Последний танец вдвоем - Крэнц Джудит - Страница 8
- Предыдущая
- 8/62
- Следующая
– Ох, Зак, – вздохнула Саша с тоской, – не трави душу!
– Саша, маленький инцест – единственный способ для брата и сестры стать друзьями, тогда как по природе своей они – враги.
– Зак, мне не до шуток! – нахмурилась Саша.
– По твоему голосу слышу, что у тебя проблема. Скажи-ка папочке.
– Меня беспокоит Джиджи.
– А что с ней?
В его голосе Саша услышала неподдельную тревогу и решила, что попала в точку.
– Зак, ты ведь сам понимаешь, что Джиджи – это не просто очередная девочка, я права?
– Да, прежде мне не доводилось встречать девушки по имени Гразиелла Джованна Орсини, – сказал он сурово.
– Она даже свое полное имя тебе назвала!
– Я спросил – она ответила. А что, это секрет?
– Мне понадобились многие месяцы, чтобы выудить его из нее. Она считает, что оно звучит слишком официально.
– Мне кажется, оно ей подходит, – сказал Зак неловко, как бы оправдываясь. – Так в чем проблема?
– Она – очень чувствительная девушка, Зак… «Как будто он сам этого не знает, – подумала Саша. – Какое же дерьмо – мужики!»
– И хорошо, что чувствительная. Или ты хочешь, чтобы она была бесчувственной, как чурбан? Ты предпочла бы чувствительность, которую можно снимать и надевать, как свитер, да?
– Она очень ранима.
– То же самое ты можешь сказать о каждом представителе рода человеческого. Мы все ранимы, даже ты и я. Я тоже очень чувствительный человек. И даже мама очень ранима. Мы просто никогда над этим не задумывались.
– Зак, ты нарочно строишь из себя тупицу! Ты хочешь заставить меня замолчать и не говорить тебе того, за чем я сюда, собственно, и пришла, потому что ты не желаешь этого слушать. Так вот послушай же! У Джиджи гнусный папаша, а мать ее умерла у нее на руках, когда она была сопливой девчонкой. Ее мачеха, похоже, исчезла где-то на дне или на вершине Парижа – точно сказать не могу. Похоже, возвращаться она не собирается. Так что, кроме меня, у нее практически никого нет на всем белом свете, а работой своей она не очень довольна. Поэтому мы с тобой должны быть к Джиджи очень, очень внимательны. Мы должны обращаться с ней очень осторожно. Я понятно объясняю, Зак?
– Гнусный папаша, говоришь?
– Именно так. Она больше года не имела от него никаких известий. Ни одной открытки! Она как доверчивое дитя, Зак, и мне кажется, она начинает терять из-за тебя голову.
– Ничего похожего, – заявил Зак каким-то неестественным голосом. – Ты выдумываешь.
– Ты говоришь так только потому, что уже перестал воспринимать женские переживания, Зак. У тебя было так много легких побед, что ты просто перестал замечать, в какой момент застенчивая девчушка вроде Джиджи начинает слушать каждое твое слово с открытым ртом, внимая тебе, как оракулу. Ты представить себе не можешь, как часто она цитирует тебя! Ты для нее – непререкаемый авторитет.
– Ну, конечно! – Зак недоверчиво хмыкнул. – Авторитет – в какой, собственно, области? В плане ее работы?
– Главным образом – да, но всякому ясно, что ей просто хочется без конца повторять твое имя. А когда тебе хочется произносить чье-то имя, когда ты без конца возвращаешься к какому-то человеку в любом, самом неподходящем разговоре – наверное, даже тебе понятно, что это означает. Это самый верный признак влюбленности.
– А что это такое – влюбленность? – спросил Зак с раздражением. – Привязанность школьницы? Небольшое предпочтение одному перед другими? Немного романтической чепухи? Вот уж не ожидал услышать от тебя такое словцо, детка! Влюбленность – это нечто совершенно безобидное и детское, что-то из книжки «Маленькие женщины».
– Я просто попыталась в двух словах обрисовать тебе, что, на мой взгляд, твои разговоры с Джиджи о ее работе заставляют ее воспринимать тебя более серьезно, чем входит в твои планы.
– Саша, выкладывай все! Нечего ходить вокруг да около, и хватит с меня твоих длинных и замысловатых фраз, которые ничего не значат! – взорвался Зак.
– Если ты не перестанешь слушать ее и давать ей советы, она в тебя влюбится, – мрачно заявила Саша.
– Обхохочешься!
– Я знаю Джиджи, и поверь мне, это уже происходит. Может быть, и так уже слишком поздно.
– Очень смешно! – сказал Зак со злостью. – И именно для этого ты меня сюда пригласила? Этот обед – просто часть вашего с ней заговора против меня, точно?
– Что ты несешь?
– Правильно, Саша, валяй, продолжай разыгрывать невинную подругу! Это она тебя сюда подослала, признавайся? Или это была твоя затея? Которая из вас это все придумала? Которая из вас решила, что я недостаточно страдаю? О, я отлично понимаю ход ваших мыслей, я знаю твои теории о мужских страданиях, но я не думал, что они могут быть применены против собственного брата! У тебя есть хотя бы крупица родственной солидарности?
– Это ты… ты-то страдаешь?!
– Правильно, сыпь мне соль на раны! Вздерни меня на дыбу и слушай, как трещат одна за другой мои кости, зарой меня в песок и напусти мне в глаза муравьев, наслаждайся! Что я тебе сделал, чем заслужил такое обращение, вот что я хотел бы знать!
– Зак, заткнись. Мне надо подумать, – сказала Саша, оторопев.
– Здесь не о чем думать! Ты и твоя маленькая подружка выиграли. Торжествуйте победу, купайтесь в ней, какое мне дело? «Мужчины от любви не умирают», не так ли? Что ж, у меня есть более свежие данные по сравнению с Шекспиром! Он ведь не проводил опроса общественного мнения. И моего не спрашивал.
– Ты умираешь от любви?! – выдохнула Саша.
– Нет, пока еще нет, но, если я не возьму себя в руки, этим все кончится. Не может быть, чтобы она тебе об этом не сказала! Представляю, как вы вдвоем потешались надо мной, как ведьмы над своей жертвой. О, начинала она по всем правилам – все эти робкие вопросы, с трепетом в голосе, от которых я начинал чувствовать себя большим и значительным. А этот ее взгляд – как если бы я владел тайнами Вселенной? Это не ты научила ее, как сразить меня таким взглядом? А затем эта просьба позволить ей прийти ко мне в прошлую субботу, потому что она страшно встревожена… Через полчаса я вдруг оказываюсь перед тарелкой такой вкусной еды, какой за всю свою жизнь не пробовал, а она сидит от меня как можно дальше, такая хорошенькая в своем скромном фартучке, что я чуть не подавился. И все это время она рассказывает мне, что у нее было в Калифорнии с этим англичанином, который разбил ее сердце, когда она еще была невинной, с гнусным типом, который хотел удрать, даже не попрощавшись с ней, – не удивлюсь, если она выдумала всю эту историю от начала до конца, чтобы возбудить во мне еще большую ревность. И все эти вечера, когда она отказывала мне в свидании, мотивируя тем, что уже договорилась с другим – вернее, с другими, – этому тоже ты ее научила, а? Все, что я могу сказать, – я тебе этого не прощу, Саша. Ты об этом пожалеешь!
– Зак, я вовсе не хотела… прости меня! – взмолилась Саша, но брат ее не слушал.
– Правильно, злорадствуй теперь! И то, что она не позволяет мне даже прикоснуться к ней, – это тоже твоя наука. Узнаю твой почерк, тебя действительно надо изолировать! Сначала довести несчастного идиота до такого состояния, чтобы у него в глазах двоилось, потом не позволить ему ничего больше поцелуя в кончик очаровательного носика или в макушку хорошенькой рыженькой головки, а если он очень хорошо себя ведет, подставить ему мягенькую щечку, только и всего! Дальше – ни шага! И при этом твердить ему, что вся причина в том, что вы просто боитесь слишком увлечься – увлечься! – если он, не дай бог, поцелует вас в губы… Да, это было убийственно, прямо в сердце! А что такого ужасного в увлечении? Это совершенно выбило меня из колеи. В жизни ничего подобного не слышал – откуда вы понабрались этих штучек? Может быть, от Джейн Остин? Или Генри Джеймса? А может, из «Кама-сутры»?
– Господи Иисусе!
– Даже господь никому не запрещал увлекаться! Саша, я знаю твои принципы, и я, как последний идиот, никогда не ставил их под сомнение. Но не думаю, что невинную девочку, которая до знакомства с тобой была наверняка вполне приличным и порядочным человеком, стоит отравлять твоими нездоровыми, безумными, мужененавистническими идеями. И нечего смотреть на меня такими глазами. Ты сама все это мне устроила, и избавь меня от своего напускного ужаса.
- Предыдущая
- 8/62
- Следующая
