И это не из-за Купола, не сейчас, по крайней мере, потому что причина их испуга скрывалась в Ренни. И вновь у него промелькнуло: из огня да в полымя.

— Джеймс, я считаю, вам следует уделить нам какое-то время, — произнесла любезно Бренда. — Безусловно, вы понимаете, что если бы вопрос не был важен, и очень… я сидела бы дома, находясь в скорби по моему мужу.

Большого Джима захватила несвойственная для него потеря языка. Люди на улице, которые перед этим созерцали закат солнца, теперь начали смотреть на это импровизированное рандеву. Возможно, поднимая Барбару до важности, на которую его персона не заслуживала, просто благодаря тому, что он сидел тесной кучкой вместе с городской третьей выборной и вдовой покойного шефа полиции. Они рассматривали, передавая друг другу из рук в руки какую-то бумажку так, словно это было письмо от самого Папы Римского. Чья голова родила идею такого публичного спектакля? Конечно же, Перкинсовой жены. У Эндрии не хватило бы ума. Да и храбрости, беспокоить его так, на глазах у публики.

• Предыдущая
• 61/261
• Следующая