Выбери любимый жанр

Противостояние. Том II - Кинг Стивен - Страница 20


Изменить размер шрифта:

20

Он повернулся и пошел, и волк, как хорошо обученный пес, двинулся за ним по пятам. На ходу к ним присоединилось еще пять волков, вынырнувших из-за разбитых машин. Теперь он шел будто в сопровождении почетного караула: с одним волком впереди, одним — позади и двумя — с каждого бока.

Один раз он остановился и оглянулся назад. Он никогда уже не в силах будет забыть то, что увидел: волки, терпеливо сидящие серым кольцом вокруг маленького «остина», и бледный круг лица Малыша, судорожно ловившего ртом воздух. Казалось, они спрашивали его, скоро ли он вышвырнет темного человека из Вегаса и надерет ему задницу. Скоро ли?

Мусорщик прикинул, как долго будут те волки сидеть у маленького «остина», окружив его зубастым кольцом. Ответ, конечно, был ясен: столько, сколько понадобится. Два дня, три, а может, и все четыре. Малыш будет сидеть там и смотреть. Без еды (если только у девчушки-подростка не было попутчика — так-то вот), без питья; температура днем в маленьком автомобильчике поднимется, быть может, до пятидесяти пяти — чем не эффект жаровни. Ручные псы темного человека дождутся, пока Малыш не подохнет с голоду или пока не спятит настолько, что попытается распахнуть дверцу и убежать. Мусорщик хихикнул в темноте. Малыш не очень-то большой. Каждому из хищников перепадет всего по кусочку. И то, что им достанется, вполне может оказаться для них отравой.

— Разве не так? — крикнул он, задрав голову к ярким звездам. — Вы мне не рассказывайте, если верите в эти хенки-пенки! Я сам вам, ети вашу матушку, СКАЖУ!

Его призрачно-серые попутчики торжественно сопровождали Мусорщика, не обращая внимания на его выкрики. Когда они добрались до двухместной тачки Малыша, волк, бегущий сзади, приблизился к ней, обнюхал одно из колес, а потом, презрительно ухмыльнувшись, поднял заднюю ногу и помочился на шину.

Мусорщик не удержался от хохота. Он хохотал до тех пор, пока слезы не потекли у него из глаз и не заструились по потрескавшимся, заросшим щетиной щекам. Его безумию, словно вкусному вареву в кастрюле, теперь не хватало лишь раскаленного солнца пустыни, чтобы закипеть и приобрести неповторимый тонкий, изысканный аромат.

Так они и шли — Мусорщик со своим эскортом. Когда машины на дороге образовали более плотные ряды, волки стали или проползать под ними, волоча брюхо по асфальту, или перепрыгивать через кузова и крыши, не отставая от него ни на шаг — молчаливые, неутомимые попутчики с красными глазами и сверкающими клыками. Где-то после полуночи они добрались до туннеля Эйзенхауэра, и Мусорщик без всяких колебаний двинулся в его черную разверзшуюся пасть. Как он мог бояться теперь? Как он мог бояться с такими стражами?

Путь был долгим, и он почти сразу потерял всякое представление о времени, на ощупь пробираясь от одной машины к другой. Один раз его рука наткнулась на что-то мокрое и неприятно мягкое, и сразу же его окатила омерзительная волна вонючих испарений. Но даже тогда он не испугался. Время от времени он видел красные глаза впереди, манившие за собой и указывавшие ему дорогу.

Через какое-то время он уловил в воздухе непривычную свежесть и прибавил ходу, один раз даже потерял равновесие в спешке и, соскользнув с капота одной машины, больно стукнулся головой о бампер другой. Вскоре после этого он задрал голову и снова увидел звезды, теперь уже потускневшие перед рассветом. Он выбрался наружу.

Его стражи исчезли. Но Мусорщик упал на колени и стал бормотать долгую бессвязную молитву благодарности. Он увидел силу темного человека в действии, и увидел вполне наглядно.

Несмотря на все им пережитое начиная со вчерашнего утра, когда он увидел прихорашивающегося перед зеркалом Малыша в комнате мотеля в Голдене, Мусорщик был слишком возбужден, чтобы лечь спать. Вместо этого он пошел вперед, удаляясь от туннеля. Западные ряды на выходе из туннеля были по-прежнему забиты машинами, но меньше чем через две мили их поток поредел, и дорога стала вполне сносной. А по другую сторону средней полосы, в восточных рядах поток машин, ожидавших когда-то возможности въехать в туннель, растянулся до беспредельности.

К полудню он начал спускаться с Вейл-Пасса в сам Вейл, минуя кооперативные постройки и частные домики. Теперь усталость буквально валила его с ног. Он подошел к первому попавшемуся домику, разбил стекло на двери, открыл замок и отыскал кровать. Это было последнее, что он запомнил, проваливаясь в глубокий сон до раннего утра следующего дня.

Притягательность религиозной мании заключается в том, что в ее силах объяснить все. Как только Бога (или дьявола) принимают за первопричину всего происходящего в тленном мире, ничего уже не остается на волю случая… и лишаются смысла попытки что-либо изменить. Стоит лишь произнести магические фразы вроде «нам не дано знать…» или «неисповедимы пути Его…», и логику можно радостно отшвырнуть прочь. Религиозная мания — один из немногих безошибочных способов стойко переносить любые мировые катаклизмы, поскольку она полностью исключает чистую случайность. Для настоящего религиозного маньяка все исполнено высшего смысла.

Не исключено, что именно по этой причине Мусорщик почти двадцать минут беседовал с вороной на дороге западнее Вейла, будучи убежден, что она — или посланница темного человека… или темный человек собственной персоной. Ворона молча выслушивала его, сидя на телеграфном проводе, и не улетала, пока ей не надоело или пока она не проголодалась… а может, пока излияние благодарности и обещание Мусорщика быть послушным не были завершены.

Он раздобыл новый велосипед около Гранд-Джанкшена и 25 июля уже катил через западную Юту по шоссе 4, которое соединяло восточный конец I-89 с ведущим на юго-запад грандиозным шоссе I-15, протянувшимся от северной окраины Солт-Лейк-Сити аж до Сан-Бернардино, штат Калифорния. И когда переднее колесо его нового велика вдруг решило расстаться с остальной частью машины и самостоятельно покатилось в пустыню, Мусорщик перелетел через руль и с такой силой шмякнулся головой об асфальт, что, казалось, неминуемо должен был раскроить себе череп (он выжимал в этот момент сорок миль в час, без шлема). Однако меньше чем через пять минут он сумел подняться на ноги, хотя кровь струилась по его лицу из полдюжины ссадин и порезов, сумел исполнить маленький дергающийся танец и сумел даже прохрипеть: «Ци-а-бола, жизнь за тебя отдам, Ци-а-бола, бампти-бампти-бамп!»

Нет ничего лучше для сломленного духа и треснутого черепа, чем хорошая доза заклинания «Да-пребудет-воля-Твоя».

7 августа Ллойд Хенрид вошел в комнату, куда днем раньше был водворен в полубредовом состоянии иссохший под солнцем пустыни Мусорщик. Комната на тринадцатом этаже «Гранд-отеля» была чудесная. Там стояла круглая кровать с шелковыми простынями, а к потолку было прикреплено зеркало размером, похоже, не меньше самой кровати.

Мусорщик взглянул на Ллойда.

— Как себя чувствуешь, Мусор? — спросил тот.

— Хорошо, — сказал Мусорщик. — Лучше.

— Немного еды, питья и отдыха — вот и все, что тебе было нужно, — кивнул Ллойд. — Я тут принес тебе чистой одежонки. Размер пришлось подбирать наугад.

— Отличная одежда, — беря протянутые джинсы и рубаху, сказал Мусорщик. Никогда в жизни он не был способен запомнить свой размер.

— Когда оденешься, спускайся вниз завтракать, — предложил Ллойд чуть ли не почтительным тоном. — Большинство из нас едят в буфете.

— Ладно. Обязательно.

Из буфета раздавался гул разговоров, и он застыл за углом, охваченный неожиданным приступом страха. Они уставятся на него, когда он войдет. Они посмотрят и станут смеяться. Кто-то начнет хихикать в глубине комнаты, к нему присоединятся другие, а потом все разразятся хохотом и будут тыкать в него пальцами.

«Эй, прячьте спички, Мусорщик идет!»

«Эй, Мусор! Что сказала старуха Семпл, когда ты спалил ее пенсионный чек?»

«Все еще ссышь в постель, Мусорок?»

20
Перейти на страницу:
Мир литературы