Я умру завтра - Спиллейн Микки - Страница 37
- Предыдущая
- 37/67
- Следующая
– Это не ответ. Ты сама знаешь. Был и другой выход. Ты могла подыскать себе работу.
Она внезапно посерьезнела.
– Может быть. Если бы я уехала далеко отсюда. Если бы я порвала со всеми, кого знала. – Она пристально разглядывала свои ладони. – Но настоящее всегда топит тебя... бывают минуты, когда надо принимать решение – и незамедлительно. Ребенок, деньги... да и многое другое. И само мое существование... которое я вела... сказывалось на всем. О, не все время, но от него было никуда не деться...
Она раздраженно отмахнулась от печальных мыслей и закусила нижнюю губу.
– Понимаете ли... – снова заговорила она, – я была просто вынуждена заниматься этим. Ну, честно говоря, я ничего не имела против...
Я молча смотрел на нее, ожидая продолжения.
– О, черт побери! – выпалила она вдруг. – Мне это нравилось!
– Ты сводишь на нет все свои объяснения, девочка.
– Не совсем, Мик. С чем мне пришлось познакомиться, стало нравиться мне лишь когда я подросла. Но меня вынудили вести такую жизнь еще раньше.
– Можно ли считать, что общество не отвергло тебя?
Она снова засмеялась:
– Я бы не сказала. Общество не отвернулось... от нас... как от чего-то полезного. Мои клиенты искренне благодарили... Я видела, как они грустят, сидя за рюмкой... как они одиноки у опостылевшего семейного очага... как они растеряны, когда их бросает любимая женщина... как они счастливы просто удрать от какой-то унизительной ситуации. Я помогала им всем, я была их спасением. Нет, каким бы аморальным ни казалось мое занятие, современное общество позарез нуждалось во мне. Все они припадали ко мне на грудь и блаженствовали.
– Что ж, – заметил я, – это характеризует не столько общество... но и еще один аспект. Пусть даже отдельные представители общества и приникали к твоей груди в поисках покоя и прибежища, они тем не менее считали эту древнейшую профессию и незаконной и аморальной. Рано или поздно на твою голову должен опуститься топор палача. И твои бывшие клиенты могут превратиться в твоих же инквизиторов.
– Мик, когда настанет такой день... – Она озорно усмехнулась и полезла в сумочку. Вытащила блокнот, и, когда открыла его, я увидел аккуратные, похожие на бухгалтерские записи, ровные ряды имен, даты и цифры.
– Мой страховой полис, – объяснила она. – Если я попаду в беду и мне придется выкручиваться, у них тоже могут быть большие неприятности. Я всегда все записываю. Кое-кому может не поздоровиться, если они не будут держать язык за зубами.
Я взял у нее блокнот и пролистал его. Красными чернилами на обложке было написано «Том 4». На шестой странице я нашел имена двух своих знакомцев. Да вы их тоже знаете.
– Из-за блокнота тебя могут пришить, девочка, – возвращая блокнот, предупредил я ее.
Она хмыкнула.
– О нем знаешь только ты.
– Так что же ты теперь собираешься делать?
– Планы на будущее? – Она на минуту задумалась. – Уезжать я никуда не хочу. Постараюсь продержаться. В своем деле я знаю все до тонкостей. В случае необходимости ни один швейцар в мире не поймет, что я собой представляю. Кто я такая, не разберется ни коп, ни одна из женщин. Пока я сама не дам знать. Сейчас я – на пике успеха, и игра по системе «П и П» идет как нельзя лучше.
– Переведи, малышка.
– Продавец и покупатель. Денежный парень приезжает в город и встречается с продавцом, который умасливает его, льстит, предлагает «условия» более чем соблазнительные. Когда слова не помогают, в ход идут другие приемы. Да, и они действуют безотказно не на всех и каждого. Но если мужчина несдержанный, легковозбудимый, сделка состоится мгновенно. Честно говоря, они летят ко мне как сумасшедшие. Едва переступив порог дома, они думают только про это, и разочаровываться им никогда не приходится. Все проходит как нельзя лучше. Все довольны, и все – при своих интересах и при деньгах. Проституция рассталась с покровами стыдливости и стала частью большого бизнеса.
– Снова философия?
– Ни в коей мере. Констатация факта. Не забывай, что уж я-то это знаю. – По лицу ее расплылась улыбка, когда она посмотрела на меня. – Теперь я на таком уровне, что меня могут смело приглашать в самые фешенебельные заведения. Меня с удовольствием принимают, как милую куколку, у которой есть изюминка – она умеет веселить жаргоном своего спутника. Я это усвоила в ходе бесчисленных свиданий. Но как я уже упоминала, если мне не хочется демонстрировать себя в этом облике, никто ничего не заметит...
– Послушай, – прервал я ее. – Счастлива ли ты, занимаясь таким ремеслом? Неужели это все, на что ты способна?
Несколько томительно длинных секунд она молчала. Положив подбородок на руки, она смотрела куда-то вдаль, погруженная в свои мысли. Затем неторопливо повернулась ко мне и покачала головой.
– Я вполне могла бы заниматься и другим, если я правильно поняла вас. Я и тут выкладываюсь до последнего. Счастлива ли я? – Она полуприкрыла глаза тяжелыми веками. – Да, счастлива. Скажем так – я хорошо себя чувствую. И все же я побаиваюсь, старина, что в какой-то мере страдаю от той давней болезни, что называется нимфоманией.
Она склонилась ко мне, и выражение ее лица изменилось – такой я ее прежде не видел.
– Я стала секс-машиной. Мне давно следовало бы понять, что со мной творится. Если раньше это просто жутко нравилось, теперь мне без этого не обойтись. Теперь-то я поняла, что к чему... Секс начал мне заменять любовь. Нельзя сказать, что это меня полностью устраивает, но я никогда не знала отношений, которые начинались с любви, а секс – не такой уж плохой ее заменитель. И это понимание росло вместе со мной. Мне оно нравилось. И я продолжаю любить его. Я поймала себя на том, что жду каждой ночи с лихорадочным нетерпением, как азартный игрок скачек.
Мне нравится смотреть на мужчину и представлять, что он будет делать, когда я войду к нему раздетой до кончиков пальцев. Я люблю, когда их колотит от нетерпения, когда они гадают, что их ждет, если они будут паиньками. Знаете ли, кое у кого даже перехватывает дыхание. Они давятся словами, роняют шляпы. Оказавшись со мной в постели и распробовав вдруг, что я такое, они сходят с ума, начисто забывая о жене, доме, семье. Между баром и постелью они облизываются, кусают губы и превращаются в полных идиотов, стоит мне вздохнуть.
И не надо думать, что так ведут себя только отдельные личности. Черт побери, да практически все! На стороне они напыщенно морализируют, но стоит лишь закрыться двери, как они превращаются в блудливых котов. И думаете, хоть тут-то они честны? Да провалиться им!
Я своими глазами видела, как эти откровенно блудливые коты начинают терзаться угрызениями совести, не успев застегнуть ширинку, и смотрят на меня не как мужчины, а как паучихи «черная вдова», которые после соития поедают своих партнеров. Они презирают и ненавидят себя, но не желают признаться в этом и выливают грязь на меня. Я хочу вам кое в чем признаться. Чертовски забавно наблюдать, как этих котов выворачивает наизнанку. Мне доводилось видеть, как они корчатся, готовые чуть ли не покончить с собой. Примерно с недельку они маются сексуальным похмельем, хуже, чем с перепоя... а потом снова возвращаются ко мне блудить.
Нет, я не собираюсь предъявлять им претензий. Никто никогда не доставляет мне больших неприятностей. Да и к тому же они хоть как-то заполняют огромную пустоту в моей душе. Не полностью, но все-таки... я теперь легко засыпаю, сытая и удовлетворенная, не то что та разнесчастная девчонка, какой я была в Гудзоне. Когда мне нужен мужчина, я имею его. Они все делают то, что я хочу от них получить, да еще и платят мне. Я умею возбуждать желание, пускай даже тут присутствуют деньги, но я делаю так, что старые секс-игры начинают напоминать любовь. Можете себе представить? Они платят мне за любовь.
Я сама на эти штучки ни разу не покупалась. Они все – сосунками передо мной и просто заглатывают мою прочную наживку. Если я и любила кого, так того, первого, который сидел в Даннеморе, а я ждала его возвращения. Я копила деньги на ребенка и на очередную поездку в Лексингтон.
- Предыдущая
- 37/67
- Следующая
