Альбер Саварюс - де Бальзак Оноре - Страница 25
- Предыдущая
- 25/27
- Следующая
До апреля 1836 года никто ничего не знал об Альбере Саварюсе. Жером и Мариэтта хотели пожениться, но г-жа де Ватвиль конфиденциально посоветовала своей горничной подождать замужества Розали, чтобы обе свадьбы состоялись одновременно.
— Пора уже выдать Розали замуж, — сказала однажды баронесса мужу. — Ей девятнадцать лет, и за последние месяцы она так изменилась, что на нее глядеть страшно.
— Не знаю, что с ней такое, — пожал плечами барон.
— Когда отец не знает, что творится с дочерью, то мать догадывается об этом, — сказала баронесса. — Ее надо выдать замуж.
— Согласен, — ответил барон. — Со своей стороны я даю за ней в приданое Руксей. Ведь суд помирил нас с общиной Рисей, установив границы в трехстах метрах от подножия зубца Вилар. Там роют канал для стока воды, чтобы спускать ее в озеро. Община не обжаловала это решение, и оно является окончательным.
— Вы еще не догадались, — сказала баронесса, — что это решение обошлось мне в тридцать тысяч франков, которые пришлось дать мэру Шантони. Этот мужлан не брал меньше: он был уверен, что община выиграет тяжбу, и помирился за деньги. Если вы отдадите Руксей, у вас ничего не останется.
— Мне много и не нужно, — возразил барон, — я проживу недолго.
— Однако у вас аппетит людоеда!
— Действительно, но, сколько я ни ем, ноги у меня все больше и больше слабеют.
— От работы на токарном станке, — заметила баронесса.
— Право, не знаю!
— Мы выдадим Розали за господина де Сула. Если вы подарите ей Руксей, то следует сохранить за собой право пользоваться имением, а я дам им восемьдесят тысяч франков в процентных бумагах. Дети останутся с нами; думаю, что они будут счастливы.
— Нет, я отдам им Руксей совсем. Розали любит его.
— Что за пристрастие к дочери! Вы даже не спросите меня: может быть, я тоже люблю Руксей?
Немедля позванная Розали узнала, что в первых числах мая состоится ее свадьба с г-ном Амедеем де Сула.
— Благодарю вас, маменька, и вас также, папенька, за то, что вы стараетесь устроить мою судьбу; но я не хочу замуж, мне и с вами хорошо.
— Фразы! — сказала баронесса. — Вы не любите господина де Сула, вот и все.
— Если хотите знать правду, то за господина де Сула я никогда не выйду.
— О, эти «никогда» девятнадцатилетней девушки! — воскликнула баронесса, язвительно улыбаясь.
— Но это «никогда» девицы де Ватвиль! — ответила Розали. — Надеюсь, папенька, вы не намерены выдать меня замуж без моего согласия?
— О, конечно, нет! — сказал бедный барон, с нежностью глядя на дочь.
— Отлично, — сухо закончила баронесса, сдерживая свою досаду, досаду святоши, внезапно встретившей непослушание, — потрудитесь же, господин де Ватвиль, сами пристроить свою дочь! Подумайте хорошенько, Розали: если вы не выйдете замуж по моей воле, то не получите от меня ни гроша.
Ссора, возникшая таким образом между баронессой и бароном, ставшим на сторону дочери, зашла столь далеко, что Розали пришлось провести лето вместе с отцом в Руксей: жизнь в особняке де Рюптов стала для нее невыносимой. В Безансоне узнали, что мадемуазель де Ватвиль наотрез отказала господину де Сула. Жером и Мариэтта, поженившись, поехали в Руксей, чтобы впоследствии заменить Модинье. Барон восстановил и переделал дом по указаниям дочери. Узнав, что эти переделки обошлись почти в шестьдесят тысяч франков, что Розали и ее отец велели построить даже оранжерею, баронесса поняла, что ее дочь не так-то проста. Барон купил несколько участков, вдававшихся клином в его земли, и еще одно именьице стоимостью в тридцать тысяч франков. Г-же де Ватвиль сообщили, что, оставшись без нее, Розали показала себя настоящей хозяйкой: она изучала способы извлечения дохода из Руксей, сшила себе амазонку и ездила верхом; отец чувствовал себя с нею счастливым, не жаловался больше на нездоровье, даже потолстел и сопровождал ее во всех прогулках.
Незадолго до именин баронессы главный викарий приехал в Руксей, посланный, наверное, г-жою де Ватвиль и г-ном де Сула, чтобы содействовать примирению матери с дочерью.
— Эта маленькая Розали неглупа, — говорили в Безансоне Сделав благородный жест, заплатив девяносто тысяч за работы, произведенные в Руксей, баронесса посылала теперь мужу на расходы около тысячи франков в месяц: она не хотела, чтобы ее в чем-нибудь упрекали Отец и дочь согласились вернуться к пятнадцатому августа в Безансон и остаться до конца месяца. После обеда главный викарий отвел Розали в сторону, чтобы поговорить с ней о замужестве и дать ей понять, что не следует больше рассчитывать на Альбера, о котором уже с год не было никаких известий. Розали прервала его резким движением. Своенравная девушка взяла г-на де Грансей за руку и повела его к скамейке в роще рододендронов, откуда открывался вид на озеро.
— Слушайте, дорогой аббат! Я люблю вас так же, как и папеньку, потому что вы питаете привязанность к моему Альберу. И я должна наконец признаться вам, я совершила много грехов для того, чтобы сделаться его женой, и он должен стать моим мужем… Вот прочтите!
Вынув из кармана передника газету, Розали протянула ее главному викарию, указав на статью, датированную 25 мая и сообщавшую из Флоренции:
«Вчера с большой пышностью была отпразднована свадьба герцога де Реторе, старшего сына герцога де Шолье, бывшего посланника, с герцогиней д'Аргайоло, дочерью князя Содерини. Благодаря многочисленным торжествам по случаю этого брака во Флоренции наступило большое оживление. Герцогиня д'Аргайоло — одно из самых богатых лиц в Италии, так как покойный герцог завещал ей все свое имущество».
— Та, которую он любил, вышла замуж, — сказала Розали, — я разлучила их!
— Вы? Каким же образом? — воскликнул аббат.
Розали собиралась было ответить, но ее прервали шум падения тела в воду и последовавшие за этим громкие крики двух садовников. Она вскочила и бросилась бежать, зовя отца. Барона не было видно.
Желая достать обломок гранита, где, как ему показалось, он заметил отпечаток раковины (а это наносило удар какой-то геологической теории), г-н де Ватвиль, стоявший на откосе, потерял равновесие и упал в озеро, бывшее у плотины, разумеется, особенно глубоким. Садовники, бросившись к месту, где бурлила вода, протянули барону шест. Наконец с огромным трудом его вытащили, всего покрытого тиной, в которой он глубоко увяз и увязал еще больше, стараясь выбраться. Барон недавно плотно пообедал; начавшееся пищеварение внезапно прервалось. Когда его раздели, счистили с него грязь и уложили в постель, он был уже в таком тяжелом состоянии, что двое слуг поскакали верхом: один в Безансон, другой за ближайшим доктором. Когда через восемь часов после происшествия приехала г-жа де Ватвиль с лучшими безансонскими врачами, положение ее мужа, несмотря на все старания доктора из Рисей, было уже безнадежным. Испуг вызвал воспаление мозга, а перерыв в пищеварительном процессе ускорил кончину бедного барона.
Эту смерть г-жа де Ватвиль приписала упрямству дочери; по словам баронессы, ничего не случилось бы, останься ее муж в Безансоне. Она возненавидела Розали, предавалась явно преувеличенной скорби и угрызениям совести и даже называла барона «своим бедным ягненочком». Последний Ватвиль был похоронен в Руксей, на одном из островов озера, и вдова велела воздвигнуть над ним небольшой памятник в готическом стиле из белого мрамора, похожий на так называемый памятник Элоизы на Пер-Лашез.
После этого события баронесса переехала с дочерью в особняк де Рюптов. Прошел месяц; обе хранили угрюмое молчание. Розали была охвачена глубокой печалью, которая, однако, наружно не проявлялась. Она обвиняла себя в смерти отца и опасалась другой беды, еще более тяжелой для нее и также бывшей делом ее рук, ибо ни стряпчий Жирарде, ни аббат де Грансей не имели никаких сведений о судьбе Альбера. Это молчание пугало Розали. В приливе раскаяния девушка почувствовала потребность рассказать главному викарию о тех ужасных махинациях, посредством которых она рассорила Франческу с Альбером. Все это было просто и в то же время ужасно. Мадемуазель де Ватвиль перехватила письма Альбера к герцогине, а также то письмо, где Франческа извещала возлюбленного о болезни мужа и предупреждала, что не будет в состоянии ему писать все время, пока ей придется оставаться у ложа умирающего. Поэтому, пока Альбер был занят выборами, герцогиня послала ему только два письма: в одном из них она сообщала, что герцог д'Аргайоло при смерти, а в другом, — что она овдовела. Эти письма, полные благородного и возвышенного чувства, Розали оставила у себя. Проведя за работой несколько ночей, она достигла того, что в совершенстве научилась подражать почерку Альбера. Подлинные письма верного влюбленного она подменила тремя другими, черновики которых, показанные старому священнику, привели его в содрогание: гений зла предстал перед ним во всем своем блеске. Розали, подделываясь под руку Альбера, подготовляла герцогиню к измене француза, будто бы неверного ей, а в ответ на весть о смерти герцога д'Аргайоло мадемуазель де Ватвиль ответила письмом от своего имени, в котором сообщала о своем предстоящем браке с Альбером. Оба письма должны были разминуться, и они разминулись. Дьявольский замысел, с каким было написано последнее письмо, так поразил главного викария, что он еще раз прочел его. На это письмо Франческа, раненная в самое сердце соперницей, стремившейся убить ее любовь, ответила простыми словами: «Вы свободны, прощайте» — Грехи против нравственности, не дающие повода к вмешательству человеческого правосудия, — самые отталкивающие, самые гнусные грехи, — сурово сказал аббат де Грансей. — Господь часто наказывает за них уже здесь, на земле. Вот где причина многих ужасных несчастий, кажущихся нам необъяснимыми. Из всех грехов, схороненных в тайниках личной жизни, один из самых бесчестных — это распечатать чужое письмо или обманным путем прочесть его. Всякий человек, кто бы он ни был, какими бы побуждениями он ни руководствовался, позволяя себе этот поступок, наносит непоправимый ущерб своему доброму имени. Понимаете ли вы, как трогательна, как прекрасна повесть о том ложно обвиненном молодом паже, который везет письмо, содержащее приказ его убить? Он отправляется в путь без всякой задней мысли. Провидение берет его под свою защиту и спасает его, совершая чудо, как мы говорим. Знаете ли вы, в чем сущность этого чуда? Величие добродетели так же могущественно, как и ореол, окружающий невинное детство.
- Предыдущая
- 25/27
- Следующая
