Аналитическая записка о событиях во Франции осенью 2005 года - Внутренний Предиктор СССР (ВП СССР) Предиктор - Страница 1

• 1/27
• Следующая

27 октября 2005 г. в пригородах Парижа начались волнения. В этих районах иммигранты и дети иммигрантов во втором и третьем поколении, составляют значимую долю среди населения. Многие из них – выходцы из бывших французских колоний, в том числе и традиционно-мусульманских по их культуре. Поджоги автомобилей на улицах, включая и маршрутные автобусы, поджоги магазинов, кафе, ресторанов, школ, нападения на полицейские патрули и участки – в течение нескольких дней обрели массовый характер.

Поводом к выражению недовольства таким способом, согласно заявлениям бунтующей стороны, послужила гибель двух подростков арабского происхождения, которые в попытке спрятаться от преследовавшей их полиции, проникли в трансформаторную будку и погибли в ней в результате поражения током. Официальные власти Франции, сообщая о начале волнений, опровергли факт преследования полицией погибших подростков. Тем не менее это опровержение не привело ни к чему, и спустя несколько дней волнения перекинулись на районы других городов Франции, где иммигранты и их потомки, подобно пригородам Парижа, составляют значительную часть населения и принадлежат к бедноте (по меркам Франции).

В течение почти двух недель власти Франции практически бездействовали (что не могло не вызвать удивления у многих здравомыслящих людей, хотя аналитики СМИ к этому факту не привлекали внимания), не предпринимая никаких решительных силовых мер к пресечению разгула насилия на улицах и преступлений против собственности далеко не самых богатых граждан Франции, живущих в районах, охваченных безпорядками. Чувствуя безнаказанность, как бы стихийное [1] выражение недовольства в уличном насилии и погромах имущества набирало массовость. В итоге к моменту объявления чрезвычайного положения на 11?й день безпорядков (9 ноября) – погромщики сжигали в течение суток до 1 500 машин по всей Франции. К этому времени евро упал до цены 1,18 [2] доллара за евро. Кроме того, начались обстрелы нарядов полиции из огнестрельного оружия уличной шпаной, в результате чего среди полицейских появились раненые; о жертвах среди погромщиков не сообщалось. В результате введения чрезвычайного положения на основании закона 1955 г. полиция получила право действовать более жёстко, а власть на местах получила право вводить комендантский час по своему усмотрению. Вследствие этих подозрительно поздно введённых мер интенсивность преступности стала спадать, и к 11 ноября количество сжигаемых автомашин сократилось примерно до 400 за ночь и полиция стала задерживать от 150 до 200 уличных хулиганов ежедневно. В последующую неделю эти показатели сохранялись. 13 ноября Франция приступила к высылке погромщиков, арестованных в ходе безпорядков, что вызвало недовольство «правозащитников». И в этот же день правительство Франции приняло решение о продлении режима чрезвычайного положения на три месяца, которое было подтверждено парламентом и сенатом спустя несколько дней, что вызвало протесты общественности, как и высылка из страны иностранцев, задержанных в ходе пресечения погромов [3].

Дурной пример заразителен, и единичные случаи поджогов автомашин и актов вандализма в отношении иного имущества, предпринятых иммигрантами в подражание разгулу безчинств во Франции, в первую неделю ноября имели место в Бельгии, Германии, Греции.

Одна из оценок событий французской прессой приводится в статье Алена Дюамеля (Alain DUHAMEL) “Костёр французской интеграции” (“Liberation”, 9 ноября 2005 г.), перевод которой помещён на сайте ИноСМИ.Ru.

«Франция не находится на краю гражданской войны, как утверждают американские информационные каналы и Национальный фронт. Она скорее переживает смутные времена, кризис оригинальной и заслуживающей уважения типично французской модели интеграции.

Тысячи сожжённых машин, сотни ночных стычек, десятки разбитых остановок всего за десять дней говорят об агонии французской вековой истории той идеалистической и амбициозной, гордой и щедрой авантюры, целью которой было сделать из иммигрантов, приехавших из самых разных стран, принадлежащих к самым разным национальностям, культурам и религиям, настоящих французов.

Французская республика хотела доказать всему миру, что отделение церкви от государства, образование, язык, историческое прошлое, универсальные ценности и сильное государство помогут ей превратить любого иностранца – неважно, с какого континента он приехал, какой у него цвет кожи и вероисповедание – в усатого галла, патриота и ворчуна, как сами французы. Эта методичная ассимиляция была одной из главных частей той самой, не признающей сомнений французской исключительности.

Другие страны – США, Великобритания, Германия, Голландия, Канада – выбрали другой путь: там поощрялось разнообразие культур и существование различных, иногда закрытых сообществ. Они принимали и поощряли сохранение иммигрантами своей культуры, языка, исторической памяти, нравов и обычаев. Они давали им простор для самостоятельности, самоорганизации. Они признавали, провозглашали, облегчали существование отличий. Во Франции республиканский плавильный котел, этот таинственный и единственный в своем роде чугунок, преследовал совершенно противоположные цели. У нас долгое время с насмешливым превосходством наблюдали за беспорядками на расовой почве, межэтническими столкновениями в тех странах, которые не чинили препятствий возникновению закрытых сообществ. Сегодня пришла наша очередь оплакивать свою сгоревшую модель интеграции.

Страшные дни, которые переживает Франция, беспорядки, начавшиеся в предместьях Парижа и перекинувшиеся потом на провинцию, открыли нам жестокую истину: в этих символических поневоле языках пламени воплотился костёр французской интеграции. Эта старая страна вечной иммиграции – в отличие от всех своих соседей Франция не перестала быть полюсом притяжения иммигрантов, тогда как другие народы зачастую сами сложились из приезжих, – похоже, достигла пределов своей модели. Молодежи, поджигающей машины и закидывающей полицию камнями, от 10 до 25 лет. Подавляющее большинство из них родились на территории Франции, имеют французское гражданство. Их атаки направлены против самых явных проявлений общественной жизни: полиции, школ, детских садов, коллежей, центров коллективного творчества, машин соседей, магазинов на ближайшей улице. Они яростно нападают на общество, в котором живут, считая его несправедливым и дискриминирующим. Они чувствуют себя отверженными и, в свою очередь, отвергают общество. Если бы речь шла о рациональном споре, мы могли бы возразить им, признать свои ошибки (возникновение гетто, длинные, бесчеловечные многоэтажки, сокращение кредитов на интеграцию, отказ от институтов посредничества, дышащие на ладан ассоциации, поредевшие ряды муниципальной полиции), вспомнить и о том, что делается: облагораживание кварталов, помощь в устройстве на работу, привлечение молодежи в школы (недостаточно), оборудование остановок и мест общественного пользования. Можно отбросить цифры и аббревиатуры – они здесь ни к чему.

Но мы уже вышли далеко за пределы этой дискуссии: с одной стороны, существует обездоленная, не видевшая ничего, кроме нищеты, время от времени посещающая школу, не имеющая никакой профессиональной квалификации молодёжь, которую в перспективе ожидает лишь безработица. Она находит своё самовыражение в самой опасной и провокационной, но в то же время самой бесполезной жестокости, которой не в силах противостоять ни мэры, ни учителя, ни религиозные деятели, ни ассоциации. А с другой – многоликое и беспорядочное государство, которое за последнее время то и дело меняет курс в том, что касается кредитов, контрактов, планов и законов. Как будто вновь и вновь строит замок из песка, который потом всё равно сносит волной.

• 1/27
• Следующая