Момо (илл. Михаэля Энде) - Энде Михаэль Андреас Гельмут - Страница 3

• Предыдущая
• 3/44
• Следующая

– Хороша шутка! – сердился Никола.

Выяснилось, что этой шуткой Нино только отплатил Никола за его зубоскальство – однажды утром на двери Нино появилась ярко-красная надпись: «Кто ни к чему не годен, становится трактирщиком». Тут уж Нино было не до смеха.

Некоторое время они все еще продолжали спор, чья шутка лучше, все более распаляясь. Момо смотрела на них, широко открыв глаза, и они смутились, не зная, как оценить этот взгляд. Может, в душе девочка над ними смеется? Или грустит? По ее лицу понять это было нельзя. Но им вдруг показалось, будто они видят себя в зеркале, и обоим стало стыдно.

– Ладно, – сказал Никола. – Я, пожалуй, не должен был писать такое на твоей двери. Я бы и не сделал этого, если бы ты не отказался налить мне стакан вина. Это было противозаконно, понимаешь? Я всегда аккуратно платил, и у тебя не было повода так со мной обращаться.

– Не было повода? – воскликнул Нино. – А помнишь историю со святым Антонием? А-а, вот ты и побледнел! Ты хотел меня облапошить, а этого я никому не позволю!

– Я – тебя? – возмущенно крикнул Никола. – А не наоборот? Ты хотел мне свинью подложить, да не вышло!

Дело было в следующем: в закусочной Нино висела на стене картина с изображением святого Антония. Это была репродукция, которую Нино вырезал из журнала и вставил в раму.

Никола, которому картина будто бы очень понравилась, захотел ее выменять. Нино, ловко торгуясь, довел дело до того, что Никола оставался, конечно, в явном проигрыше. Они ударили по рукам.

Но позже выяснилось, что между картиной и картонным задником рамы спрятаны были деньги, о которых Нино ничего не знал. Тут в проигрыше вдруг оказался Нино, и это его разозлило. Короче: он потребовал спрятанные деньги, ведь они не были предусмотрены сделкой. Никола противился, и тогда Нино перестал отпускать ему вино. Это и послужило началом ссоры.

Проследив от конца до начала всю историю своих отношений, они на некоторое время умолкли.

После паузы Нино спросил:

– Скажи честно, Никола: знал ты перед сделкой об этих деньгах или нет?

– Конечно, знал, иначе я не стал бы меняться.

– Значит, ты признаешься, что обманул меня!

– Почему? А разве ты ничего не знал об этих деньгах?

– Нет, честное слово!

– Ну, вот видишь! Значит, ты все равно хотел провести меня! Иначе как мог ты взять у меня за никчемный кусок бумаги радиоприемник? А?

– А откуда ты знал про деньги?

– Я видел, как за два дня до этого один посетитель положил их туда – пожертвовал святому Антонию.

Нино прикусил губу.

– И много там было денег?

– Не больше и не меньше стоимости моего радиоприемника, – ответил Никола.

– Значит, весь наш спор – из-за святого Антония, которого я вырезал из журнала, – задумчиво сказал Нино.

Никола почесал в затылке.

– Так оно и есть, – пробормотал он, – и ты можешь получить его назад, Нино.

– Ни в коем случае! – великодушно возразил Нино. – Уговор есть уговор! Ведь мы же ударили по рукам, как честные люди!

Тут оба рассмеялись. Они спустились по каменным ступеням, встретились в середине заросшей площадки и обнялись, хлопая друг друга по спине. После этого заключили в свои объятия Момо и сказали: «Большое тебе спасибо!»

Когда они уходили, Момо еще долго махала им вслед рукой. Она была довольна, что два друга опять помирились.

В другой раз маленький мальчик принес Момо канарейку, которая отказывалась петь. Это было для Момо трудной задачей. Целую неделю она терпеливо прислушивалась к едва слышному голосу канарейки, пока та опять весело не запела.

Момо терпеливо выслушивала всех: собак и кошек, цикад и жаб. Она умела прислушиваться к шуму дождя и шороху ветра в листве. И всяк рассказывал ей о чем-нибудь на свой лад.

Вечерами, когда ее друзья расходились но домам, Момо еще долго сидела в середине амфитеатра, над которым простирался мерцающий звездами купол неба, и просто слушала тишину. Ей представлялось, что сидит она в середине огромной ушной раковины, внимающей музыке звезд. И казалось ей тогда, что она слышит тихую, но мощную музыку, доходящую до сердца.

В такие ночи ей снились особенно прекрасные сны.

А тот, кто думает, что в умении слушать нет ничего особенного, пусть попробует – может быть, и он научится слушать не хуже Момо.

Само собой понятно, что Момо никогда не делала различия между взрослыми и детьми – она слушала и тех и других. Но дети приходили в старый амфитеатр еще и по другой причине. С тех пор, как в театре поселилась Момо, они научились играть, как не умели раньше. И никогда больше не скучали. И вовсе не потому, что Момо предлагала что-нибудь очень интересное. Нет, просто Момо была тут и играла вместе с ними. И именно поэтому – неизвестно отчего – детям стали приходить в голову прекрасные идеи. Каждый день изобретали они новые игры – одну лучше другой.

Однажды, в душный знойный день, десять детей сидели на каменных ступенях и ждали Момо, которая пошла немного прогуляться. В небе висели тяжелые черные тучи, предвещая грозу.

– Лучше я домой пойду, – сказала одна девочка, которая

пришла сюда с маленькой сестренкой, – я боюсь грома и молнии.

– А дома? – спросил мальчик в очках. – А дома ты этого не боишься?

– Боюсь, – ответила девочка.

– Вот и оставайся здесь, – решил мальчик. Девочка пожала плечами и кивнула. Через минуту она сказала:

– А вдруг Момо не вернется?

– Ну и что? – вмешался в разговор мальчик, выглядевший каким-то беспризорным. – Мы все равно можем играть – и без Момо.

– Хорошо, но во что?

– Я тоже не знаю. Во что-нибудь.

– Что-нибудь – это ничего. У кого есть предложение?

– У меня, – сказал толстый мальчик тонким, девчачьим голосом, – давайте играть в морское путешествие – как будто вся эта развалина – огромный корабль, и мы плывем по неизвестным морям, и у нас разные приключения. Я капитан, ты первый штурман, а ты натуралист, профессор, потому что наше путешествие научно-исследовательское, понимаете? А все другие – матросы...

– А кто мы, девочки?

– Вы матроски. Это корабль будущего.

Это был хороший план! Они стали играть, но у них не было согласия и дело не клеилось. Вскоре они все опять сидели на каменных ступенях – и ждали.

Но вот пришла Момо.

Высоко вскипала носовая волна. Исследовательский корабль «Арго», тихо покачиваясь на мертвой зыби, полным ходом спокойно продвигался в одно из южных коралловых морей. С давних времен ни один корабль не отваживался заплывать в эти опасные воды, здесь полно мелей, коралловых рифов и морских чудовищ. В этих краях царствовал так называемый «Вечный тайфун», смерч, который никогда не стихал. Как некое коварное чудовище бродил он по этому морю в поисках жертвы. Неведомы были его пути. И все, что захватывал этот ураган в свои огромные лапы, он не отпускал, пока не разнесет в щепки – не толще спичек.

Исследовательский корабль «Арго» был, естественно, по-особому оснащен – для встречи с этим «Бродячим смерчем». Он целиком был выстроен из особой голубой стали – такой же гибкой и неломающейся, как та, из которой делают клинки. Он был отлит из единого куска, без сварных швов.

И все же вряд ли другой капитан и другие матросы отважились бы подвергнуться подобной опасности. Но капитан Гордон отважился. Гордо смотрел он с капитанского мостика на матросов и матросок, а они все были знатоками своего дела.

Рядом с капитаном стоял его первый штурман, Дон Мелу, старый морской волк, переживший сто двадцать семь ураганов.

На тентовой палубе можно было видеть профессора Айзенштайна, научного руководителя экспедиции, с ассистентками Мауриной и Сарой – своей исключительной памятью они заменяли профессору целую библиотеку. Все трое склонились над точнейшими инструментами и а чем-то тихо советовались на сложном научном языке.

• Предыдущая
• 3/44
• Следующая