Семь лет в ожидании убийства - Спиллейн Микки - Страница 8

• Предыдущая
• 8/18
• Следующая

— К сожалению, это так, детка.

— Я понимаю.

— Когда членам преступного синдиката удалось узнать, кем приходилась Носорогу твоя мать, они уже не сомневались, что наследники (а в этой роли оказалась ты) так или иначе используют эти документы. Они установили за тобой слежку, не желая прибегать к решительным действиям, пока не выяснят, где ты хранишь эти бумаги. Но потом они обнаружили, что в игру вступил кто-то еще и ждать стало опасно. Если бы им удалось схватить тебя, они сумели бы выжать всю необходимую, информацию. В случае необходимости тебя бы ликвидировали. По крайней мере они получили бы возможность без помех порыться в твоих вещах.

— Но у меня ведь ничего такого нет. Ты же видел мамины бумаги, — ее брови недоуменно сдвинулись, — и никогда у нее таких документов не было. Иначе она бы мне непременно сказала.

— Я бы хотел еще раз взглянуть на эти бумаги.

— Пожалуйста, я до них даже не дотрагивалась.

На этот раз я вытряхнул все на постель. Внимательно просмотрев бумаги, я убедился в том, что ничего интересного среди них действительно нет.

— Должно же быть что-то еще, — пробормотал я.

Услышав это, Терри подошла ко мне и, раскрыв свою сумочку, вытащила из нее небольшой кожаный бумажник.

— Это бумажник мамы. Она не признавала кошельков.

Я открыл застежку и быстро перебрал пальцами содержимое бумажника. Там были водительские права, карточки, подтверждающие членство в нескольких местных клубах, кредитные карты. В другом отделении находилась тоненькая пачка старых пожелтевших газетных вырезок, где рассказывалось о спортивных соревнованиях, в которых участвовала Терри, еще учась в школе. Там же лежали ее детские фотографии, две квитанции на получение зимних вещей из ломбарда, абонемент на посещение спортивных состязаний и золотая десятидолларовая монета.

— Есть что-нибудь интересное?

— Боюсь, что нет, — я снова положил все в бумажник и вернул его Терри.

— Фил...

Прежде чем я понял, что делаю, мои руки обняли ее плечи, но теперь в моих объятиях была женщина, которую, как мне казалось я знаю давно, очень давно, и сам я чувствовал себя совсем другим человеком. Волосы ее благоухали, как лесной цветок, запах которого я мог бы вдыхать без конца. Она подняла голову, взглянула на меня. Я с нежностью поцеловал ее, и она прикрыла глаза, когда наши губы соединились. Это длилось только мгновенье, потом я прижал ее голову к своей груди. «Удивительно, — подумал я, — куда девалась вся та ненависть, которую я испытывал при нашей первой встрече. Сколько времени с тех пор прошло?»

— Что мне делать? — спросила она.

— А что ты хочешь делать?

— Если я здесь останусь, кто-нибудь может пострадать. И этим человеком можешь оказаться ты. Фил.

— А кто я такой? И кого это интересует?

— Это интересует меня.

Мои пальцы впились в ее плечи. Она слегка поморщилась от боли, но не попыталась отстраниться.

— Не нужно так говорить. У нас с тобой не может быть ничего общего.

На мгновенье ее лицо застыло, потом на нем отразились боль и стыд, из глаз хлынули слезы.

— Я не подхожу тебе, потому что мой отец... Поэтому?

Такого поворота я не ожидал.

— Ты что, с ума сошла? Детка, да плевать мне на то, кто твой отец. Ты потрясающая девушка. Такую красотку, как ты, поискать надо. Любой мужчина... — Фил... — Нет, выслушай меня до конца. Я ведь превратился в бродягу, в форменное ничтожество. Пусть я сидел в тюрьме по сфабрикованному обвинению, но годы, проведенные там, не проходят бесследно. Человек меняется, и, разумеется, не к лучшему. Поначалу там, в тюрьме, меня поддерживала лишь надежда когда-нибудь выйти и расправиться с твоим отцом. После нашей встречи это желание как будто возродилось во мне. Я готов был пожертвовать всем, лишь бы добраться до Носорога. Это был бы самый счастливый день в моей жизни. Но теперь все изменилось. Из-за тебя. Я по-прежнему ненавижу его, но уже не желаю его смерти — ведь это твой отец. Ты все во мне перевернула. Теперь я хочу только смотреть на тебя, целовать тебя — во мне возрождаются чувства, которые, как я считал, давно угасли. Но я не хочу, чтобы ты замаралась, связавшись с таким человеком, как я. Мне нужно знать свое место. Мне надо только уладить это дело, чтобы над твоей головой больше не висел дамоклов меч, а потом я исчезну.

— Ты не можешь так поступить. Фил.

— Черта с два — не могу. Быть может, в других обстоятельствах все было бы по-другому, но сейчас это единственно возможный путь. Только взгляни на меня. Я совсем запаршивел и еще несколько дней назад выпрашивал милостыню, чтобы купить бутылку дешевого пойла. Я живу вместе с помойными крысами, потому что больше идти мне некуда. Но теперь все это мне безразлично: я привык. Я сижу и плюю на весь мир — ведь он уже не в силах ничего отобрать у меня, просто нечего. Зачем тебе нужно связываться со мной?

В ее больших темных глазах все еще стояли слезы.

— Я не вижу всего этого, — просто сказала она.

Я взял ее руки в свои.

— Ты просто сумасшедшая. Я оказал тебе услугу. Окажу еще одну. Ты поблагодаришь меня и пойдешь своей дорогой.

Она улыбнулась. Вытерла слезы, которые еще текли по ее щекам, и сказала:

— Это ты сумасшедший. Если думаешь, что я отпущу тебя после того, как нашла, значит, сумасшедший — ты сам.

Ее рука прикоснулась к моей щеке, потом погладила ее.

— Прошлого для нас с тобой больше не существует. Есть только настоящее и будущее. А друг без друга мы — ничто. Вместе мы можем многое. Ты нужен мне, Фил.

На этот раз я не стал отстраняться от нее.

— Я люблю тебя. Фил, — тихо произнесла она.

Мне ненужно было отвечать ей. Она сама знала все...

Санаторий в Мейберри был частной клиникой, расположенной в тридцати милях от города. Двухэтажное кирпичное здание стояло посередине участка площадью в пятнадцать акров. Последние пять-десять лет здесь поправляли здоровье весьма обеспеченные пациенты.

Я бывал тут несколько раз, брал интервью для газеты у обитателей клиники, которая пользовалась отменной репутацией. Старшей сестрой здесь была некая мисс Маллиган, шестидесятилетняя, но проворная, как белка, старая дева. На секунду мне показалось, что она вспомнила меня, но затем любопытство в ее глазах угасло и она ограничилась сдержанным кивком.

— Мистер Литвак, — обратился я к ней, — звонил сюда сегодня, интересовался одним вашим бывшим пациентом.

— Да, он наводил справки о мистере Мэссли, который находился здесь какое-то время.

— Вы предоставили ему эту информацию.

— Верно.

— Не могли бы вы ответить на несколько моих вопросов? Мистер Литвак сообщил мне, что дело это было обставлено с особой осторожностью.

— Пожалуй, слово секретность подходит сюда больше.

— Вы сами видели пациента?

— Несколько раз.

— Он действительно был болен?

Ее брови удивленно поднялись, потом она поняла, что я имею в виду.

— Некоторые наши пациенты проходят здесь курс реабилитации после затяжных запоев, другие находятся тут, чтобы избежать каких-либо неприятностей и осложнений дома или на службе. Но мистер Мэссли безусловно не принадлежал к их числу.

— Почему вы так думаете?

— Если человек пытается симулировать какой-то недуг, то, уверяю вас, на свете существует масса болезней, симулировать которые гораздо менее хлопотно и накладно, чем полиомиелит.

— М-да. Возможно. Вы видели его, когда он находился вне установки для искусственного дыхания?

— Да, мне случалось проходить мимо, когда ему делали кое-какие процедуры. Он мог обходиться без аппарата максимум тридцать минут. Однако ни мне, ни другим сестрам нашей клиники ни разу не приходилось оказывать ему какую-либо помощь. У него была собственная сестра-сиделка.

— Кто она была, вы не помните?

Мисс Маллиган поднялась, подошла к стенному шкафу и открыла верхний ящик. Оттуда она извлекла папку, мельком взглянула на нее и протянула мне.

• Предыдущая
• 8/18
• Следующая