Чистые пруды. От Столешников до Чистых прудов - Романюк Сергей Константинович - Страница 45

• Предыдущая
• 45/79
• Следующая

Недруги Погодина не преминули обыграть эту «спекуляцию» и напечатали пасквиль: историю о том, как Погодин обманул хозяина дома. К своему большому сожалению, Погодин, находясь в стесненном финансовом положении, был вынужден через четыре года продать этот так любимый им дом. «Плакал, — писал он, — вспоминая с Лизой (с женой. — Авт.). Как мало мы дорожим. Оставляем дом, где родимся, женимся. Мы все кочуем. Было очень горько». Владение приобретает в 1834 г. генерал-майорша Екатерина Петровна Бахметьева, а в 1868 г. — жена поручика Наталья Ивановна Новосильцева; в 1879 г. эту усадьбу приобретает купец, лесоторговец И. Г. Фирсанов и в следующем году дарит ее дочери Вере, которая продает ее в 1893 г. М. С. Кузнецову, владельцу «фарфоровой империи», самой большой фирмы России, производившей и торговавшей фарфоровыми и фаянсовыми изделиями. Он строит в 1898 г. внушительное здание (№ 2/8) с обширным магазином своей продукции на первом этаже. Проект его был разработан Ф. О. Шехтелем. Акцент сделан на огромные проемы окон, занимающих второй и третий этаж; на пилястрах, отделяющих арки, поставлены огромные, грубоватые головы Меркурия, бога торговли; величина окон еще более подчеркивается измельченным ритмом узких и высоких окошек последнего этажа. Представительное и тяжеловесное здание должно было отражать солидность и богатство фирмы.

Основал дело еще его дед, старообрядец Терентий Яковлев, владевший небольшой фабрикой в Гжели, потом его наследник Сидор Терентьевич расширил производство, построив фабрику в Дулеве и в Риге. Внук Матвей Сидорович с ранних лет освоил производство, окончил коммерческое училище и после смерти отца остался единоличным владельцем: он поставил себе целью стать единственным игроком на рынке, в чем почти и преуспел. Две трети всего фарфора и фаянса в России выпускались на кузнецовских фабриках, и они успешно продавались на рынках Монголии, Персии, Афганистана и других азиатских стран. Его «восточные» товары широко расходились в Средней Азии, а «китайский» фарфор даже вытеснял настоящий из Китая. Он подготавливал наступление и на западные рынки — фирма Кузнецова должна была стать мировым монополистом.

В России он скупил известные фабрики Ауэрбаха и Гарднера, и кузнецовский фарфор считался одним из самых лучших: он заслужил звание «Поставщика Двора Его Императорского Величества».

О нравах монополиста передавали такой рассказ: Кузнецов купил у Врубеля сделанную им вазу и стал, без разрешения художника, переносить его роспись на другие изделия. Протесты Врубеля не помогли, хозяин просто указал ему на дверь, но тогда Кузнецова вызвал на дуэль отличный стрелок Валентин Серов, всегда защищавший своих друзей. Кузнецов спасовал и извинился перед Врубелем.

Магазин фарфора и фаянса Кузнецова в этом доме был хорошо известен в Москве. Современник вспоминал, как он встретил в нем Антона Павловича Чехова — он покупал там кафельные плитки для своего дома в Ялте: «Я советовал ему взять изразцы голубого цвета — под цвет моря и голубого неба, но Антон Павлович сказал:

— Куда нам, старикам! Нам надо коричневые…»

В доме Кузнецова неоднократно проводились художественные выставки. Так, в 1907 г. здесь состоялась выставка картин под названием «Голубая роза», которое стало нарицательным для движения символистов. Она была организована журналом «Золотое руно» на средства его издателя Николая Рябушинского, в которой участвовали П. Кузнецов, Н. Сапунов, М. Сарьян, С. Судейкин, Н. Крымов, А. Фонвизин, А. Матвеев и другие талантливые молодые художники и скульпторы. В залах выставки, декорированных нежно-голубыми и серебристыми тканями, звучала музыка, выступали поэты Андрей Белый и Валерий Брюсов.

Перестроенный полностью дом № 4 по переулку состоял из разновременных строений: его самая старая часть, от перелома его до дворового проезда, выходила в Лучников переулок. В нее были включены стены трехэтажного особняка XVIII в., принадлежавшего Ю. А. Нелединскому-Мелецкому, популярному поэту того времени, некоторые стихотворения которого превратились в народные песни (вспомним хотя бы «Выйду ль я на реченьку…»). По воспоминаниям Вяземского, «он давал иногда великолепные праздники и созывал на обеды молодых литераторов — Жуковского, Д. Давыдова и других. Как хозяин и собеседник, он был равно гостеприимен и любезен. Он любил Москву и так устроился в ней, что думал дожить в ней век свой. Но, выехав из нея 2 сентября (1812 г. — Авт.), за несколько часов до вступления французов, он в Москву более не возвращался. Он говорил, что ему было бы слишком больно возвратиться в нее и в свой дом, опозоренный присутствием неприятеля. Это были у него не одни слова, но глубокое чувство. Кстати замечу, в этом доме была обширная зала с зеркалами во всю стену. В Вологде, куда мы с ним приютились, говорил он мне однажды, сокрушаясь об участи Москвы: „Вижу отсюда, как Французы стреляют в мои зеркала”, и прибавил, смеясь: „впрочем, признаться должно, я и сам на их месте дал бы себе эту потеху”». Дом после 1812 г. перешел к другому владельцу, который сдавал его «Школе рисования в отношении к искусствам и ремеслам», известной более под именем Строгановского училища, основанного в 1825 г. С. Г. Строгановым, известным меценатом, археологом и коллекционером, для подготовки специалистов прикладного искусства. Возможно, в этом доме в 1820-х гг. жила семья Каролины Яниш, будущей известной поэтессы. Поэт Адам Мицкевич давал ей уроки польского языка и часто посещал семью Яниш.

В 1840-х гг. дом перешел в руки богатой купеческой семьи Мазуриных. Преступление, совершенное одним из Мазуриных в 1866 г. в этом доме, — он убил и ограбил своего приятеля ювелира, — нашло отражение в романе Ф. М. Достоевского «Идиот». Настасья Филипповна говорит: «…дом мрачный, скучный, и в нем тайна. Я уверена, что у него в ящике спрятана бритва, обмотанная шелком, как у того московского убийцы; тот тоже жил с матерью в одном доме и тоже перевязал бритву шелком, чтобы перерезать одно горло». Убийца был осужден к 15 годам каторги, но уже через 9 лет московские газеты сообщали, что видели его за границей. Еще один случай, но не такой трагический, а скорее комический, случился в этом же доме в 1870 г. Тогда Москва прочла в газете, что «5-го февраля, в доме Мазуриной, во время бывшего там свадебного вечера, в задних сенях дома был сломан мошенниками замок и унесено до 2 пудов медных форм, в которых находились приготовленные для стола заливное и мороженое».

К концу XIX в. участок перешел к известной семье купцов Бахрушиных, которые в 1882, 1900 и 1903 гг. застраивают его несколькими жилыми домами, которые сейчас все полностью перестроены.

В России была широко известна фирма Стахеевых, купцов из города Елабуги. Основатель ее занимался торговыми операциями в Приволжье и Сибири, а его потомки скупали хлеб и зерновые продукты и отправляли их в Центральную Россию и за границу, привозили чай, сахар, текстильные товары и еще многое другое. В начале XX в. Стахеевы имели нефтяные промыслы, собственные пароходства, фабрики, мельницы и десятки магазинов во многих городах России.

Один из Стахеевых — Николай Дмитриевич — вложил крупные средства в добычу донбасского угля и эмбинской нефти, а также занимался в Москве покупкой домов. Его великолепный особняк с прекрасными сохранившимися интерьерами, построенный архитектором М. Ф. Бугровским, находится на Новой Басманной (№ 14), а здесь, в Большом Златоустинском, тот же архитектор возводит протяженное здание (№ 6), где до большевистского переворота помещались «Большая Сибирская гостиница» и магазины на первом этаже. Сразу же после того, как в 1918 г. в Москве обосновались захватившие власть большевики, здание было занято ВСНХ (то есть Высшим советом народного хозяйства), в 1920-х гг. здесь были Комитет по делам изобретений, Центральный дом крестьянина и общество «Долой неграмотность», Центральный совет профсоюза работников сельского и лесного хозяйства (Всеработземлес), сельскохозяйственный музей, а в 1930-х гг. — Народный комиссариат земледелия, а также редакция журнала «Наука и жизнь». В июне 1929 г. в этом здании проходил I Всероссийский съезд крестьянских писателей под лозунгом «Нам нужен особый крестьянский писатель, идеологические устремления… которого были бы пролетарскими», где выступали Горький и Луначарский. Если последний убеждал писателей не входить ни в какие компромиссы с «чуждой идеологией» и решительно наступать на капиталистические элементы в деревне, то Горький, целиком поддерживая Луначарского, отметил, что надо работать над языком, и как-то двусмысленно посетовал, что, видите ли, те, «которые были вчера кочегарами, пастухами, сегодня уже пишут».

• Предыдущая
• 45/79
• Следующая