Последний танец вдвоем - Крэнц Джудит - Страница 4
- Предыдущая
- 4/62
- Следующая
После знакомства с Билли Кора перерыла все старые газетные отчеты о ее браке с Эллисом Айкхорном, который сделал Билли одной из самых богатых женщин в мире. Она знала, что, хотя Билли принадлежит к бостонскому клану Уинтропов, но происходит на самом деле из не слишком богатой и неприметной боковой ветви этого огромного семейства. Да, она, бесспорно, была Уинтроп, но в ничтожно малой степени! Происхождение Билли на бумаге выглядело вполне благопристойно, но суровая реальность заключалась в том, что она была всего-навсего секретаршей, вышедшей замуж за своего босса, человека, прошлое которого до сих пор остается двусмысленным и неясным. Их совместная жизнь на фотографиях выглядела блистательной, но как супружеская пара Айкхорны так и не нашли своего места в обществе. От времен «Магазина Грез», который Билли когда-то открыла в Нью-Йорке, в модных разделах журналов остались фотографии, но ее светская жизнь на Западном побережье не оставила никаких следов. Короткий второй брак Билли – с американским кинорежиссером итальянского происхождения – едва ли мог бы стать предметом обсуждения на светских полосах журналов.
Да, теперь Коре все стало ясно. Переезд Билли в Париж был шагом женщины, которая решила начать все заново. Кора впервые стала понимать, почему Билли отказалась от жизни в Нью-Йорке. Войти снова в старую гвардию нью-йоркского общества – почти недостижимая мечта, а новые люди здесь держатся вместе. Закаленные в боях светские львицы не горят желанием уступать кому бы то ни было своих недавно завоеванных позиций. Одинокой женщине здесь намного труднее, чем среди французов, для которых всякий богатый и щедрый американец столь же желанен, сколь и безразличен.
Вот оно что! Приехав в Париж с намерением не скупиться в деньгах, Билли купила дом, слишком аристократичный для американки, и поначалу без разбору принимала все приглашения – хорошие и не очень, – но постепенно стала осознавать, что ей не удается выполнить той задачи, которую она перед собой поставила. Возможно, она умудрилась заиметь влиятельных врагов из числа тех десяти женщин, что правят Парижем; возможно, она спала не с теми мужчинами – как бы то ни было, Билли допустила огромную, непоправимую ошибку и сейчас зашла в тупик. Конечно, ее приглашали на большие балы и приемы, куда обычно зовут всех и вся, но она никогда не говорила о приглашениях на те интимные встречи близких друзей, те небольшие праздники, которые и есть свидетельство подлинного признания. «Те вечеринки для узкого круга, на которые меня и саму не зовут», – подумала Кора с ухмылкой аутсайдера, распознавшего себе подобного.
Итак, Билли наверняка пришла к осознанию того, что ей не победить в этой игре, которую она планировала завершить под звуки фанфар и гром барабанов. И тогда она решила на все наплевать. Ей не хватило сил и энергии. У Билли Айкхорн просто не было задатков для того, чтобы достичь тех вершин в парижском обществе, которые она для себя наметила. Она оказалась Золушкой, которая вернулась к очагу, потому что хрустальный башмачок оказался слишком тесен.
Вполне естественно, что бедняжка Билли не спешит переезжать в свой роскошный особняк. Там она никогда не будет чувствовать себя дома, каким бы уютным она ни стремилась сделать новое жилище, – это все равно что пытаться сделать уютным гостиничный номер, доступный всякому, кто заплатит. «Очень жаль», – подумала Кора с горькой и ядовитой улыбкой. Она, Кора, распорядилась бы этим домом так, как он того заслуживает, и если бы у нее были такие деньги, как у Билли, в годы супружества с Робером де Лионкуром и если бы ей не приходилось неустанно напрягать все силы, играя роль богатой дамы, уж она сумела бы одолеть подъем. В этом Кора не сомневалась.
– Я больше не буду! Обещаю тебе, Сэм, дорогой, больше это не повторится! Извини, что я опоздала, ты ведь еще не начал волноваться? – Билли ворвалась в студию в восьмом часу, запыхавшись от бега вверх по лестнице. – Сегодня такие пробки, каких не было целый год. Началась рождественская распродажа.
– Я абсолютно спокоен. Решил, что ты на всю ночь застряла на Эйфелевой башне и спустишься только к утру.
Несмотря на шутливый тон, от нее не укрылась озабоченность, звучавшая в его голосе.
– Ты почти угадал. – Билли торопливо поцеловала его и в изнеможении растянулась в одном из плетеных кресел, которые делали студию похожей на патио, что, в общем-то, было довольно нелепо. – Ну почему все, кого я знала в Штатах, убеждены, что у меня нет лучшего времяпрепровождения, чем ублажать их в тот единственный день, который им выпадает в Париже?
Сэм пожал плечами:
– Я говорил тебе, ты не обязана соглашаться, дорогая. Надо было найти какую-нибудь отговорку.
– Мне их жаль, ведь они бывают здесь только проездом, но сегодня было уж чересчур.
– А твоей Коре понравилась экскурсия с тобой в роли гида? Она тебя хотя бы поблагодарила?
– Я что-то не заметила.
– А ты, по-моему, заслужила. У тебя сегодня опять то самое выражение лица – выражение усталости от жизни.
– О, Сэм!… – застонала Билли и с благодарностью упала в его объятия.
Впервые с того момента, как она избавилась от Коры и начала свой извилистый путь домой, осложненный к тому же необходимостью заезжать в «Ритц», чтобы переодеться, она позволила себе расслабиться.
– У тебя новые туфли? – спросил Сэм.
Билли посмотрела на свои изысканные лодочки от Мод Фризон, которые она забыла оставить в отеле.
– Да. Правда, хорошие? Кора не могла пробыть целый день в Париже и обойтись без магазинов, и я тоже пустилась во все тяжкие. По-моему, это был единственный раз, когда мы с ней присели.
– А за обедом?
– За обедом, конечно, тоже. Ты не поверишь, но Кора потащила меня обедать в «Ритц». Правда, деньги у нее всегда водились, поэтому особой вины я за собой не чувствую.
Билли уже давно поняла, что чем больше правды она сообщает Сэму, тем легче ей вести двойную жизнь. Кроме того, несколько основополагающих моментов «легенды», которую она когда-то изобрела, теперь уже воспринимались ею как истинная правда.
Сэм не сомневался, что дважды в неделю, по вторникам и пятницам, она бросает работу в Национальной библиотеке и отправляется в весьма отдаленный Шестнадцатый округ к какой-то богатой француженке, которая не выходит из дому. Билли якобы дает ей уроки английского и остается там до вечера. Когда же Сэм спрашивал, почему после этих уроков она не приезжает ночевать домой, Билли упрямо заявляла, что хотя бы два раза в неделю она должна спать в своей постели в отеле на улице Месье-ле-Прэнс, дабы сохранять независимость.
«Независимость… Жалкий, ничтожный, избитый предлог, который делает ненавистной саму идею независимости», – устало думала Билли. Независимость – единственное, о чем они с Сэмом непрестанно спорили, пока им это не надоедало, как, например, теперь. Независимость, каждая минута которой была заполнена работой с Жаном-Франсуа над домом, разбором корреспонденции в «Ритце» и необходимым минимумом встреч. На магазины она не могла урвать ни минуты и была счастлива, если ей удавалось выкроить время на педикюр. Она жила на бегу, второпях принимая ванну и переодеваясь на вечер, чтобы поддерживать видимость продолжения светской жизни в Париже. Билли не могла позволить любопытным знакомым вслух обсуждать вопрос, не исчезла ли она окончательно со светского горизонта, и если да, то куда?
Как она могла быть настолько недальновидной, чтобы, познакомившись с Сэмом, возомнить, будто двойная жизнь будет для нее захватывающей игрой? Какие умные планы она строила, как поздравляла себя с тем, что сможет спокойно смотреть в лицо служащим отеля, не вызывая косых взглядов. Как ловко она нашла скромный номер в отеле, удобно расположенном рядом с Люксембургским садом, куда при желании мог приходить и Сэм. Она разработала собственную систему жизни в Париже инкогнито, взяла в ежовые рукавицы Жана-Франсуа, держа его грандиозные замыслы под строгим контролем. Каким-то чудом ей удалось достичь того, что никто не видел ее где не надо и не с тем, с кем надо. И все же с каждым днем двойная жизнь становилась ей все более отвратительна. Билли чувствовала себя раздираемой на части между оживленной, элегантной, роскошной женщиной в бриллиантах, которая всегда становилась центром внимания на светских раутах, – и беззаботной школьной учительницей из Сиэтла, охваченной страстью к Вольтеру и горячей любовью к Сэму Джеймисону.
- Предыдущая
- 4/62
- Следующая
