Похороны Великой Мамы (сборник) - Маркес Габриэль Гарсиа - Страница 6

• Предыдущая
• 6/23
• Следующая

Он сел у стойки. Когда музыкальная пьеса закончилась, юноша, игравший в оркестре на тарелках, обошел танцевавших мужчин и собрал деньги. Какая-то девушка оставила своего партнера и подошла к Дамасо:

– Как дела, Хорхе Негрете?

Дамасо усадил ее рядом. Буфетчик, напудренный и с цветком гвоздики за ухом, спросил фальцетом:

– Что будете пить?

Девушка повернулась к Дамасо:

– Что мы будем пить?

– Ничего.

– За мой счет.

– Дело не в деньгах, – сказал Дамасо. – Я хочу есть.

– Какая жалость, – вздохнул буфетчик. – С такими-то глазами!..

Они прошли в столовую в глубине зала. Судя по фигуре, девушка была совсем юной, но слой румян и пудры на лице и ярко накрашенные губы скрывали ее настоящий возраст. Поев, Дамасо пошел с ней в ее комнату в глубине темного патио, где слышалось дыхание спящих животных. На кровати лежал грудной ребенок, завернутый в цветное тряпье. Девушка перенесла тряпье в деревянный ящик, туда же положила ребенка и поставила ящик на пол.

– Его могут съесть мыши, – сказал Дамасо.

– Они детей не едят.

Она сменила красное платье на другое, более открытое, с крупными желтыми цветами.

– Кто папа? – спросил Дамасо.

– Понятия не имею, – усмехнулась она. И, подойдя к двери, добавила: – Скоро вернусь.

Дамасо услышал, как она повернула ключ в замке. Он повесил одежду на стул, лег и выкурил одну за другой несколько сигарет. Постель вибрировала в такт мамбо. Дамасо не заметил, как заснул. Когда он проснулся, музыки не было, и от этого комната показалась ему еще больше.

Девушка раздевалась около кровати.

– Сколько сейчас?

– Около четырех. Ребенок не плакал?

– Вроде бы нет, – ответил Дамасо.

Девушка легла рядом и, разглядывая его слегка помутневшими глазами, начала расстегивать ему рубашку. Дамасо понял, что она изрядно выпила. Он хотел погасить лампу.

– Оставь, – сказала она. – Мне так нравится смотреть в твои глаза.

Комнату наполнили звуки утра. Ребенок заплакал. Девушка взяла его в постель, дала ему грудь и стала напевать, не открывая рта, какую-то простую песенку. Наконец они все уснули. Дамасо не слышал, как около семи часов девушка проснулась и вышла из комнаты. Вернулась она уже без ребенка.

– Все идут на набережную, – сообщила она.

Дамасо чувствовал себя как человек, не проспавший и часа.

– Зачем?

– Посмотреть на негра, который украл шары. Его сегодня отправляют.

Дамасо закурил.

– Бедняга, – вздохнула девушка.

– Бедняга? – взорвался Дамасо. – Никто не заставлял его воровать.

Она задумалась, опустив голову на грудь, а потом произнесла, понизив голос:

– Это сделал не он.

– Кто сказал?

– Я точно знаю. В ночь, когда забрались в бильярдную, негр был у Глории и провел у нее весь следующий день до самого вечера. А потом пришли из кино и рассказали, что его арестовали там.

– Глория может рассказать об этом полиции.

– Негр сам сказал. Алькальд пришел к Глории, перевернул у нее в комнате все вверх дном и пригрозил, что посадит ее как соучастницу. В конце концов она заплатила двадцать песо, и все уладилось.

Дамасо встал около восьми часов.

– Оставайся, – предложила девушка, – зарежу на обед курицу.

Дамасо стряхнул волосы с расчески, которую держал в руке, и сунул ее в задний карман брюк.

– Не могу.

Взяв девушку за руки, он привлек ее к себе. Она уже умылась и оказалась действительно очень юной, с огромными черными глазами, придававшими ей какой-то беззащитный вид. Она обняла его и повторила:

– Оставайся.

– Навсегда?

Слегка покраснев, она отпустила его.

– Обманщик.

Ана чувствовала себя в это утро усталой, однако общее волнение передалось и ей. Скорее обычного собрав у своих клиентов белье для стирки, она пошла на набережную посмотреть, как будут отправлять негра. У причалов, перед судами, готовыми к отплытию, гудела нетерпеливая толпа. Тут же находился и Дамасо.

Ана ткнула его указательным пальцем в поясницу.

– Что ты здесь делаешь? – подпрыгнув от неожиданности, воскликнул он.

– Пришла попрощаться с тобой.

Дамасо постучал по деревянному фонарному столбу.

– Типун тебе на язык, – сказал он.

Закурив, он бросил пустой коробок в реку. Ана достала из-за корсажа другой и положила в карман его рубашки. Дамасо не выдержал и улыбнулся.

– Вот дура, – сказал он.

Она рассмеялась.

Вскоре появился негр. Его провели посередине площади – руки были связаны за спиной веревкой, конец которой держал полицейский. По бокам шли двое полицейских с винтовками. Негр был без рубашки, нижняя губа у него была рассечена, а бровь распухла, как у боксера. Взглядов толпы он избегал с достоинством жертвы. У дверей бильярдной, где собралось больше всего зрителей, молча стоял и смотрел на него, укоризненно покачивая головой, хозяин заведения. Люди пожирали негра глазами.

Баркас поднял якорь. Негра повели по палубе к цистерне с нефтью и привязали к ней за руки и за ноги. Когда на середине реки баркас развернулся и дал последний гудок, спина негра ярко блеснула.

– Бедняга, – прошептала Ана.

– Преступники, – сказал кто-то рядом с ней. – Разве может человек вынести такое солнце?

Дамасо повернул голову и увидел, что сказала это какая-то невероятно толстая женщина. Он начал пробиваться через толпу к площади.

– Много болтаешь, – прошипел он на ухо Ане. – Ты бы еще заорала на всю площадь.

Она проводила его до бильярдной.

– Хоть бы переоделся, – сказала она, прежде чем уйти. – А то прямо как нищий.

Новость собрала в заведении шумную толпу посетителей. Стараясь всем угодить, дон Роке обслуживал сразу несколько столиков. Дамасо ждал, чтобы он прошел мимо него.

– Хотите, помогу?

Дон Роке поставил перед ним полдюжины бутылок пива с надетыми на горлышко стаканами.

– Спасибо, сынок.

Дамасо разнес бутылки по столикам, принял заказы и продолжал приносить и уносить бутылки до тех пор, пока посетители не разошлись по домам обедать. Когда на рассвете он вернулся домой, Ана увидела, что он пьян. Она взяла его руку и приложила к своему животу.

– Пощупай, – сказала она. – Слышишь?

Дамасо не обнаружил никакой радости.

– Шевелится, – продолжила она. – Целую ночь бил ножками.

Но ему это, судя по всему, было безразлично. Занятый своими мыслями, Дамасо рано ушел из дому и вернулся после полуночи. Так прошла неделя. В те редкие минуты, которые он проводил, лежа в постели и покуривая, он избегал разговоров. Ана стала теперь к нему особенно внимательной. В начале их совместной жизни был случай, когда он вел себя так же, а она не знала его характера и надоедала ему. И тогда, сев на нее в постели верхом, он избил ее в кровь.

Теперь она запаслась терпением. Еще с вечера клала у лампы пачку сигарет – знала, что ему легче вынести голод и жажду, чем отсутствие курева. И вот в середине июля Дамасо пришел домой вечером. Ана подумала, что он, наверное, уже успел здорово перебрать, раз вернулся так рано, и встревожилась. Вид у него был какой-то отупевший и потерянный. Поели молча, но, когда ложились спать, у Дамасо вдруг вырвалось:

– Уехать хочу!

– Куда?

– Куда-нибудь.

Ана обвела взглядом комнату. Журнальные обложки, которыми она обклеила все стены, выцвели и порвались. Она потеряла счет мужчинам, которые, глядя с ее кровати на эти фотографии киноактеров, постепенно поглощали их цвет и уносили его с собой.

– Тебе со мной скучно, – произнесла Ана.

– Дело не в этом, а в городке.

– Наш городок такой же, как все другие.

– Невозможно продать шары.

– Забудь ты о них. Пока Бог дает мне силы стирать, тебе нет нужды заниматься всякими темными делами. – И, помолчав, добавила осторожно: – Удивляюсь, как тебе пришло в голову это сделать.

Дамасо докурил сигарету и ответил:

– Так легко было, что я понять не могу, почему никто другой не додумался.

• Предыдущая
• 6/23
• Следующая