Король-Провидец - Банч Кристофер - Страница 41
- Предыдущая
- 41/136
- Следующая
Меня слегка подташнивало.
Увидев выражение моего лица, Тенедос догадался о моих чувствах и криво усмехнулся.
– Ты думаешь «какое дерьмо!» – не так ли, Дамастес?
Я что-то пробормотал, не желая отвечать.
– Но что такое ложь? Разве Банер, например, не убил бы дюжину Товиети, если бы остался в живых?
– Возможно. Кстати, вы ни словом не обмолвились о Товиети.
– Это потому, мой дорогой друг, что Совет Десяти снимет с меня шкуру и вывесит ее на городской площади, если я допущу утечку столь секретной информации. Позволь мне продолжить. Что касается прощальной речи легата Банера... что ж, я признаю, что вложил в его уста слова, которые ему не принадлежали. Но можешь ли ты гарантировать, что он не верил в это?
– Я ни разу не слышал, чтобы он говорил о политике.
– Тогда кто может сказать? Кроме того, здесь заключена более важная истина, – продолжал Тенедос. – Помнишь, как я обратился к твоим солдатам на переправе? Я обещал им великие времена, великие деяния и награды.
Вот так-то. Наши павшие, вернувшиеся к Колесу, могут послужить общему делу. Банер – один из них. Он подает пример другим молодым нумантийцам.
Посуди сам: стоило ли мне рассказывать правду о смерти легата Банера. Стоило ли говорить о том, что он как последний идиот бросился в атаку на человека, вдвое превосходившего его силой и опытом? О том, что он заступил дорогу своему командиру, без сомнения, надеясь стяжать великую славу, собственноручно прикончив Шамиссо Фергану? Должен ли я сказать, что его смерть ничего не изменила в этой проклятой стране, поскольку жизнь здесь будет такой, какой она была всегда, если только не перебить всех горцев до единого и заселить страну нормальными людьми? Должен ли я сказать, что эти Спорные Земли мало что значат для Нумантии, а большинство нумантийцев не могут найти их на карте и плевать хотели на то, что происходит на границах?
Как ты думаешь, обрадовало бы это родственников легата, если они у него есть? Пошло бы это на пользу Нумантии?
Возбуждаясь собственной речью, Тенедос понемногу начинал сердиться. Я не ответил на его вопросы, сделав вид, что несведущ в таких абстрактных материях.
Внезапно к Тенедосу вернулось хорошее настроение.
– Дамастес, друг мой, сосредоточься на тех делах, в которых ты так хорошо себя проявил. Солдатская служба – это тоже великое искусство. Обещаю тебе, что в один прекрасный день ты будешь вознагражден и получишь возможность совершить истинно великие дела, а твое имя прогремит на всю страну и будет навеки вписано в анналы истории.
Предоставь мне политику и дипломатическую мишуру. Но прежде подумай об одном: много ли шансов останется у Совета Десяти низвергнуть меня в пучину забвения после того, как мои отчеты попадут в никейские листки новостей?
Все, что от меня требуется... все, что от нас требуется – это пережить тяжелые времена в Кейте, и тогда наши имена прославятся во всей Нумантии. А что может сравниться с этим?
И все-таки я чувствовал себя неуютно. Извинившись, я попрощался и ушел. Следующие несколько дней этот случай не шел у меня из головы – я знавал офицеров, которые лезли из кожи вон, лишь бы показаться в выгодном свете перед своими командирами, и слышал рассказы отца о таких выскочках. Я не питал к ним никаких чувств, кроме презрения.
Но, с другой стороны, Лейш Тенедос не был солдатом и сражался на совершенно другой арене, о которой я почти ничего не знал, да, признаться, и не хотел знать. Вправе ли я был осуждать его? Ведь наша вылазка в пещеру действительно помогла сохранить мир в Кейте, сделала ахиму Фергану союзником Нумантии, пусть и недостойным доверия, и по крайней мере на некоторое время удержала хиллменов от полномасштабного вторжения в Юрей.
И наконец, Тенедос был моим начальником. Я не имел права подвергать сомнению его решения или избранную им тактику.
К счастью, появились другие, гораздо более важные хлопоты, и я перестал думать об этом.
Одно происшествие выглядело незначительным, но наводило на размышления: ландграф Эллиас Малебранш из Каллио исчез, бежал из дворца в то самое утро, когда мы отступали перед Тхаком в пещере Товиети. Совпадение показалось мне довольно любопытным. Тенедос вовсе не считал это совпадением, но все расспросы о каллианце при дворе ахима Ферганы вежливо игнорировались.
Самой большой заботой были Товиети. Они не исчезли, как легкомысленно пообещал Фергана; вместо этого их движение только разрасталось и более не находилось под запретом. Возможно, теперь у них не было лидера, но их идеи не изменились. Уничтожайте правителей и землевладельцев. Берите все, что хотите. Пока старый порядок не будет разрушен, мир не наступит, и убийства не прекратятся. И, разумеется, M'rt te Ph'reng!
Я видел этот лозунг, нарисованный на многих стенах, и никто из кейтцев не давал себе труда закрасить его. Появились и новые образцы настенной росписи – грубый круг, иногда закрашенный красным, обозначавший кровь павшего Шамиссо Ферганы, мученика джака Иршада и остальных, убитых нами в пещере. Из круга поднималось гнездо шипящих змей с оскаленными клыками. Рисунок мог быть выполнен рукой мастера или просто начерчен в виде кружка с выходившими из него загогулинами – это не имело значения.
У Товиети был лозунг: «Из одного тела – много бойцов. У многих бойцов – одна воля. Смерть чужеземцам! Война их королевствам!»
Теперь резиденцию постоянно окружали возбужденные толпы. Несмотря на Период Дождей, в любой час можно было слышать скандируемые лозунги и заунывное пение, обещающее смерть злобным инородцам, кшишти , которые спят и видят, как бы разрушить прекрасный Кейт.
Мы выезжали за пределы нашего посольства только в холщовых плащах, чтобы слюна от плевков не оскверняла наши мундиры. Наши туземные слуги подвергались нападкам и оскорблениям. Мы были вынуждены сопровождать тех, кто жил за пределами посольства, до дома и обратно, а потом и вовсе отказаться от их услуг.
Я собрал горских наемников и предложил им покинуть нашу службу. Меня обрадовал и немного удивил тот факт, что лишь половина – около пятидесяти человек – приняли мое предложение. Оставшиеся, включая легата Йонга, были самыми лучшими бойцами.
Потом был убит первый нумантиец. Его звали Жуан Ингрес, и ему было пять лет отроду.
Его отец был серебряных дел мастером из Нумантии, мать – уроженкой Кейта. Он играл в мячик со своими братьями. После случайного удара мяч перелетел через забор на соседскую грядку, где росли помидоры. Мальчик пошел туда; внезапно откуда ни возьмись возникли трое людей, затянули желтый шелковый шнур вокруг его шеи и в мгновение ока задушили его. Прежде чем братья успели поднять крик, троица исчезла.
Кейтские стражники утверждали, что не могут найти никаких следов убийц. Их агенты тоже ничего не слышали об этом злодеянии.
Полномочный посол Тенедос заявил официальный протест ахиму Фергане. Правитель придал лицу самое печальное выражение и унылым голосом заговорил о том, как ужасно, что такое могло случиться в его городе, и как ему стыдно... хотя он может понять, что некоторые люди, памятуя о давних злодеяниях, совершенных нумантийцами по отношению к несчастному Кейту, могли потерять голову и принять за врага невинного ребенка.
– О каких злодеяниях вы говорите, Ваше Величество? – ледяным тоном осведомился Тенедос.
– О тех злодеяниях, которые хорошо известны всем нам. Едва ли стоит упоминать о них, хотя они весьма прискорбны.
– Поскольку я говорю от имени Совета Десяти и всей Нумантии, я вынужден настаивать на подробностях. Насколько мне известно, между нашими странами заключен мир.
– О да, – ответил ахим Фергана. – Разумеется. Но это не отменяет истинности моих слов.
Тенедос холодно посмотрел на него, затем поклонился, и мы удалились. Было ясно, что времена чествования героев канули в прошлое. Теперь мы вернулись к нормальному состоянию – чужеземного сброда на задворках великой Сайаны.
- Предыдущая
- 41/136
- Следующая
