Выбери любимый жанр

Каникулы в Лимстоке. Объявлено убийство. Зернышки в кармане - Кристи Агата - Страница 12


Изменить размер шрифта:

12

– Вы слышали, что я говорил на дознании. Возможно, вы подумали, что я говорил так, защищая честь супруги. Я бы хотел повторить сейчас: я твердо убежден, что все, что говорилось в письме, полученном моей женой, – абсолютная ложь. Я знаю, что это ложь. Моя жена была очень чувствительной женщиной, и… э-э… ну, вы назвали бы ее в каком-то смысле жеманной. Подобное письмо стало для нее огромным потрясением, да еще у нее было слабое здоровье.

Грэйвс немедленно отозвался:

– Это очень похоже на правду, сэр. Ни одно из писем не показывает действительного знания каких-то интимных подробностей. Это всё слепые обвинения. Это и не попытки шантажа. И не похоже на религиозный фанатизм, как это иной раз бывает. Здесь только секс и злоба! И это дает нам хорошую отправную точку для поисков автора.

Симмингтон поднялся. Хотя он заговорил сухо и холодно, его губы дрожали:

– Я надеюсь, вы скоро найдете дьяволицу, писавшую эти письма. Она убила мою жену, точно так же, как если бы ударила ее ножом. – Он помолчал. – Хотел бы я знать, как она чувствует себя теперь.

И вышел, не дождавшись ответа.

– Как она себя теперь чувствует, Гриффитс? – спросил я. Мне показалось, что ответ на такой вопрос – в его компетенции.

– Бог знает. Может быть, испытывает угрызения совести. С другой стороны, вполне может наслаждаться своей силой. Смерть миссис Симмингтон могла дать новую пищу ее мании.

– Надеюсь, что нет, – сказал я с некоторым содроганием. – Потому что, если это так, она…

Я замолчал, и Нэш закончил за меня:

– Она возьмется за свое снова? Это, мистер Бартон, было бы так плохо, что хуже некуда. Повадился кувшин по воду ходить.

– Она может оказаться достаточно сумасшедшей для этого! – воскликнул я.

– Она будет продолжать, – сказал Грэйвс. – Они всегда продолжают. Это, знаете ли, такой порок, от которого они уже не способны отказаться.

Я с ужасом встряхнул головой. Я спросил, нужен ли я здесь еще; мне хотелось выйти на воздух. Атмосфера казалась пропитанной злом.

– Нет, мистер Бартон, – сказал Нэш. – Только смотрите вокруг повнимательнее и сделайте все возможное, убеждая всех приносить к нам письма, если их кто-либо получит.

Я кивнул.

– Я полагаю, что уже каждый в городке получил подобное грязное послание, – сказал я.

– Хотел бы я быть уверенным в том, – пробормотал Грэйвс. Он немного склонил набок свою печальную голову и спросил: – Не знаете ли вы кого-нибудь, кто наверняка не получал письма?

– Что за странный вопрос! Местные жители не посвящают меня в свои тайны.

– Нет-нет, мистер Бартон, я не это имел в виду. Я только хотел спросить, не знаете ли вы кого-нибудь одного, конкретного, кто, по вашему убеждению, анонимок не получал?

– А в самом деле. – Я колебался. – Я знаю, в некотором смысле.

И я пересказал свой разговор с Эмили Бэртон и все, что она говорила мне.

Грэйвс выслушал информацию с каменным лицом и сказал:

– Да, это может пригодиться. Я это учту.

Мы с Гриффитсом вышли наружу, под полуденное солнце. Очутившись на улице, я негромко чертыхнулся:

– Какое прелестное местечко для человека, приехавшего поваляться на солнышке и подлечить свои раны! Оно полно отравы, это местечко, – а выглядит мирным и невинным, как Эдемский сад!

– Даже там, – сухо сказал Оуэн, – нашлась одна змея.

– Послушайте, Гриффитс, они что-нибудь знают? У них есть уже какие-то идеи?

– Понятия не имею. Полицейские всегда выглядят такими искренними и при этом ничего вам не говорят.

– Да. Нэш – хороший человек.

– И очень способный.

– Если тут в городке есть кто-то совершенно спятивший, вы-то должны знать, – сказал я обвиняющим тоном.

Гриффитс покачал головой. Он выглядел обескураженным. И хуже того – он казался очень обеспокоенным. Хотел бы я знать, подозревает ли он кого-то.

– Я полагаю, второй взнос арендной платы я должен сделать авансом. Но мне очень хочется, заплатив, тут же уехать отсюда вместе с Джоанной. Избавиться от отдыха в арендованных владениях.

– Не уезжайте, – сказал Оуэн.

– Почему бы это?

Он не ответил. Помедлив минуту-другую, он сказал:

– Конечно, после всего… осмелюсь сказать, вы правы. Лимсток нынче нездоров. Это… это может повредить вам… или вашей сестре.

– Ничто не может повредить Джоанне, – возразил я. – Она крепкая. Это я слабак. Когда-нибудь штучки с письмами доведут меня до болезни.

– Они меня доведут до болезни, – сказал Оуэн.

Я приоткрыл дверь агентства.

– Но я не уеду, – заявил я. – Вульгарное любопытство сильнее малодушия. Я хочу знать, чем все это кончится.

Я вошел в агентство.

Женщина, печатавшая на машинке, встала и шагнула навстречу мне. У нее были завитые волосы и фальшивая улыбка, но я нашел ее куда более интеллигентной, чем те очкастые девицы, которые обычно распоряжаются в провинциальных конторах.

Секундой позже я осознал, что уже встречался с ней. Это была мисс Гинч, бывшая служащая Симмингтона.

Я отметил этот факт.

– Вы работали у «Гэлбрайта, Гэлбрайта и Симмингтона», не так ли? – спросил я.

– Да. Да, конечно. Но я решила, что лучше уйти оттуда. Здесь вполне хорошее место, хотя и меньше платят. Но есть вещи, которые не измерить деньгами, вам не кажется?

– Несомненно, – подтвердил я.

– Эти жуткие письма, – произнесла мисс Гинч свистящим шепотом. – Я получила одно такое. Обо мне и мистере Симмингтоне. О, это было ужасно, там говорились такие кошмарные вещи! Я знаю свои обязанности, и я отнесла его в полицию, хотя, уж конечно, не слишком-то это для меня приятно, а?

– Да-да, это очень неприятно.

– Они поблагодарили меня и сказали, что я поступила правильно. Но я подумала потом: раз уж люди говорят такое – а ясно, они должны были говорить, иначе откуда бы этот «писатель» подцепил такую идею? – я обязана уйти подальше даже от намеков на что-либо в этом роде, потому что ничего никогда не было между мной и мистером Симмингтоном.

Я был более чем смущен.

– О, конечно, конечно, нет…

– Но люди так несправедливы! Да, увы, так несправедливы!

Я, несколько нервно пытаясь обойти мисс Гинч, тем не менее успел взглянуть в ее глаза и сделал при этом весьма неприятное открытие. Мисс Гинч искренне наслаждалась собой. Однажды в этот день я уже встретился с человеком, который получал удовольствие от анонимных писем. Но энтузиазм инспектора Грэйвса был профессиональным. А наслаждение мисс Гинч показалось мне просто подозрительным и внушающим отвращение.

Странная мысль мелькнула у меня: а не сама ли мисс Гинч написала эти письма?

Вернувшись домой, я обнаружил там миссис Дан-Кэлтроп, беседующую с Джоанной. Мне подумалось, что супруга викария выглядит бледной и больной.

– Это было для меня ужасным потрясением, мистер Бартон, – сказала она. – Бедняжка, бедняжка!

– Да, – сказал я. – Это ужасно – думать, что человека довели до того, что он лишил себя жизни.

– О, вы имеете в виду миссис Симмингтон?

– А разве вы не о ней?

Миссис Дан-Кэлтроп покачала головой.

– Конечно, кто-то в этом виноват, но это должно было произойти во всяком случае, не так ли?

– Должно было произойти? – произнесла Джоанна сухо.

Миссис Дан-Кэлтроп повернулась к ней:

– О, я думаю так, дорогая. Если вы считаете самоубийство способом избежать хлопот, то становится не особенно важно, что именно вы считаете хлопотами. И при любой серьезной неприятности, столкнись миссис Симмингтон с ней лицом к лицу, она сделала бы то же самое. И все, что тут можно утверждать, – что она была женщиной, склонной к такому поступку. Никто не мог бы этого предположить. Она всегда казалась мне эгоистичной до глупости, с твердой линией в жизни. Нет повода к беспокойству, могли бы вы подумать, – но я начинаю понимать, как мало я в действительности знаю о каждом.

– Мне любопытно, о ком же вы сказали «бедняжка», – заметил я.

12
Перейти на страницу:
Мир литературы