Вайделот - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 55
- Предыдущая
- 55/69
- Следующая
– Раньше бардзуки жили под кустами бузины, – начал объяснять Скуманд, – священного дерева, глубоко под землей. Они хранили хлеб, чтобы его не поели мыши, пиво, чтобы оно не прокисло, и другую снедь, наполняли амбары отборным зерном, если люди приносили им жертвы. Обычно бардзуки показывались людям при полной луне, особенно часто их видели больные. Но со временем люди стали плохо относиться к бардзукам, и они ушли из этих мест в горы, где и живут в глубоких каменных пещерах.
– Интересно… – менестрель облегченно вздохнул.
Ну и хорошо, что ушли… Теперь беглецов точно никто не потревожит. И не найдет. На подходе к пещере, по настоянию Скуманда, они особенно тщательно маскировали свои следы, а возле самого входа юноша попросил рассыпать порошок с едким запахом, который нашелся в его сумке.
После того как Скуманд выпил чашу горячей и горькой, как полынь, настойки (любопытный Хуберт не удержался и облизал палочку, которой помешивал питье, и после это долго плевался, ощущая во рту терпкую горечь), ему полегчало, и он смог самостоятельно пожевать изрядно зачерствевшую лепешку, которая нашлась в сумке отца Руперта. А потом монах и менестрель дружно уснули – словно нырнули в глубокий омут, где их поджидали воспоминания о недавнем бегстве. И один, и другой время от времени вскрикивали и дергали ногами, словно продолжая бег по лесным зарослям, а в какой-то момент отец Руперт начал во сне бормотать молитву, закончившуюся богатырским храпом.
Не спалось лишь Скуманду. Он корил себя за неосторожность и вспоминал недавнее прошлое. Он, конечно, знал, что сан Посвященного предполагает некие обязанности, но не думал, что их будет столь много. Павила стал быстро слабеть, и Скуманду пришлось заменять его во многих делах, что очень не нравилось молодому человеку, который жаждал лишь одного – уединения на острове среди болот, чтобы упражняться с оружием. Но самым нудным занятием было толочь воду в большой каменной ступе. Вода для человека стала самым ценным божественным даром природы, из нее вышла жизнь, она могла творить и разрушать, сохранять и передавать потомкам знания, накопленные за века.
Вайделоты знали, какие водные источники могли дарить исцеление, а какие вызывали болезни. Кроме того, вода присутствовала во многих обрядах Посвященных, потому что имела магические свойства.
У дайнавов с давних пор по-настоящему чистой считалась вода из горных источников, родников и водопадов. И не только потому, что там вода была кристально-прозрачной и приятной на вкус. По убеждениям жрецов, вода, проходя через землю или падая с высоты, разбивалась и теряла все плохое, которое впитала в себя по пути. Чтобы окончательно очистить воду от вредных воздействий, Скуманду приходилось собирать ее из семи источников, сливать в ступу и долго толочь тяжелым пестом. Этот процесс буквально выводил юного вайделота из себя своей внешней бестолковостью, хотя он прекрасно отдавал себе отчет в его полезности.
После толчения воды в ступе Скуманд приступал ко второму этапу священнодействия – писал по воде триглавом (вырезанными из священного дуба трехлучевыми вилами). Изображая на водной поверхности руны, он таким образом освящал воду для всего селения. При этом Скуманд читал молитвы богам, просил их о прощении, защите от бед и болезней, о выздоровлении больных и увечных, о спасении воинов на поле брани, о богатом урожае и благополучии племени. После окончания обряда Скуманд брал воду и ходил по всему селению, добавляя ее понемногу в бочку у каждого дома.
Единственный обряд, который Скуманд любил, – это «битье в баклуши». При родах кроме бабки-повитухи обычно должен был присутствовать главный жрец племени Павила или любой другой вайделот, сведущий в знахарстве. Теперь эту обязанность иногда приходилось исполнять и Скуманду. Отметив день и время рождения малыша с помощью записи рунами на деревянной дощечке, он уходил в Пущу, где выбирал дерево «в цвету». Это не было цветущее дерево в прямом смысле слова; просто дерево должно было быть в расцвете своей силы и обладать мощной энергией, от которой светилось. И этот свет – «цветение» – мог видеть только Посвященный.
Скуманд проводил возле дерева необходимый в таких случаях ритуал, испрашивая у богов и у него самого разрешения, а затем срубал дерево, из ствола и ветвей нарезал чурбаки и бил их на поленья разного размера – баклуши. В дальнейшем им предстояло стать игрушками, инструментами, рукоятками для оружия, посохами, талисманами, посудой… – словом, всем тем, чем ребенку предстояло пользоваться в течение всей его жизни. Баклуши Скуманд передавал отцу новорожденного, и тот сам изготавливал из них все необходимое.
Все вещи, сделанные из этого дерева, приносили ребенку удачу, придавали ему силу и защищали от бедствий. Они были могучим оберегом на протяжении всей его жизни. А Скуманд (или другой вайделот) обязан был на месте срубленного дерева посадить три новых.
В тот злополучный день Скуманд с легким сердцем отправился в Пущу, чтобы выбрать «цветущее» дерево для новорожденного. Ему пришлось изрядно углубиться в чащобу, пока он наконец не нашел то, что ему было нужно. Срубив дерево, он присел на кочку и погрузился в мечтания; это было его любимым занятием в свободное время (кроме упражнений с оружием), которого у него оставалось не так много. На небе ярко светило солнце, умиротворяюще шумели деревья, в ветвях чирикали на разные голоса птички, басовито гудел шмель, деловито обследуя небольшую полянку, сплошь укрытую цветочным ковром, воздух был густо настоян на медовом запахе разнотравья… Это было все то, что так любил Скуманд, что примиряло его с необходимостью бить баклуши.
Замечтавшись, он утратил присущую ему бдительность, и не почуял, как в окружавших его лесных зарослях появилось нечто враждебное, опасное. Способность чуять опасность на расстоянии и даже упреждать ее вайделоты приобретают лишь в зрелом возрасте. Но Скуманд обладал этим даром с малых лет. Иногда ему казалось, что он может присутствовать во многих местах сразу – как лесной дух.
Очнулся он от благостно-мечтательного состояния, когда враги оказались совсем близко. Едва Скуманд сбросил с себя умиротворенность, которая спеленала его сладкой негой, как младенца, как сразу почуял враждебный запах давно не мытых тел дикарей. Он накрепко запомнил его еще с тех пор, когда подростком охотился на тура и убил трех охотников дикого племени. Как потом оказалось, среди них был и сын вождя дикарей, но тогда Скуманд не придал этому никакого значения. Он гордился своим подвигом и чувствовал себя на седьмом небе от радости.
Но мстительные дикари не забыли об этой утрате. Они затаили злобу и постоянно выслеживали Скуманда, хотя это было совсем непросто. О том, что ему объявлена месть, он узнал вскоре после посвящения в вайделоты. Охотникам удалось пленить разведчика дикарей, и тот под пытками сознался, почему шастает возле селения дайнавов. Впрочем, пыткой его допрос можно было назвать лишь с большой натяжкой; просто Павила применил к нему один из своих методов, после которого любой человек, даже самый косноязычный, становится записным оратором и выкладывает все как на духу. Правда, после такого допроса многие сходили с ума, но дайнавы были милостивы; они отправили дикаря в страну вечного покоя быстро и не очень болезненно – просто проткнули его копьем.
Как дикари узнали, кто убил их товарищей, примерно было понятно. Скорее всего, следопыты из дикого племени проследили, куда отправилось мясо убитого тура, а затем подсмотрели чествование, оказанное дайнавами Скуманду, и сделали свои выводы. Нужно сказать, что для дикарей подобраться к селению незамеченными не составляло особого труда. Пущу они знали лучше самого опытного охотника ятвягов. Иногда могло показаться, что дикари вырастают из-под земли и туда же проваливаются. Найти их следы было еще той задачкой.
Однако вонь немытых тел, пусть и натертых мазью, остро пахнущей полынью и другими ароматными травами, чтобы ее заглушить, выдавала их с головой. Эта вонь была неистребима, и хорошо развитое обоняние подсказало Скуманду, что он попался. Войдя в мгновенный транс, юный вайделот мигом вычислил расположение дикарей (они уже почти окружили его). А затем, сорвавшись со своей кочки, с быстротой оленя ринулся напролом в чащу – в ту сторону, которая пока еще была свободной от оцепления. И началась погоня, которая длилась сутки, пока не завершилась схваткой на поляне возле ручья.
- Предыдущая
- 55/69
- Следующая
