Ночь одиночества - Спиллейн Микки - Страница 15
- Предыдущая
- 15/44
- Следующая
Я зашел в кондитерскую, намереваясь позвонить. В телефонной книге нашел Парк-авеню, Брайтон и набрал нужный номер.
Важный голос ответил:
— Резиденция мистера Брайтона.
Следовательно, я попал, куда нужно.
— Этель дома?
— Как мне передать, кто ее спрашивает?
— Просто позовите ее к аппарату.
— Извините, сэр, но...
— Заткнись и соедини меня с ней. Немного спустя я услышал в отдалении шум голосов, а затем прозвучал голос Этель:
— Да?
— Привет, Этель, — сказал я. — Прошлой ночью я вел твой автомобиль до Таймс-сквер, ты помнишь?
— О-о! Но... — Она понизила голос почти до шепота. — Пожалуйста, я не могу говорить с вами из дома. Это...
— Ты можешь поговорить со мной вне дома. Я буду на углу улицы возле твоего дома через пятнадцать минут, детка, подъезжай туда на машине.
— Я не могу. Честно... о пожалуйста! — В ее тоне чувствовалась паника.
— Будет лучше, если ты придешь, детка. — Сказанного было достаточно, и я повесил трубку. Если я правильно понял, она придет, и направился к Парк-авеню.
Этель ждала меня. Я заметил ее еще издалека, примерно метров за сто. Она ходила взад и вперед, стараясь всем своим видом показать, что находится здесь по делу. Я подошел к ней сзади и неожиданно для нее произнес:
— Хэлло.
Она вздрогнула и ответила мне. В ее голосе звенел панический страх.
— Испугалась?
— Нет, конечно нет.
Как же, не испугалась! Ее подбородок подрагивал, а руки тряслись.
Я широко улыбнулся, взял ее под руку, и мы направились в западном направлении, туда, где было много людей и улицы сияли огнями. Иногда бывает необходимо побыть среди людей, потолкаться в толпе, отойти душой. Хочется говорить, смеяться, ощущать себя частицей этого пестрого шумного шествия.
На нее это, однако, не подействовало. Искусственная улыбка застыла на ее лице, Этель украдкой поглядывала на меня.
Мы прогулялись по Бродвею и зашли в небольшой бар на боковой улице. В баре все посетители собрались в одном конце возле телевизора. Лампы горели приглушенным светом, создавая полумрак, и никто даже не обратил на нас внимания, кроме бармена. Но и ему было интереснее смотреть бокс по телевизору, чем обслуживать нас.
Этель заказала коктейль, а я пиво. Когда принесли выпивку, она напряженно взяла стакан одной рукой, а другой нервно крутила сигарету. Девушка смотрела вдаль, словно что-то внимательно рассматривала за моей спиной, и упорно молчала, хотя я и старался ее разговорить. Вскоре я оставил эти попытки и замолчал. Так мы просидели некоторое время. Я заметил, как побелели ее пальцы. Чувствовалось, что она долго не выдержит. Я глубоко затянулся и сказал, выдыхая вместе со словами дым:
— Этель... Она вздрогнула.
— Что есть во мне такого, что заставляет тебя деревенеть?
Она провела языком по губам:
— Да нет, ничего, действительно ничего.
— Ты даже ни разу не поинтересовалась, как меня зовут.
Этель вскинула голову. Глаза ее расширились и уставились в стену.
— Меня... не интересуют имена. Но вы... я... пожалуйста, что я такого сделала? Разве я была неискренней? Почему вы... — Она слишком долго сдерживалась. Слезы показались в ее глазах, слезы и мольба. Этель разрыдалась чисто по-женски.
— Этель... перестань, пожалуйста. Посмотри в зеркало, и ты поймешь, почему я позвонил тебе. Ты женщина, увидев которую однажды невозможно забыть. Ты слишком серьезна.
Женщины всякий раз странно ведут себя со мной. Она перестала плакать так же внезапно, как и начала, а губы сжались в негодовании. Сейчас она смотрела мне прямо в глаза.
— Мы обязаны быть серьезными, и вы должны знать это лучше всех!
Так-то лучше. Эти слова она говорила от себя, а не повторяла заученные фразы.
— Ну, не все же время! — рассмеялся я.
— Все время! — возразила она.
Я продолжал улыбаться, и Этель хмуро сдвинула брови.
— Хорошо, хорошо, пусть будет так.
— Не понимаю вас. — Она немного поколебалась и вдруг улыбнулась. Улыбка ей очень шла, делая ее лицо милым. — Вы проверяли меня? — заявила она требовательно.
— Что-то в этом роде.
— Но... почему?
— Мне нужна помощь. Я не могу обратиться за ней к любому, знаешь ли. — Это была правда. Мне действительно очень нужна была помощь, причем основательная.
— Вы имеете в виду... Вы хотите, чтобы я помогла вам... выяснить, кто это сделал? — Как я хотел, чтобы она открылась. Мне было не по себе от всех этих глупых игр, но я должен был подыгрывать ей.
— Да, именно так.
Видимо, ей это понравилось. Я заметил, как расслабились пальцы ее руки, держащей стакан, и она сделала первый глоток.
— Могу я задать один вопрос?
— Разумеется.
— Почему вы выбрали меня?
— Люблю иметь дело с красивыми людьми.
— Но мое происхождение...
— Оно тоже меня привлекло. К тому же красота помогает в делах.
— Но я не такая уж красавица, — возразила Этель, ожидая услышать от меня возражение, и услышала.
— Я вижу открытыми только твои руки и лицо. Они красивы, и я готов поклясться, что и все остальное, чего я не могу видеть, так же красиво.
Было слишком темно, и мне трудно сказать, покраснела она при этих словах или нет. Облизнув губы, она улыбнулась:
— Вы бы хотели?
— Что?
— Ну, посмотреть, как выглядит все остальное? Нет, она не покраснела. Я тихо засмеялся, и ее глаза зажглись блеском.
— Да, Этель, именно этого я и хочу, а увидев, захочу большего.
Ее дыхание стало глубоким и частым, на шее забилась жилка.
— Здесь жарко, — сказала она, распахивая пальто. — Может, мы... уйдем?
Теперь она смеялась и вся светилась радостью. Мы оставили наши бокалы недопитыми, нам было не до этого. Я чувствовал теплое пожатие ее руки, с каждым шагом она преображалась, превращаясь в живую, молодую, чувственную женщину. Этель вела меня. Мы шли к ее дому так быстро, словно торопились скорее насладиться предстоящим.
— А если твой отец... или кто-нибудь из знакомых увидит нас? — поинтересовался я. Этель пожала плечами.
— Ну и пусть. — Она высоко вскинула голову. — Меня это ничуть не беспокоит. Последние чувства к моей семье исчезли несколько лет назад.
— Но тогда у тебя нет чувств и ни для кого другого?
— Нет, есть. О есть! — Она посмотрела мне прямо в глаза. — В данный момент у меня чувство к вам.
— А в другое время?
— Я не должна вам этого говорить.
В нескольких метрах от ее дома мы остановились. Здесь стоял ее автомобиль. На всех машинах, стоящих рядом с ее, под щетками были прижаты парковочные билеты. На ее был только клубный знак.
— В этот раз я поведу сама.
Мы уселись в машину и поехали. Сначала шел небольшой дождь со снегом, затем небо прояснилось и ярко засверкали звезды. По радио звучала приятная классическая музыка, было тепло и уютно, как дома, в то время как наша машина, рассекая воздух, мчалась по извилистому шоссе в сторону Хадсона.
Мы остановились на съезде с хайвея в сторону узкой дорожки, ведущей в заросли вечнозеленых деревьев, взбегающих неровными рядами на холм. На вершине холма среди деревьев был виден небольшой коттедж. Этель за руку повела меня к дому. Это было ее убежище. Она взяла большие восковые свечи, поставила их в тяжелые бронзовые канделябры и зажгла.
Я был поражен изысканной простотой комнаты. Все говорило о богатстве, но не броским, навязчивым языком. Кто-то много и хорошо потрудился, чтобы декорировать комнату. Этель кивнула в сторону небольшого бара, устроенного в углу отделанной под хижину части комнаты.
— Выпивка там. Не составит тебе труда приготовить ее для нас?.. Потом разожги огонь. Дрова уже в камине.
Я согласно кивнул, и Этель вышла из комнаты, поглядев ей вслед, я занялся делом. Открыл бар и обнаружил там богатый выбор напитков. Из лучших я выбрал самый лучший и налил два бокала, не разбавляя, чтобы не испортить. Попробовал из своего бокала и, решительно выпив все до дна, налил еще.
- Предыдущая
- 15/44
- Следующая