Король-Провидец - Банч Кристофер - Страница 94

• Предыдущая
• 94/136
• Следующая

Со стороны казалось, будто в столице остались лишь простолюдины, копившие злобу на правителей, и аристократы, прятавшиеся в богатых кварталах. Торговцы, клерки, купцы – все представители среднего класса Никеи – исчезли, затаились, либо присоединились к бунтовщикам, ожидая дальнейших событий.

Я вздрогнул и проснулся, услышав хоровое пение. За открытым окном ярко пылали факелы. Я скатился с постели обнаженным, как спал, и потянулся к мечу, висевшему в ножнах на стене.

Маран села в постели, сонно протирая глаза.

– Что случилось?

Я не знал, но быстро подошел к окну и выглянул наружу. Наши комнаты располагались на третьем этаже башни и были обращены в противоположную от центра города сторону.

Ночь превратилась в море пылающих факелов. Улицы дрожали от поступи шагающих мужчин и женщин. До меня доносились обрывки лозунгов, скандируемых многотысячной толпой: Хлеба... Мира... Долой Совет Десяти... Глас народа... Нумантия... Смерть или жизнь...

И сквозь этот гул пробивался слабый хор голосов:

Сайонджи... Сайонджи... Сайонджи...

Маран подошла ко мне в тонкой ночной рубашке, которую она надела, когда я лег в постель, вконец измотанный дневными хлопотами. Она оперлась локтями на подоконник и с зачарованным видом выглянула на улицу.

– Ты чувствуешь, Дамастес? – прошептала она. – Скажи, ты чувствуешь это? Богиня зовет.

Сначала я слышал только рев толпы, но потом она пришла ко мне – богиня-разрушительница воззвала к моей крови, и та забурлила в ответ.

Могучая магия вырвалась на свободу той ночью. Она овладела мною, и мне захотелось выйти наружу, быть вместе с толпой, крушить и резать, чтобы потом воздвигнуть новое царство абсолютной свободы, где каждый сможет получить то, что пожелает взять.

Маран повернулась, и я увидел в ее глазах отблески факелов.

– Все так, как говорил Тенедос, – прошептала она. – Новый мир. Новое время. Я чувствую это, Дамастес! Я чувствую, как поворачивается Великое Колесо, а ты?

Я не мог ответить. Неведомая сила перехватила мне горло; все темные страсти и побуждения выплеснулись наружу. Я не знал, стучат ли барабаны в ночи, или пульс барабанным боем отдается у меня в ушах. Но потом все изменилось. Вместо Сайонджи, грозного воплощения бога войны Исы, пришла нежная Джаен, и мой член моментально напрягся, причиняя почти физическую боль.

Я стоял позади Маран. Задрав ей рубашку до талии, я раздвинул ее ноги и насадил ее на себя, вогнав член одним толчком. Она застонала, и Джаен тоже приняла ее в свои объятия.

Я отодвинулся так, что головка члена почти вышла из нее, затем обрушил новый удар. Мои руки нашли ее груди, стиснули их, и она закричала. Крик потонул в реве толпы на улице. Маран кричала снова и снова, и время растянулось до бесконечности, пока я вонзался в ее тело, в ее душу. Я тоже не удержался от крика, когда семя хлынуло из меня, горячее, как подземный пламень, сотворивший Тхака.

Потом время вернулось в свое обычное русло, и я понял, что лежу на Маран, наполовину высунувшись из окна и придавив ее к подоконнику.

– Извини, – пробормотал я.

– Не надо извиняться, – ответила она. – Просто... предупреди меня в следующий раз, ладно? Тогда я хотя бы успею подложить подушку.

Я соскользнул с нее, взял на руки и отнес в постель.

– Кажется, завтра у меня будет немного саднить в одном месте, – прошептала Маран, когда мы немного успокоились.

Она погладила мою грудь.

– То, что мы сейчас делали, любимый, кажется, называется сексуальной магией. Амиэль однажды дала мне книжку об этом.

Перед моими глазами промелькнула темная тень.

– Сексуальная магия? – переспросил я. – Кто творит ее?

– Не знаю, – ответила она. – Но я никогда не чувствовала ничего подобного, и не уверена, захочется ли мне сделать это еще раз. Это было так, словно... нет, нас не использовали, но мы стали частью чего-то другого. А может быть, я ошибаюсь. Кажется, мы на время превратились в орудие чужой воли.

Чародеи Товиети? Или сам Тхак?

Или даже Сайонджи? Эта мысль заставила меня вздрогнуть. Неужели богиня разрушения явилась сюда и склонила свое лицо над Никеей, с улыбкой наблюдая, как рушится хрупкий человеческий порядок?

Не знаю, призывал ли кто-то сексуальную магию той ночью, и подействовало ли на других это заклинание, или же это была просто вспышка страсти между мною и Маран.

Но на следующий день Никею охватил хаос.

Существует много версий о причинах мятежа. Некоторые утверждают, что карета какого-то вельможи насмерть задавила ребенка из нищей семьи. Другие говорят о девушке, жестоко избитой стражниками, третьи полагают, что все началось с пьяной драки в таверне между какими-то правительственными служащими и поставщиками продуктов.

Не сомневаюсь в справедливости этих утверждений, но не верю, что город взорвался после одного-единственного инцидента: безумие распространилось слишком быстро. Слишком долго бедняков презирали и втаптывали в грязь, слишком давно их правители забыли о своих обязанностях. Город напоминал поленницу сухих дров, к которому поднесли факел: прикоснулись в одном месте, в другом... и вспыхнул пожар.

Оголтелые толпы прокатились по улицам, поджигая, грабя, убивая и насилуя. Врагами были все, кто не участвовал в погромах.

Стражники бежали в свои участки и забаррикадировались там. Солдаты попрятались в своих казармах, богачи укрылись в особняках, а Совет Десяти вместе с Никейским Советом устроил экстренное совещание, на котором не было принято никаких решений.

По верхушке власти был нанесен новый удар: Раск, один из членов Совета и товарищ Фаррела, просто исчез, и никто не знает, что стало с ним в тот день. Толпа взяла штурмом городскую ратушу, вытащила на улицу четырех оказавшихся там советников и разорвала их на куски.

Скопас приехал в башню посоветоваться с Тенедосом. Провидец передал мне содержание их разговора. Тенедос выдвинул те же предложения, что и раньше, но Скопас снова медлил принять решительные меры. Возможно, сказал он, поскольку простолюдины грабят в основном собственные кварталы, их нужно оставить в покое до тех пор, пока бунт не уляжется сам собой.

Как ни странно, Тенедос отчасти согласился с ним.

– Пусть бедняки сожгут свои трущобы, – сказал он мне. – Когда это закончится, мы сможем отстроить Никею надлежащим образом.

Эта черствость потрясла меня, но, кажется, я сумел скрыть свою реакцию.

– Однако я продолжаю утверждать, что любой, кто считает, будто этот мятеж прекратится сам собой – полный идиот, – добавил он. – Товиети и агенты Чардин Шера позаботятся о том, чтобы этого не произошло.

Дни проходили за днями, и по-прежнему не было никаких вестей о подкреплениях, вызванных с границы. Тенедос попытался сотворить заклинание поиска, но у него ничего не вышло. По его словам, это было все равно, что пытаться разглядеть что-то через плотный туман. Это означало только одно – волшебство, какое-то заклинание Товиети, власть которого не давала войскам подойти к столице.

По моей просьбе Тенедос воспользовался своими чрезвычайными полномочиями, чтобы перевести полк Золотых Шлемов, 19-й Пехотный и два других парадных полка в палаточный лагерь в Хайдер-Парке, находившийся на равном расстоянии от нашей башни, Военной Палаты и дворца Совета Десяти. Это делалось для укрепления центра Никеи и сплочения наших сил. Среди солдат начало расти недовольство: им не хотелось покидать свои уютные кирпичные казармы. Я подозревал, что если бы бунтовщики оставили их в покое, они бы с удовольствием сидели на месте, полируя доспехи и упражняясь в бессмысленных пируэтах на плацу, пока вся Никея не обратилась бы в пепел вокруг них. Вместо этого им пришлось нести караул, либо патрулировать главные городские улицы, пешком или в конном строю. Жалобы не смолкали ни на минуту. Ужасные солдаты, но они были единственными, кого я мог использовать. По крайней мере, с горькой иронией думал я, мне не стоит беспокоиться о том, что среди жалобщиков могут оказаться агенты Товиети: душители были бы только рады возможности подобраться поближе к Тенедосу, Совету Десяти или к нумантийским военачальникам.

• Предыдущая
• 94/136
• Следующая