Я сам вершу свой суд - Спиллейн Микки - Страница 5

• Предыдущая
• 5/33
• Следующая

— Верно, — сказал Пат. — Значит, просто какая-то информация. Но вполне возможно, я так думаю, что это была информация о Мирне.

Я встал, взял шляпу и направился к двери.

— Пока, дружище. Я буду держать тебя в курсе.

— С какой задержкой?

— С такой, чтобы я все-таки успел раньше.

Я помахал на прощание рукой и вытащил из кармана сигарету. На первом этапе я прошел через холл, где пара дюжин детективов курила вонючие сигары, и спрятался справа от выходной двери.

Тип, следивший за мной утром, вышел из дверей и удивленно оглянулся. Я дружески хлопнул его по плечу сзади.

— Нет у вас огонька? — спросил я, показывая на сигарету. Он дал мне прикурить.

— Вместо того, чтобы играть в полицейских и воров, — предложил я, — может, поедете вместе со мной?

— О'кей, — пробурчал он.

Я устроился за рулем, а он рядом со мной. Я пытался завязать разговор, но флик молчал. Я свернул налево на Бродвей, потом направо на маленькую улочку и остановился перед отелем, весьма скромным на вид. Мы вошли через вертящуюся стеклянную дверь один за другим, я сделал полный оборот и оказался на улице. Флик остался внутри вертящейся двери. Я наклонился и блокировал дверь резиновой прокладкой, взятой из своей машины.

Он принялся стучать по стеклу и ругаться. Если он не хотел меня упустить, ему нужно было выскочить через служебный вход и обогнуть весь дом.

Служащий в бюро приема посетителей ухмылялся. Эту дверь я использовал уже не в первый раз. Я сел в машину и уехал.

Прихожая — ультрамодерн с креслами, хрупкими на вид, но прочными и комфортабельными. Стены — желто-оливкового цвета, обитые тканью мягких тонов. Солнечный дневной свет сюда не проникал. Ноги по самые щиколотки утопают в густом ворсистом ковре, заглушающем шум шагов. Из соседней комнаты доносятся звуки струнного квартета. Я наверняка бы заснул, если бы не пришла секретарша извлечь меня из кресла. Она угадала, что я не пациент. Я, должно быть, внушал ей страх своим давно не бритым лицом и помятым костюмом.

— Мисс Маннинг вас примет, — сообщила она. — Пожалуйста, пройдите Она слегка оттенила “пожалуйста”, а когда я проходил мимо нее, она чуть отодвинулась.

— Не бойся ничего, малышка, — сказал я, ухмыляясь. — Я не кусаюсь. Это всего лишь ширма.

Я толкнул дверь и вошел твердым шагом. Полного представления о ней фотография не давала. Она была просто изумительна, но слова, чтобы описать ее, еще нужно изобрести. Она сидела за письменным столом, положив руки на подлокотники кресла. Она напоминала картину, которую могли бы написать все великие мастера живописи, собравшись вместе и вложив в нее все свое умение. Волосы у нее были почти что белыми и падали локонами на плечи. Они были на вид такие мягкие и блестящие, что появлялось искушение зарыться в них лицом. Брови тонкими дугами, более темные, естественно, чем волосы, подчеркивали чистый лоб. Под бровями темнела пара карих глаз, осененных длинными и густыми ресницами. Широкая черная туника не могла спрятать ее роскошную грудь. Что же касается остального, то я мог лишь домысливать или вспоминать фотографию, поскольку письменный стол закрывал все, что было ниже пояса. Я подозревал, что мое лицо изменило выражение и вполне возможно, она подала бы на меня в суд, если бы могла прочесть мои мысли.

— Добрый день, мистер Хаммер, — произнесла она. — Присаживайтесь.

. А голос, голос напоминал звук свирели. Мне хотелось бы слышать его при других обстоятельствах, но я уже понял, почему Шарлотта Маннинг добилась успеха в своем деле. В присутствии такой женщины любой может рассказать все.

Я сел неподалеку от нее. Она повернулась в мою сторону. Ее глаза выдержали мой взгляд с такой твердостью, какой я никогда не встречал у женщин.

— Полагаю, вы пришли с официальным визитом?

— Не совсем так. Я — частный детектив.

— О!

— Но в голосе ее не было и следа любопытства, смешанного с неприязнью, столь характерной для большинства моих собеседников, когда они узнавали о моей профессии. — Вы по поводу смерти мистера Вильямса?

— Да. Это был мой лучший друг. И я провожу собственное расследование параллельно с полицией.

Секунду она смотрела на меня, потом глаза ее заблестели.

— Ах, да. Я читала ваше заявление в газетах. Даже пыталась его анализировать. Меня всегда интересовали подобные случаи.

— И каково ваше заключение? Ответ меня удивил.

— Я боюсь вас одобрить, — призналась она, — хотя я убеждена в единодушном неодобрении моих бывших учителей, если бы я публично заявила нечто похожее.

Я понял, что она хотела сказать. Разве известные психиатры не заявляют, что если кто-то совершил убийство, то он стал жертвой мгновенного безумия, независимо от мотивов преступления.

— Чем я могу вам помочь? — спросила она.

— Ответами на несколько вопросов. В котором часу вы приехали к Джеку вчера?

— Около одиннадцати. Я задержалась дома.

— Когда уехали?

— Около часа. Мы уехали все вместе.

— И что вы делали?

— Я поехала в Чикан-бар вместе с Мэри и Эстер Беллеми. Уехали мы оттуда перед закрытием, примерно без четверти два, поскольку бары закрываются в два часа. Я высадила их у дома и вернулась домой примерно в четверть третьего. Я помню это потому, что перед сном заводила будильник.

— Кто-нибудь видел, как вы вернулись домой? Она засмеялась.

— Да, мистер прокурор, — ответила она. — Моя служанка. Она как обычно пришла помочь разобрать постель. У нее очень легкий сон и она проснулась, когда зазвонил звонок при открывании двери.

Я не смог удержаться от улыбки.

— У вас уже был Пат Чамберс?

— Утром, сегодня утром, — ответила она сквозь смех. Этот смех заставил меня задрожать с головы до ног. Эта женщина была невероятно сексуальна.

— Он пришел, он увидел, он заключил, — продолжала она, — лаже сейчас он, наверное, занимается проверкой моего рассказа.

— Обо мне он не говорил?

Нет. У него вид человека, знающего свое дело, и я нашла ею довольна симпатичным.

— Когда вы познакомились с Джеком Вильямсом?

— Мне кажется, я не имею права говорить об этом. Я покачал головой.

— Если вы консультировали его по поводу Мирны, можете мне говорить все. Я все знаю.

Мое удивление, казалось, ее позабавило. Я знал, что Джек очень деликатно относился к прошлому Мирны и обычно ничего никому не рассказывал.

— Хорошо, — наконец согласилась она. — Действительно, он консультировался у меня по поводу Мирны. Я полагаю, вы понимаете, что такое для наркомана полное лишение наркотика. Напряжение почти невыносимо. Пациента корчит. Его нервная система, подогреваемая обычно наркотиком, невероятно страдает и для него ничего нельзя сделать. Случается, что пациент кончает самоубийством во время такого приступа. Если пациент соглашается, и приняв решение, приходит в клинику лечиться, его закрывают в специальной камере. На первой стадии лечения он умоляет врачей, сестер, санитаров дать ему наркотик, затем его страдания возрастают до такой степени, что он почти теряет рассудок. Но все кончается и он выходит из этой камеры либо полностью излеченным, либо не способным жить дальше. Мирна вышла здоровой. Но она перенесла ужасный нервный шок, поэтому Джек обратился ко мне. Я занималась ею некоторое время после ее выздоровления. Но после ее выхода из клиники я никогда не навещала их с точки зрения профессионала. Я полагала, что со всем этим покончено.

— Есть другие аспекты проблемы, которые я хотел бы обсудить с вами. Но прежде я хочу проконтролировать некоторые детали...

— Такие, как время, — сказала она. — В таком случае поторопитесь, пока моя служанка не ушла за покупками.

Она улыбалась. Еще одна такая улыбка и она познакомится с двадцатичетырехчасовой щетиной...

Я пытался сохранять на лице непроницаемое выражение, но это было сильнее меня. Я не смог удержаться и выдал ей одну из своих косых улыбок.

• Предыдущая
• 5/33
• Следующая