Культура Духа - Архимандрит (Нойка) Рафаил - Страница 16

И снова хочу привлечь ваше внимание: мы все интеллигентные люди, и интеллектуальное богатство рискует сделать нас ещё хуже. Но существует ещё и благодать Божья. Когда удивлённые Апостолы спросили: «А кто же сможет спастись?», Христос ответил: «Человекам это невозможно, Богу же все возможно» (Мф. 19:26). И на эту возможность уповает наша немощь, а нашу немощь мы можем выразить только в молитве: «Господи, помилуй! Господи, покажи мне путь, не остави меня!» И тогда, если я хоть немного отдаю себе отчёт в своей истинной нищете в сравнении с духовными богатствами, тогда это «Господи!» станет сильнейшим криком, который приклонит ухо Божие. И вот обетование: «Твоё уже Царствие Небесное» — ещё потенциально, скажу я сейчас, но уже — «Царствие Небесное».

Почему я говорю потенциально, и почему я говорю уже? Потому что смотри: путь уже начался. Что делает нищий, когда видит, что чего-то лишён? Что говорит Стихира нашей Церкви? «Чертог Твой вижу, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду в онь: просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя». И тогда начинается сильная молитва, молитва со слезами, в которой наши стенания, подобно крику шёпота того разбойника на кресте, склоняет ухо Божие к утешению, и тайное утешение рождается в нашей душе. Не в этом ли второе блаженство?

Блаженны плачущие, яко тии утешатся. И вот мы достигли другой ступени, потому что начали обретать тайное утешение, но утешение всё более и более ощутимое, которое ведёт к желанию, какое было у Петра на Горе Преображения: «Хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи: Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии» (Мф. 17:4). Ты уже не хочешь возвращаться ко всему мирскому, а хочешь остаться в благодати Божией, взращивать впредь всё божественное.

В этот момент многие души, проходя через этот этап, оставляют мир, становятся монахами и монахинями, пустынниками и удаляются от мира. Не всем это нужно, не все призваны к этому; но один путь мы все должны пройти — отвержение этого мира. Тогда тебя уже не интересует ни этот мир, ни получение человеческих почестей, потому что все умирают — и я умру; тебя не огорчают получаемые от людей уязвления или унижения, потому что и они умирают — и я умру. Но что Бог думает обо мне? Каким Бог видит меня? А как я могу достигнуть того божественного состояния? Оставайся непреклонным и в славе, и в поругании, подобно как Христос был непреклонен, когда воскрешал Лазаря от мёртвых или когда был оплёван перед Своим восхождением на Крест. Святой Иоанн Лествичник показывает, что это состояние, когда ты непреклонен и в славе, и в поругании, страстотерпцы называли кротостью: «Кротость есть неизменное устроение ума, которое и в чести и в бесчестии пребывает одинаковым» (Лествица 24:2).

Итак, мы достигли третьего Блаженства: «Блаженны кротцыи, яко тии наследят землю», — говорит Спаситель. Что за землю, какую землю? Мы видим, что люди зверски истребляют друг друга, чтобы наследовать землю, чтобы наследовать как можно больше земли, чтобы обладать, чтобы господствовать, чтобы царствовать. А нам заповедует Спаситель быть кроткими. Что касается этой земли, не знаю, что будет с ней; но вижу одну вещь: насильники, «мужи кровей» не наследуют её, а будут истреблять друг друга, пока не наступят дни, которые Бог сократит, потому что ни одна плоть уже не сможет спастись, если Бог не сократит их. А понятие земли мы можем разуметь двумя путями: земля, которой являюсь я сам, земля, и я наследую сам себя, т. е. становлюсь обладателем этой земли, которая есть я сам; и можем понимать, что это земля обетования, которая является одним из названий Царства Небесного. Мы называем Христа «Землёй живых», это одно из названий Христа, и в любом случае эту Землю мы наследуем.

Христос говорит: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его» (Мф. 6:33). Кротостью мы наследуем «землю», вечную землю, где, по словам Святого Петра «царствует правда» (см. 2 Пет. 3:13). А в чём же правда Божия? Правда Божия: сначала мы видим Христа, распятого на Кресте за наши грехи — так это ли правда? Это и есть правда Божия? И видя это, переживая это, я вспоминаю слова отца Софрония: «Я был поражён образом Христа, который спустя пять тысяч лет после падения Адама восходит на Голгофу, чтобы разорвать рукописание, „написанное против нас“». И Он разорвал его. Красота правды Божией настолько сильно опьяняет человека, что подобно тому, как Сын Божий предал себя, человек сам хочет предаться даже до смерти, если может, если благодать даёт ему силы, как дала Мученикам.

Блаженны алчущие и жаждущие правды, яко тии насытятся, потому что, воистину, правда насыщает. Человеческая правда «глаз за глаз и зуб за зуб» не обогащает, не насыщает. А правда Божия, воистину, наполняет тебя. И, будучи наполненным, видя себя исполненным и видя уже перед собой что-то из тайн Царства, понимаешь из окружающей жизни, что не все знают эту правду. И когда кто-то клевещет на тебя — так, как было с пророком Давидом, когда один человек проклинал его, то царь Давид сказал своим слугам, которые хотели убить этого человека за проклятия в адрес царя: «Оставьте, если Бог положил в сердце его проклинать меня, то пусть проклинает меня» (см. 2 Цар. 16:11,12). Вот так тот, кто исполнился правды Божией, начинает жалеть о своих ближних, которые ещё не познали этой сладости, этой славы. Он исполняется милости к тем, кто не познали того, что было дано познать ему. И, исполнившись милости, подобно Давиду и многим святым, он будет изливать милость там, где сам будет атакован насилием и ненавистью человеческой злобы.

Спаситель говорит: «Блаженны милостивии, яко тии помилованы будут», потому что мы говорим в молитве «Отче Наш»: «И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим». Так вот, если мы не можем не грешить, если мы не можем не быть детьми ада, Бог оставил нам маленький ключ ко спасению. Спаситель говорит: «Прощайте, если что имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши. Если же не прощаете, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших» (Мк. 11:25, 26). Вот каким образом мы можем сделать так, чтобы непрощаемые грехи простились нам. «Принуждаем» Господа, Того, Которого невозможно принудить; мы, немощные, можем принуждать Всемогущего Бога послушанием Его слову, Того, Кто позволяет принуждать Себя по милости Своей к людям, чтобы на суде Он мог сказать: «Если ты, человек, простил брату своему один динарий, то Я прощу тебе тысячи талантов!» Мы видим в другой притче Спасителя (см. Мф. 18:23–35) одного человека, который много задолжал царю, и царь его простил, а сам он не простил другого, который ему задолжал гораздо меньше. И опечалился царь и на суде предал его «мучителям», пока он не отдаст всё то, что задолжал, до последнего таланта.

Но мы можем избежать мук, избежать, осознав, что можем миловать. Мы должны это в себе культивировать, и, видя ближнего согрешающим, понимаем, что такое грех, потому что он и нас тяготит. Если не забудем, что наш ближний такой же грешник, как и я, то простим этого грешника, потому что и я хочу быть прощённым. И обращаюсь с молитвой прощения к Богу: «Вложи в сердце моё истинное прощение». И Бог прощает мне многие грехи.

Блаженны милостивии, яко тии помилованы будут. Эта милость, которая, милуя нас, достигает познания милости Божией, она уже воистину не нуждается ни в чём земном, но помышляет всё более и более, подобно словам святого Павла: «О горнем помышляйте, а не о земном» (Кол. 3:2), всё более и более ищет горнего, и сердце очищается от привязанности к мирским страстям.

Что такое страсть? Вот что такое страсть: страсть — это бесконечное желание, которое мы относим к чему-то ограниченному. Например, чувство голода. Спаситель в пустыне был искушаем дьяволом, после того как постился сорок дней: «И сказал Ему диавол: „Если Ты Сын Божий, то вели этому камню сделаться хлебом“» (Лк. 4:3). И Спаситель показывает: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4:4). Значит ли, что каждое слово, исходящее из уст Божиих, является пищей? Подобно ли оно хлебу? Тогда это должно значить, что чревоугодие является в конце концов голодом по слову Божьему. И мы, не проживая слова Божия, позволяем увлечь себя не голодом — потому что чревоугодник не голоден, даже желудок говорит ему: «Хватит, не могу уже, я переполнен!», — но он получает удовольствие от процесса еды. В этом чревоугодие — получать удовольствие. Удовольствие хочет ещё и ещё, а чрево уже не хочет.