Ассасины - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 28

• Предыдущая
• 28/74
• Следующая

Жители Багдада наслаждались банями, которых насчитывалось около десяти тысяч. Многие из них были богато украшены настенными росписями и красивой мозаикой.

Халифы не скупились на приобретение различных редких растений. В Багдаде был померанцевый сад, деревья для которого привезли из Омана, куда они, в свою очередь, были завезены из Индии. Пруды в столице халифата были украшены лотосом. Стволы пальм облицовывали позолоченными пластинами, что придавало городскому пейзажу облик неповторимой красоты. Вокруг одного из багдадских прудов из олова стояли четыреста пальм, все одинаковой высоты в пять локтей, стволы которых вплоть до самой кроны были облицованы резным тиковым деревом, скрепленным позолоченными металлическими обручами.

Вечерело. Уставшее за день солнце торопилось побыстрее спрятаться в златокованые чертоги, чтобы отдохнуть от дневной суеты. Рыбаки уже вытащили свои круглые лодки, сплетенные из бамбука и обмазанные смолой, на берег и прямо на камнях разожгли костры, чтобы приготовить мазгуф – большую рыбину, разрезанную вдоль хребта и раскрытую, словно книга. Обычно ее держат над огнем, пока она не станет золотистой, а затем укладывают на горячий пепел, чтобы рыба немного потомилась.

Приятный запах жареной рыбы защекотал в ноздрях и Авар чихнул. Хасан понимающе улыбнулся – он тоже был голоден. Они шли весь день вместе с попутным караваном практически без остановок. Хозяин каравана, толстый перс с черными глазами-маслинами и круглым животом, который изрядно выпирал из-под зеленого шелкового халата, торопился попасть в Багдад до того времени, когда закроют городские ворота, от которых начиналась дорога к городу Эль-Куфа, что на реке Евфрат; собственно говоря, так назывались и сами ворота – Баб ал-Куф. Перспектива ночевать с дорогим товаром возле стен города его не устраивала. Слишком много было в Багдаде любителей поживиться за чужой счет.

Они едва успели – ворота уже хотели закрыть. Хорошо, что купец сунул в руку сборщика пошлин солидный бакшиш, и тот, мигом сменив гнев на милость, дал знак страже у ворот пропустить не только караван, но и всех, кто к нему присоседился по дороге. Таких насчитывалось человек семь (не считая Авара и Хасана), в основном дехкане. Они собрали немного денег и решили кое-что прикупить для себя и своей семьи на знаменитом багдадском базаре, славившемся дешевизной товаров.

–  Кто такие, куда и зачем идете? – с напускной строгостью спросил у юношей сборщик пошлин.

Сидевший рядом с ним писец макнул гусиное перо в чернильницу и приготовился записать имена прибывших в специальную книгу.

Судя по внешнему виду молодых людей, взять с них было нечего. Одежда на фидаинах была чистой, но такой ветхой, что казалось удивительным, почему она до сих пор не расползлась на клочья. Кроме того, они никоим боком не относились к купеческому сословию и не имели никаких товаров, а значит, с них полагалась только пошлина за въезд в Багдад.

Сборщик пошлин был весьма проницательным и изрядно поднаторевшим в своем ремесле, поэтому сразу определил, что эти двое прибыли в Багдад из бедного горного селения, забытого Аллахом, чтобы подыскать себе какую-нибудь работу. Он только посмеялся в душе над провинциальной наивностью юношей – вряд ли кто-нибудь наймет их на постоянную службу. Скорее всего они будут влачить жалкое существование поденных работников, заработка которых едва хватает на ежедневную черствую лепешку и чай. К бедным Багдад был безжалостен.

–  Нам бы работу найти, пресветлый господин… – поклонившись, робко ответил Хасан.

Казалось, еще немного и он заплачет. Знал бы сборщик пошлин, что его жизнь висит на волоске! Вряд ли он мог заподозрить, что молодые люди – фидаины Старика Горы.

Но случись так, нож Хасана быстро нашел бы дорогу к его горлу. А потом они, как призраки, растворились бы в надвигающихся сумерках.

После недолгих раздумий юноши решили пробираться в Багдад под видом туповатых горцев, которых семья уже не в состоянии прокормить. Вездесущие и многочисленные шпионы халифа знали, что наемные убийцы могут маскироваться под дервишей и бродячих артистов, поэтому относились к ним с особым вниманием. А на дехкан обычно смотрели сквозь пальцы, с пренебрежением, тем более что их внешний облик говорил сам за себя. Разве можно подделать натруженные мозолистые руки и потемневшие от солнца лица?

Это обстоятельство как раз и стало для Авара и Хасана главной проблемой начальной стадии выполнения поставленной перед ними задачи. Но только не для даи аль-кирбаля Хусейна. Различных препаратов для изменения внешнего облика в алхимических лабораториях Старца Горы хватало. Лица юношей сделали темными при помощи смеси сока грецкого ореха и каких-то добавок, намертво въевшихся в кожу, а руки у них и так были в мозолях от каждодневных тренировок на пределе человеческих возможностей. Для большей правдоподобности пришлось лишь окунуть их в горячую грязь, а затем небрежно помыть, после чего на руках проявились все морщинки, словно они и впрямь ковырялись в земле с детства.

–  Платите по два дирхема[69] и проваливайте, – недовольно сказал сборщик пошлин.

Юноши назвали свои вымышленные имена, бросили по две медных монеты на большой металлический поднос и поторопились смешаться с толпой, которая толклась на площади за воротами в ожидании зрелищ. Здесь уже гудели бубны, выступали канатоходцы и чревовещатели, а на смену им готовились выйти «пожиратели огня». Они дули на факелы, и у них изо рта вырывался огненные фонтаны.

–  Нужно найти недорогую, но приличную чайхану, – деловито сказал Хасан.

–  Нужно, – согласился Авар. – Но где? Может, спросим?

Хасан снисходительно посмотрел на Авара и сказал:

–  Иди за мной.

И они углубились в хитросплетение улиц Багдада. По тому, с какой уверенностью шагал его товарищ, Авар сделал вывод, что Хасану уже довелось бывать в городе. Но он никогда даже не вспоминал о Багдаде, хотя мог бы – в этом не было ничего зазорного и тайного. Авар хотел спросить его об этом, но тут же прикусил язык и благоразумно промолчал: слово – серебро, а молчание – золото. Так всегда говорил Азермехр. Если хочешь больше узнать о человеке который тебя интересует, заткни фонтан своего красноречия, и хорошо прочисти уши, дабы внимать каждому слову своего собеседника. А Хасан по-прежнему был для Авара сплошной загадкой.

Чайхана располагалась неподалеку от базара – места, которое они обязательно должны были завтра посетить, чтобы выполнить задание. Она полнилась народом, но чайханщик, которого звали Абдураззак, все-таки нашел им место – не под навесом, где были все остальные его клиенты, а на плоской крыше чайханы. Юноши сговорились с чайханщиком, что здесь они и заночуют. Авар, для которого большой город казался ловушкой, был напряжен до такой степени, что, казалось, мог читать мысли людей. Поэтому он и подметил, что Абдураззак относится к Хасану не просто как к обычному клиенту, а угодливо, хотя внешне это почти не проявлялось, если не считать выражения глаз.

С чего бы хозяину столь солидного заведения – а чайхана возле базара была местом весьма прибыльным – заботиться о каких-то оборванцах? Правда, Хасан перед этим потряс перед носом Абдураззака полным кошельком, в котором зазвенело серебро. Но этот жест ни о чем не говорил. Ведь они могли быть просто ворами, которые сорвали богатый куш, срезав кошелек с пояса какого-нибудь богатого ротозея.

Однако эти тревожные мысли вскоре уступили место зверскому аппетиту. Ужин получился превосходным: плов с мясом, свежие лепешки-кунафы в меду, чайник горячего ароматного чая и на закуску фрукты. Дневная жара пошла на убыль, подул легкий ветерок, и сибаритничать на крыше чайханы было удивительно приятно. Тем более – после дальней дороги и иссушающего зноя.

Юноши наслаждались покоем, пили чай и прислушивались к разговорам в чайхане. А там, похоже, появился какой-то поэт, и посетители начали дружно упрашивать его почитать свои стихи. Авар не очень хорошо разбирался в поэзии (если не сказать – совсем ее не знал; Азермехр говорил, что красивые слова никогда не заменят один точный удар кинжалом), но что касается Хасана, то он слушал стихи, открыв рот.

• Предыдущая
• 28/74
• Следующая