Серебряная рука - Муркок Майкл Джон - Страница 5

Корум шевельнулся. Теперь он видел их. Это были высокие и красивые молодые люди, мужчины и женщины, на их загорелых телах зрелой пшеницей светилось золото, — украшения были затейливы и изящны. Ручные и ножные браслеты, ожерелья и кольца, — все было сделано из золота. Свободные одежды, сшитые из льняного полотна, были окрашены в розовый, голубой и желтый цвета. На ногах у людей были сандалии. Некоторые из собравшихся были светловолосыми, волосы же других походили своим цветом на ягоды спелой рябины. Несомненно это были люди из народа Лайвм-ан-Эша. Они стояли средь рощи, взявшись за руки и закрыв глаза; они говорили хором.

«Приди к нам, о, Корум. Приди к нам.»

«Я подумаю об этом, — Корум старался говорить мягко, — я уже давно не сражался, и позабыл воинское искусство.»

«Придешь ли ты?»

«Если я приду, то приду завтра.»

Картина померкла, голоса смолкли. До утра Корум спал мирно.

Проснувшись, Корум уже знал, как ему поступить. Решение пришло к нему во сне, — если удастся, он ответит на зов людей из дубравы. Его жизнь в Замке Эрорн была не просто жалкой, — она не нужна была никому, включая и его самого. Он придет к ним из других времен и миров спасителем, осиянным славою.

Джерри отыскал Принца в оружейной комнате. Корум выбрал для себя серебряный нагрудник и конический шлем из посеребренной стали, вкруг навершья которого было выгравировано полное имя Принца. Корум нашел ножные латы из позолоченной меди, достал алую шелковую мантию и рубаху из голубой парчи. К скамье был прислонен вадагский боевой топор с длинной ручкой, а рядом — меч, что ковался не на Земле, с рукоятью, украшенной красным и черным ониксом; пика, покрытая тончайшей резьбой, изображавшей сцены охоты, распадавшиеся на сотни крошечных фигурок, каждая из которых была детально вырисована; превосходный лук и колчан, полный стрел. Здесь же покоился щит, деревянная его основа была покрыта слоями кожи, меди и серебра, снаружи он был обтянут кожей белого носорога. Некогда носороги обитали в северных лесах страны Корума.

— И когда же ты к ним отправишься? — спросил Джерри, рассматривая доспехи.

— Сегодня ночью. — Корум оценил вес пики. — Теперь все зависит только от них. Я отправлюсь туда на коне. На своем буланом жеребце.

Джерри не стал интересоваться, каким же образом Корум попадет к людям, впрочем, Корум и сам не думал об этом.

Они знали одно, — некие законы будут приведены в действие, — на большее они и не расчитывали.

Многое определялось силою заклинаний, творимых теми, кто ждал Принца в дубраве.

Покончив с трапезой, друзья поднялись на крепостной вал. С его высоты открывался вид на безбрежное море, омывавшее замок с запада, и на бескрайние леса и пустоши, лежавшие к востоку от замка. Ярко светило солнце, ясное небо сияло голубизной. День был исполнен покоя и благодати. Друзья вспоминали стародавние времена, имена ушедших товарищей, погибших или изгнанных богов, вспомнили они и о Кулле, который своей силою превосходил и Владык Закона, и Владык Хаоса, о Кулле, не ведавшем страха. Им хотелось понять, куда ушли Кулл и его брат Ринн, существуют ли иные миры за пределами Пятнадцати Измерений, и если да, то похожи ли те миры на Землю.

— Помимо прочего, — сказал Джерри, — существует и проблема слияния Миллиона Сфер, — совершенно неясно, какими могут быть последствия этого слияния. А может быть, оно уже произошло, — как ты думаешь?

— Слияние приведет к появлению новых законов. Но что будет подлежать им? Кто их установит? — Опершись о стену, Корум смотрел вдаль через узкую бойницу. — Порою мне кажется, что эти законы определяются нами. Однако, определяя их, мы сами не осознаем этого. Мы не способны даже отличить добро от зла, — я исхожу из их реальности. А вот для Кулла их попросту не существовало, и это вызывает у меня зависть. О, сколь мы жалки! Сколь жалки мои преданность и чувство долга! Сила ли побуждает меня отправиться к этим людям? Быть может, это слабость?

— Только что ты говорил о нашей неспособности распознавать добро и зло, а ведь с силой и слабостью дело обстоит совершенно так же! Эти понятия лишены смысла, — Джерри пожал плечами. — Вот любовь для меня что-то значит, любовь и ненависть. Иные из нас обладают физической силой — это мне тоже понятно. Есть люди физически слабые. Но что дает нам право определять посредством этих понятий характер человека? Мы не порицаем человека за его физическую слабость, слабость же его воли вызывает у нас презрение. Подобное отношение, но на уровне инстинктов, присуще животным, и в их случае оно оправдано. Люди же отличаются от животных. Люди это люди. Вот и все.

Корум грустно улыбнулся.

— Да, Джерри, люди — не боги!

— Не боги, но и не демоны. Люди — это мужчины и женщины. Как счастливы бы мы были, согласись мы с этим! — Джерри махнул рукой, но тут же рассмеялся. Ох, и зануды же мы! Мы исполнились излишнего благочестия, мой друг! Мы воины, а не святоши!

Корум повторил свой старый вопрос.

— Ты знаешь ту страну, в которую я решил направиться. Пойдешь ли ты вместе со мной?

— Я себе не хозяин. — Джерри принялся мерить шагами каменную площадку. Ты ведь это знаешь.

— Мне бы очень хотелось, чтобы ты был рядом.

— Корум, в этих пятнадцати измерениях у тебя существует огромное количество воплощений. Быть может, иной Корум в ином месте нуждается в спутнике; быть может, я должен идти именно с ним.

— Но ведь ты не уверен в этом?

— Да, в этом я не уверен. Корум пожал плечами.

— Если это правда, а я, похоже, должен относиться к сказанному именно так, я могу встретиться и с иным твоим воплощением, не знающим собственной судьбы, верно?

— Я тебе, помнится, уже говорил — память меня частенько подводит. То же самое можно сказать и об этом твоем воплощении.

— Надеюсь, встретившись в новом мире, мы узнаем друг друга.

— Я тоже надеюсь на это, Корум. Вечер они посвятили игре в шахматы. Корум отправился спать раньше обычного.

Когда голоса явились, Корум обратился к ним со словом. Речь его была неспешной.

«Я приду к вам в доспехах воина. Буланый жеребец будет подо мною. Зовите меня всею своею силой. Но прежде отдохните. Соберитесь с силами и через два часа приступайте к заклинанию.»

На то, чтобы одеть доспехи, шелка и парчу, у Корума ушел час, к этому времени конюх уже привел его коня во двор. Когда Принц уже был готов, когда его левая, одетая в перчатку рука уже держала поводья, а серебряная легла на луку седла, он обратился к своим слугам, объявив, что их господин отправляется в поход. В случае его смерти слуги должны были обратить Замок Эрорн в прибежище для путников, нуждающихся в крове: гостей следовало принимать так же, как и самого Принца, — дабы люди вспоминали его имя с благодарностью.

Корум выехал через главные врата замка, спустился с холма и поскакал по тропе, ведшей прямо в чащу леса, — этой же тропой он скакал и сто лет назад, в пору, когда живы были еще его родители и сестры. Тогда он выехал утром. Теперь же была ночь, и месяц освещал ему дорогу.

Из всех обитателей Замка Эрорн с Корумом не попрощался один только Джерри-а-Конель.

Чем дальше Корум углублялся в древний лес, тем громче становились голоса.

«Корум! Корум!»

Его тело наполнилось странной легкостью. Он пришпорил коня, и тот перешел на галоп.

«Корум! Корум!»

«Я иду к вам!»

Жеребец поскакал быстрее, оставляя в мягком торфянике глубокие следы. Все дальше и дальше — в мрачную лесную чащу.

«Корум!»

Корум привстал в седле, то и дело ему приходилось уворачиваться от ветвей, хлеставших по лицу;

«Я иду!»

В сознании возник смутный образ — среди дерев, образуя замкнутое кольцо, стояли люди.

Однако, Корум все пришпоривал и пришпоривал коня, чувствуя, как надвигается головокружение.

«Корум!»

Принцу вдруг показалось, что все это когда-то уже было, — он так же скакал в ночи, и голоса так же призывали его, — он знал все то, что предстояло ему.