Евангельская история. Книга III - Протоиерей (Матвеевский) Павел Алексеевич - Страница 65

Смирив себя даже до смерти (Флп. 2, 8), Господь избрал род смерти поноснейшей и мучительнейшей, чтобы еще яснее показать, какое неисчерпаемое богатство славы сокрыто в тайне Домостроительства нашего спасения (кол. 1, 27). распятие почиталось самой ужасной, жестокой и позорной казнью, к которой обыкновенно приговаривали разбойников, убийц, мятежников и преступных рабов, и мучения распятых были так велики, что можно сравнить их с муками адовыми, о которых упоминает Псалмопевец (Пс. 114, 3). когда крестное шествие достигло Голгофы, исполнители казни занялись постановкой и укреплением креста господня в средине, а по сторонам – двух крестов для приведенных с господом разбойников. По обычаю, принятому у римлян, прежде утверждали в земле кресты, а потом уже поднимали осужденных и иногда привязывали, а чаще пригвождали к ним (Ин. 3, 14; 8, 28; 12, 32, 33). во время этих приготовлений было выполнено наставление соломона, которое, по крайней мере, для иудеев имело обязательную силу и особенно в случае подобном настоящему: дадите сикера сущим в печалех и вино пити сущим в болезнех, да забудут убожества и болезней не воспомянут ктому (Притч. 31, 6, 7). следуя этому правилу в отношении к больным и несчастным, сострадательные люди еще ревностнее и охотнее исполняли его в отношении к осужденным на смерть. они приносили на место казни вино, смешанное со смирной и другими ароматическими веществами, и давали пить его осужденному на смерть. от примеси благовоний вино приобретало остроту и горький вяжущий вкус и могло служить не только к утолению жажды и укреплению сил, но и к помрачению сознания и притуплению чувствительности к предстоящим ужасам смерти. Был принесен на Голгофу и полный сосуд уксуса (Ин. 19, 29), быть может, для потребностей самих распинателей, потому что римские воины обыкновенно утоляли свою жажду уксусом. и вот, как «бывает в беспорядочной толпе, где всякий делает свое» (блж. Феофилакт) и как могло случиться на Голгофе, куда собралось множество народа, одни предлагали Божественному страдальцу заготовленное вино со смирной, но он, желая претерпеть жестокие мучения и смерть с полным и ясным сознанием, не принял этого пития; другие же, как бы спеша исполнить пророческое слово Псалмопевца: даша в снедь Мою желчь и в жажду Мою напоиша Мя оцта (Пс. 68, 22), поднесли господу сосуд с уксусом, смешанным с желчью, но Муж скорбей, взявший на себя немощи и болезни всего человечества (Исх. 53, 3, 4), хотел претерпеть их, не уменьшая силы страданий, а посему, отведав питие, не пожелал пить.

Когда кресты были поставлены и утверждены в земле, исполнители приговора сняли с господа Иисуса Христа одежды, приподняли Его на крест, распростерли руки Его и прибили гвоздями к дереву, так же как и ноги. Был, по счислению еврейскому, третий час дня. с ним распяли двух злодеев разбойников, одного по правую, а другого по левую сторону. Это было сделано, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, к большему «поношению» Его, но на самом деле послужило к большему «подтверждению истины». Злобные враги, неприметно для себя, исполнили древнее пророчество Исаии: и со беззаконными вменися (53, 12).

Судебный порядок римлян требовал, чтобы вина распинаемых была объявляема народу иногда через особого глашатая, который, предшествуя осужденному до места казни, возвещал ее в слух всех, или, что случалось чаще, посредством надписи на дощечке, с обозначением имени, места происхождения и преступления казнимого. такую дощечку обыкновенно несли перед осужденным на место казни или иногда вешали на него и по распятии прикрепляли ко кресту над головой его, чтобы всякий мог видеть и читать сделанную на ней надпись. Пилат воспользовался этим обстоятельством, чтобы снова, и еще жесточе, уязвить первосвященников и членов синедриона: вина, за которую осужден Господь, выражена им в таких словах: сей есть Иисус Назорей, Царь иудейский. Эта надпись была изображена на дощечке, укрепленной над головой распятого, на трех языках: еврейском, греческом и римском, с той целью, чтобы не только палестинские евреи, но и чужестранцы, пришедшие на праздник пасхи из дальних мест, могли читать и понимать ее. Первосвященники, прочитав надпись, сообразили, какой великий позор для них скрыт в кратких, но знаменательных словах. они должны были ожидать, что иудеи прочтут надпись с негодованием на своих начальников, предавших имя Царя иудейского такому поруганию, а язычники – со злой насмешкой над ненавистным им народом. в крайнем смущении хитрые враги Христовы стали просить Пилата о перемене надписи: не пиши: Царь иудейский, но яко Сам рече: Царь есмь иудейский. в таком случае вина падала на самого господа: он объявлялся самозваным обманщиком, а это неминуемо увеличило бы озлобление против него во всех зрителях Голгофского события. По-видимому, расчет был верный. но Пилат, сделавший им столько уступок, на этот раз остался непреклонным и отвечал: еже писах, писах. и между тем, сам не ведая, он написал великую истину. «Пилат, – рассуждает блаженный августин, – что написал, то написал; поелику Господь что сказал, то сказал. он сказал: Аз поставлен есмь Царь от Него над Сионом, горою святою Его (Пс. 2, 6) сказал, что Ему должно пострадать, дабы внити в славу Свою (Лк. 24, 26), – и вот пригвоздившие его ко кресту сим самым, так сказать, возвели Его на Престол; оставалось провозгласить нового Царя, и Пилат-язычник посредством трехъязычной надписи торжественно провозглашает Его, вопреки властям иудейским, в слух всех народов: пророческий символ событий, имевших вскоре последовать! народ иудейский, продолжая отвергать иго царства Христова, видел и доселе, к посрамлению своему, видит, как народы языческие, один за другим, признают распятого Иисуса своим Царем, спасителем и господом».

Итак, на Голгофе открылась пред всем миром тайна креста Христова, представленная Предвечным советом триипостасного Божества и до сего времени сокровенная от век и родов (кол. 1, 26). Агнец непорочный и пречистый, предназначенный еще прежде создания мира (1 Пет. 1, 19, 20) в искупительную и умилостивительную жертву за грехи всего человечества (1 ин. 2, 2), вознесен на крестный жертвенник. Посреди земли (Пс. 73, 12) водружено новое древо жизни. язвы господа, изливая четыре струи на землю, пораженную древним проклятием за грех прародителей (Быт. 3, 17), освящают ее и как бы уготовляют в жилище новозаветных чад второго адама. какое необычайное зрелище, не только для душ избранных, чаявших избавления во Иерусалиме (Лк. 2, 38), но и для самих Ангелов, с благоговейным трепетом окружавших крест, как Престол Господа Славы (1 кор. 2, 8)!

Но в то время, когда на кресте совершалась тайна спасения падшего человечества, вокруг креста, у самых стоп господа, враг нашего спасения напрягал все усилия к возбуждению самых лютых страстей в исчадиях тьмы и к уязвлению, так сказать, пяты победного Семени жены (Быт. 3, 15). вслед за тем, как был утвержден крест и прикреплена к нему надпись, надлежало исполниться во всей точности древнему пророчеству царя Давида, который, в пламенных выражениях описывая страдания Мессии Христа на кресте, говорил о разделе риз Его: разделиша ризы Моя себе и о одежди Моей меташа жребий (Пс. 21, 19). воины, окончив распятие, как бы в возмездие за свое дело, поспешили воспользоваться одеждами господа. кинув жребий, кому что взять, они разделили одежды между собою на четыре части. оставалась нижняя одежда – хитон; особенность его состояла в том, что он был несшитый, но весь сверху до низу сотканный пречистыми руками Богоматери. распинатели тотчас сообразили, что «раздранный, он ни на что не был бы годен» (свт. кирилл александрийский), а поэтому пожалели раздирать его на части и сказали друг другу: не предерем его, но метнем жребий о нем, кому будет. так и поступили, – и затем, выполняя принятый в подобных случаях порядок, сели на Голгофе на страже из предосторожности, чтобы распятые не были преждевременно сняты с крестов.