Джойленд (ЛП) - Кинг Стивен - Страница 44
- Предыдущая
- 44/55
- Следующая
— Без джойлендской песболки на карусель нельзя. у тебя она есть?
— Нет, — ответил Майк. Он еще не кашлял, но под глазами у него уже появились темные круги. Там, где его щеки не пылали от возбуждения, кожа выглядела бледной. — Я не знал, что нужно…
Фред снял свой цилиндр, продемонстрировал нам, что внутри он пуст — каким и должен быть, когда фокусник показывает его аудитории. Потом Фред сам заглянул в него и просиял.
— Ага! — он достал из цилиндра новехонькую пёсболку и водрузил ее на макушку Майка. — Как раз твой размер! Уже выбрал зверюшку, на которой поедешь? Лошадь? Единорог? Может, русалка? Или лев?
— Да, лев, пожалуйста! — закричал Майк. — А ты, мам, садись рядом на тигра!
— Как скажешь, — сказала она. — Всегда хотела оседлать тигра.
— Эй, чемпион, — сказал Лэйн. — Давай я помогу тебе подняться.
Энни тем временем понизила голос и обратилась к Фреду.
— Еще чуть-чуть — и все, хорошо? Тут здорово, он никогда не забудет этот день, но…
— Он слабеет, — ответил Фред. — Понимаю.
Энни села рядом с Майком на зеленоглазого, застывшего в рыке тигра. Майло, ухмыляясь своей собачьей ухмылкой, устроился между ними. Карусель пришла в движение, и «Велосипед на двоих» сменился «Шумом на Двенадцатой улице». Фред положил мне руку на плечо.
— Встретимся у «Колеса» — это будет последний аттракцион на сегодня — но сначала заскочи в костюмерную. И побыстрее.
Я хотел было спросить, зачем, но потом и сам все понял. А поняв, направился в костюмерную. Бегом.
Тем вторничным утром в октябре 1973-го я носил меха в последний раз. Надел я их в костюмерной и по Песьей подземке вернулся к центру парка на электрокаре, выжав из него все соки. Откинутая голова Гови болталась у меня на плече. На поверхность я выбрался за шалманом мадам Фортуны. И как раз вовремя: Лэйн, Энни и Майк уже приближались по центральной аллее. Майк сидел в кресле, а Лэйн его толкал. Никто из них не заметил, как я выглянул из-за угла шалмана — вытянув шеи, они все смотрели на «Каролинское колесо». А вот Фред меня заметил. Я поднял лапу. Он кивнул, повернулся и махнул уже своей лапой кому-то в маленькой кабинке над отделом заказов. Пару секунд спустя из всех колонок хлынула Гови-музыка: Элвис запел «Гончую».
Я выпрыгнул из своего укрытия и начал танцевать танец Гови — что-то вроде недоделанной чечетки. Майк раскрыл рот. Энни приложила ладони к вискам, словно у нее разыгралась жуткая мигрень, а потом засмеялась. А дальше последовало, наверное, одно из лучших моих выступлений. Я прыгал и скакал вокруг кресла Майка, почти не замечая Майло, который делал примерно то же самое, только в другом направлении. За «Гончей» настал черед «Роллинг стоунз» с их «Выгуляй собаку». Слава богу, песня эта довольно короткая: не думал я, что настолько вышел из формы.
Закончил я раскрытием лап для объятий и криком: «Майк! Майк! Майк!» Гови тогда заговорил впервые. В свое оправдание могу лишь сказать, что получилось у меня очень похоже на лай.
Встав с кресла, Майк тоже раскрыл руки и рухнул вперед.
Он знал, что я его подхвачу, и я подхватил. Меня все лето обнимали детишки в два раза младше него, но ни одни объятия не были такими приятными. Жаль, что я не мог его развернуть, сжать так, как сжал тогда Хэлли Стансфельд и выдавить из него болезнь, словно кусок хот-дога.
Уткнувшись лицом в мех, Майк сказал:
— А из тебя получился отличный Гови, Дев.
Я погладил его по голове, сбив с него пёсболку. Так близко выдать слова за лай у меня бы не получилось, поэтому я просто подумал: «Хорошему мальчишке положен хороший пес. Спроси у Майло».
Майк посмотрел в голубые сетчатые глаза Гови.
— Пойдешь с нами на лифтушку?
Я энергично кивнул и потрепал его по голове. Лэйн поднял майкову новую пёсболку и водрузил ему на голову.
Подошла Энни. Руки она скромно сложила перед собой, но глаза сияли радостью.
— Можно расстегнуть вам молнию, мистер Гови?
Я бы и не против, но допустить, конечно, этого не мог. У любого представления свои правила, а одно из непоколебимых правил Джойленда гласило: Гови, Пес-Симпатяга всегда остается Гови, Псом-Симпатягой.
На глазах у кроликов меха снимать нельзя.
Нырнув в Песью подземку, я снял меха, бросил их на кар и присоединился к Энни и Майку на ведущем к «Каролинскому колесу» пандусе. Энни с опаской глянула вверх и сказала:
— Всё еще хочешь на нем прокатиться, Майк?
— Да! На нем — больше всего!
— Что ж, хорошо. Наверное. — И уже мне:
— Высоты я не боюсь, но и особой любви к ней не испытываю.
У открытой двери кабинки стоял Лэйн.
— Забирайтесь, ребятки. Запущу вас ввысь, где воздух — зашибись. — Он наклонился и почесал Майло за ушами. — А тебе, дружок, придется посидеть тут.
Я сел у внутренней стены кабинки, поближе к колесу. Энни — посредине, а Майк — около дверцы, откуда открывался самый лучший вид. Лэйн опустил перекладину безопасности и вернулся к рычагу, не забыв при этом подвинуть котелок.
— Готовьтесь восхищаться! — крикнул он, и мы поползли вверх со скоростью коронационной процессии.
Мир постепенно открывался нашим глазам: сначала парк, потом ярко-синяя гладь океана справа от нас, а слева — бескрайние просторы Северной Каролины. В самой верхней точке нашего путешествия Майк отпустил перекладину, поднял руки над головой и закричал:
— Мы летим!
К моей ноге кто-то прикоснулся. Энни. Я посмотрел на нее, и одними губами она произнесла одно единственное слово: «Спасибо». Не помню, сколько мы сделали оборотов: кажется, больше обычного, но я не уверен. Зато в память мне врезалось бледное, полное удивленного восхищения лицо Майка. И обжигающе горячая рука Энни у меня на бедре.
Которую она не убирала до самой остановки.
Майк повернулся ко мне.
— Теперь я узнал, каково это быть воздушным змеем.
Я тоже.
Когда Энни сказала Майку, что пора закругляться, мальчик не стал возражать.
Его силы были на исходе. Когда Лэйн помог ему усесться в кресло, Майк протянул руку — ладонью вверх.
— Хлопни рукой, коль еще живой.
Лэйн звонко шлепнул по руке мальчика своей.
— Возвращайся в любое время, Майк.
— Спасибо. Было так здорово.
Лэйн и я покатили его по центральной аллее. Будки по обеим ее сторонам вновь закрылись, но один из шалманов все еще работал: «Тир Энни Оукли». У деревянного прилавка с ружьями, на законном месте Папаши Аллена, стоял Фред Дин в своем костюме-тройке. Позади него туда-сюда ездили заводные зайцы и утки, а над ними стояли керамические цыплята. Стояли на месте, но были очень маленькими.
— Не желаете ли попрактиковаться в стрельбе по мишеням, прежде чем покинете наш парк? — спросил Фред. — Сегодня не будет проигравших. Сегодня кааааждый-прекаждый что-нибудь, да выиграет.
Майк оглянулся на Энни.
— Мам, можно?
— Конечно, солнышко. Но только недолго, хорошо?
Он попытался встать с кресла, но не смог — слишком устал. Лэйн и я приподняли его, каждый со своей стороны. Майк взял винтовку и сделал пару выстрелов, но руки его уже не слушались, пусть ружье и было легким. Пульки ударились о задник и упали в специальный желобок.
— Да уж, тот еще снайпер, — сказал он, опустив ружье.
— Что ж, ты никого не подстрелил, — согласился Фред, — но, как я уже сказал, сегодня выигрывает каждый.
И с этими словами он снял с полки самого большого Гови — главный приз, чтобы получить который даже опытные стрелки выкладывали по восемь-девять долларов.
Майк поблагодарил его и сел. Он выглядел потрясенным. Плюшевый пес был почти с него ростом.
— Мам, теперь твоя очередь!
— Нет, не стоит, — ответила она, но я подумал, что ей все же хочется. Было что-то такое в ее взгляде, оценивающем расстояние от стойки до мишеней.
— Пожалуйста! — Мальчик посмотрел сначала на меня, потом на Лэйна. — Она здорово стреляет. Один раз выиграла турнир по стрельбе из положения лежа в Кемп Перри — еще до того, как я родился — и дважды занимала второе место. Кемп Перри — это в Огайо.
- Предыдущая
- 44/55
- Следующая
