Король-Провидец - Банч Кристофер - Страница 28
- Предыдущая
- 28/136
- Следующая
Он выступил вперед, вынул из мешочка на своем поясе три крошечных золотых шкатулки и открыл их.
– Эскадронный проводник Биканер из Нумантии, готовы ли вы принести жертву ради блага страны, которой вы служите?
– Готов, – ответил Биканер. Легкая дрожь неуверенности в его голосе казалась неподдельной. Он подошел ближе и снял свой шлем. Тенедос вынул маленькие серебряные ножницы. С некоторым трудом, из-за того, что у Биканера волосы были слишком короткими, он отстриг несколько волосков и положил их в шкатулку. Потом он захлопнул шкатулку, подержал ее в руке, как будто взвешивая, и протянул ахиму Фергане. Джак Иршад проворно взял шкатулку, закрыл глаза и прикоснулся ею к середине своего лба.
– Здесь нет ничего лишнего, – провозгласил он и поставил шкатулку на край помоста.
– Легат Дамастес а'Симабу, готовы ли вы принести жертву ради блага страны, которой вы служите? – спросил Тенедос.
– Готов.
Волосы, срезанные с моей головы, были положены в другую шкатулку, и Иршад снова поднес ее ко лбу, убеждаясь в том, что мы не подменили свои волосы чужими, тайком пронесенными во дворец. Затем настала очередь Тенедоса.
Когда все три шкатулки выстроились на помосте, Иршад зашел за трон и вынес три манекена. Они были сделаны великолепно: наряд каждой куклы точно копировал нашу одежду на предыдущей церемонии, и даже выражение лиц, искусно вырезанных из слоновой кости, казалось очень знакомым, хотя, честно говоря, я не думал, что выгляжу настолько молодо.
Куклам расстегнули одежду, открыв деревянные болванки туловищ. В центре каждого каркаса виднелось небольшое отверстие, заполненное глиной. Беззвучно шевеля губами, Иршад поочередно открыл каждую из шкатулок, вынул волосы и вмазал их в глину.
Затем он выпрямился и взмахнул рукой. Помост отъехал назад, а после следующего повелительного жеста железная пластина скользнула вбок, открыв миниатюрную копию зала, в котором мы стояли.
Иршад поставил три новых манекена на сцену рядом с куклой, изображавшей ландграфа Малебранша. Потом крышка скользнула обратно, и помост вернулся на прежнее место.
Иршад поклонился.
– Благодарю вас от имени Щедрейшего Владыки, ахима Бейбера Ферганы, и поздравляю с благополучным присоединением к нашему двору. Да воцарятся между нами мир и согласие!
– Вот и хорошо, – проворчал ахим Фергана. – Достаточно магии, пора переходить к делу.
В его голосе слышалось облегчение, и я заподозрил, что он, как и многие из нас, испытывал неудобство, используя любое чародейство, даже призванного служить его интересам.
Начался медленный дипломатический танец: обмен любезностями, скрытыми намеками и невысказанными обещаниями.
Наш обман удался.
В Сайане перед нами стояло три главных задачи. Во-первых, мы должны были представлять интересы Нумантии и удерживать ахима Фергану от любых решений, способных повредить нашему государству. Во-вторых, мы собирали сведения о новой опасной секте, называвшей себя Товиети. Третья задача, с дальним прицелом и самая трудная, заключалась в попытке заставить кейтцев умерить свою необузданную воинственность или хотя бы направить их интересы куда-нибудь подальше от наших границ, особенно от Юрея.
Прошло пять лет с тех пор, как в Сайане была учреждена должность полномочного посла Нумантии. Предыдущий посол умер внезапно, при весьма загадочных обстоятельствах. Нам неоднократно говорили о его пристрастии к алкоголю и к жгучим кейтским пряностям, которыми в изобилии приправлялись здешние блюда. Ходили слухи о болезни и последующем умопомешательстве. По словам Тенедоса, он не верил ни одной из версий, но не собирался строить догадок.
Совет Десяти предоставил Тенедосу список агентов, завербованных предыдущим послом. Нам предписывалось связаться с ними и возобновить их активную работу.
Это оказалось почти невозможным делом. За любым нумантийцем, выходившим из резиденции, немедленно устанавливалась слежка, либо его обступала возмущенная толпа, из которой неслись угрозы и время от времени летели камни.
Однако расследование не заняло много времени. Нам понадобилось нанести лишь несколько коротких визитов в предположительные места жительства нумантийских агентов, чтобы понять: мы можем не беспокоиться, что навлечем на этих людей гнев ахима и подвергнем пыткам его палачей. Бывший посол либо выдумал всех своих шпионов и прикарманил их жалованье, либо они разбежались после его смерти. Первое мне казалось наиболее вероятным. Конюшня, в которой якобы работал наш кузнец, оказалась сожжена дотла. «Надежная» таверна превратилась в лавку предсказателя судьбы, а в доме, где жил «рослый юноша», не оказалось никого, кроме дряхлых стариков.
Если мы собирались иметь собственных шпионов, нам предстояло начинать дело с нуля. Поскольку я мало знал об этом темном занятии и имел еще меньше склонности к нему, мы оказались в крайне невыгодном положении. Я поинтересовался, почему среди слуг Тенедоса нет опытного человека, который умел бы работать с информаторами и знал толк в тайных операциях. Тенедос немного пристыженно ответил, что он сам всегда интересовался шпионажем и даже имеет некоторые теории, но эта ужасная страна не годится для того, чтобы опробовать их на практике. Помощи от него ждать не приходилось.
Мы многое узнали о джаке Иршаде, и эти сведения нельзя было назвать приятными. Он был первым чародеем королевства и обладал невероятным честолюбием. Он довольно поздно присоединился ко двору ахима Бейбера Ферганы, и некоторые злые языки утверждали, что он медлил с клятвой верности до тех пор, пока не убедился, что ахим крепко сидит на троне. С тех пор он постепенно подводил своего повелителя к мысли, что является самым ценным и преданным его слугой. Он снабдил Бейбера Фергану не только чародейской защитой, но и сетью агентов, опутавшей все слои сайанского общества. Я считал его гнусным типом, и он, похоже, придерживался того же мнения обо мне. Одним из его немногих искренних убеждений была ненависть ко всем инородцам.
Однажды я упомянул при Тенедосе о своей неприязни к Иршаду. Тот пожал плечами и сказал, что не испытывает к нему особой ненависти.
– Он в своем роде патриот, – добавил Тенедос. – Очень амбициозен, ну и что с того? Разве мы все не патриоты? Честно говоря, я учусь у него некоторым вещам и предлагаю тебе, Дамастес, последовать моему примеру. По-моему на свете нет таких ужасных людей, чей характер или образ мыслей не были бы достойны изучения.
Я подумал, что с бо льшим удовольствием отправился бы изучать городскую канализацию, но удержал эту мысль при себе.
Больше всего меня беспокоила туземная солдатня. Близость к нашему расположению делала их самыми опасными из потенциальных противников.
Я вызвал их во внутренний двор и приказал смотреть, как мой эскадрон занимается строевой подготовкой и упражнениями с оружием. Это не произвело на них впечатления, так как они бились один на один и считали солдат, сражавшихся в строю, не более чем марионетками.
Тогда мои лучшие мечники и борцы показали им свои способности. Это зрелище было более понятным для хиллменов, и они оценили его по достоинству.
Потом я пригласил их лучших бойцов испытать свое искусство в бою против моих людей, используя, впрочем, тупые клинки. Хиллмены старались изо всех сил, но смогли победить нумантийцев лишь в одном из четырех поединков.
Наконец я разделил их на небольшие группы, сделал то же самое со своими солдатами и выставил их друг против друга – один на один, один против двоих, трое против одного, и все прочие сочетания, встречающиеся в настоящей битве. И снова уланы и Куррамская Легкая Пехота посрамили их бойцов.
Тогда я выстроил их на плацу и объявил, что собираюсь сделать из них настоящих солдат, а если кто-нибудь возражает, то он вправе уволиться с нашей службы. Послышались недовольные шепотки; я ловил на себе мрачные взгляды исподлобья.
Прежде чем недовольство успело перерасти в открытый мятеж, я объявил о первых четырех переменах – их старые вонючие мундиры нужно сжечь и заменить нормальной военной формой, уже заказанной у местных портных; их грязные казармы должны быть вычищены и выкрашены, и впоследствии содержаться в безупречной чистоте; их повара увольняются за полной непригодностью, а сами они теперь будут есть вместе с нами ту пищу, которую едим мы сами; и наконец, их жалованье повышается на двадцать процентов и выплачивается золотом еженедельно.
- Предыдущая
- 28/136
- Следующая
