Джойленд (ЛП) - Кинг Стивен - Страница 30

• Предыдущая
• 30/55
• Следующая

— А ты точно осилишь еще один?

— Ну, может, половинку, — ответил он. — А что такое, мам? Сама же говоришь, что свежий йогурт помогает работе кишечника.

— Не думаю, что стоит обсуждать твой кишечник в семь утра, Майк.

Она встала, затем бросила на меня неуверенный взгляд.

— Не волнуйся, — бодро сказал Майк. — Если он начнет меня лапать, я науськаю на него Майло.

На ее щеках проступила краска.

— Майкл Эверетт Росс!

— Извини, — сказал он. Непохоже было, что ему стыдно. Глаза его сияли.

— Не передо мной извиняйся, а перед мистером Джонсом.

— Прощаю, прощаю.

— Вы присмотрите за ним, мистер Джонс? Я ненадолго.

— Да, если будете называть меня Девин.

— Договорились.

Она торопливо пошла по дорожке, остановившись разок, чтобы оглянуться на нас. Думаю, она почти решила вернуться, но в конце концов перспектива впихнуть побольше здоровой еды в своего болезненно худого мальчика перевесила, и она пошла дальше.

Следя за тем, как она поднимается на задний двор, Майк вздохнул:

— Теперь придется его съесть.

— Ну да. Ты же вроде сам попросил?

— Только чтобы спокойно с тобой поговорить. Я, конечно, ее люблю, но она вечно вмешивается. Как будто моя болезнь — какой-то позорный секрет, который мы должны скрывать.

Он пожал плечами.

— У меня мышечная дистрофия, только и всего. Поэтому я в инвалидном кресле. Я могу ходить, но эти костыли и скобы — такая морока.

— Мне очень жаль, — сказал я. — Паршиво это, Майк.

— Наверное. Но я болею, сколько себя помню, так что какая нафиг разница. Только это особый вид — мышечная дистрофия Дюшенна. Большинство ребят, у кого она есть, откидывают коньки до двадцати лет или чуть за двадцать.

Ну и скажите на милость: что ответить десятилетнему мальчику, который только что сказал тебе, что его смертный приговор уже подписан?

— Но! — он важно поднял палец. — Помнишь, она говорила, как я болел в прошлом году?

— Майк, ты можешь мне все это не рассказывать, если не хочешь.

— Могу, но я-то хочу, — он смотрел на меня пристально, даже настойчиво. — Потому что ты хочешь это знать. Может быть, тебе даже нужно это знать.

Я снова думал о Фортуне. Два ребенка, сказала она мне, девочка в красной кепке и мальчик с собакой. Она сказала, что один из них ясновидящий, но она не знает, который. Похоже, теперь я это знал.

— Мама сказала, что я думаю, будто я выздоровел. Похоже, что я выздоровел?

— Кашляешь ты сильно, — отважился заметить я, — но в остальном…

Я не знал, как закончить. Но в остальном — у тебя ноги как палочки? В остальном ты выглядишь так, как будто взлетишь, как воздушный змей, если мы с твоей мамой привяжем шпагат к твоей футболке? В остальном, если бы мне пришлось держать пари, кто дольше проживет — ты или Майло, я бы поставил на собаку?

— Я слег с пневмонией после Дня благодарения. Когда после пары недель в больнице мне не стало лучше, врач сказал маме, что я, наверно, умру, и ей надо — в общем, готовиться к этому.

Он не мог сказать этого при тебе, подумал я. Они бы никогда не стали вести такой разговор там, где ты мог его услышать.

— Но я не умер, — сказал он с ноткой гордости. — Дедушка позвонил маме — я думаю, это был их первый разговор за долгое время. Не знаю, кто сказал ему, что происходит, но у него везде свои люди.

«Везде свои люди» — это смахивало на паранойю, но я придержал язык. Позже я узнал, что паранойей там и не пахло.

У дедушки Майка действительно везде были свои люди, и все они поклонялись Иисусу, флагу и Национальной стрелковой ассоциации — не обязательно в этом порядке.

— Дедушка сказал, что я победил пневмонию по Божьей воле. Мама сказала, что он городит чушь, как в тот раз, когда он сказал, что моя дистрофия — это кара Божья. Она сказала, что я просто крепкий маленький сукин сын, а Бог тут ни при чем. И повесила трубку.

Майк мог слышать ее реплики, но не дедушкины, и я чертовски сомневался, что мать ему их пересказала. Но я не считал, что он все выдумал. Я даже захотел, чтобы Энни немного задержалась. Слова Майка не походили на речи Мадам Фортуны. Она, как я думал тогда и продолжаю думать сейчас, столько лет спустя, обладала небольшими, но настоящими сверхъестественными способностями, подкрепленными тонким знанием людской природы и завернутыми в блескучую ярмарочную оболочку. У Майка все было яснее и проще. Чище. На призрак Линды Грэй это не было похоже, но что-то общее тут было. Соприкосновение с иным миром.

— Мама сказала, что никогда сюда не вернется, но, как видишь, мы здесь. Потому что я хотел поехать к морю, и потому что я хотел запустить воздушного змея, и потому что мне никогда не исполнится двенадцать, не говоря уже про двадцать. Из-за пневмонии, понимаешь? Мне дают стероиды, и они помогают, но пневмония вместе с блядской дистрофией Дюшенна искалечили мне легкие и сердце навсегда.

Он взглянул на меня с детским вызовом, ожидая реакции на то, что теперь скромно называют «бомба на букву „Б“».

Я, конечно, не отреагировал. Слишком занят был перевариванием его слов, чтобы думать об их пристойности.

— Ясно, — сказал я. — Ты хочешь сказать, что лишний коктейль тут не поможет.

Он засмеялся, запрокинув голову. Смех перешел в такой приступ кашля, какого я у него еще не видел. В тревоге я подошел к нему и похлопал по спине… но осторожно. На ощупь под рубашкой не было ничего, кроме цыплячьих косточек. Майло гавкнул разок и положил лапу на худющую ногу Майка.

На столе было два кувшина — с водой и со свежевыжатым апельсиновым соком. Майк указал на воду, и я налил ему полстаканчика. Когда я попытался поднести стакан к его губам, он взглянул на меня с раздражением, несмотря на непрекращающийся кашель, и взял его сам. Часть воды он пролил на рубашку, но большая часть попала в горло, и приступ стал утихать.

— Сильный приступ, — сказал он, поглаживая себя по груди. — Сердце стучит, как сволочь. Не говори маме.

— Господи, малыш! А то она не знает.

— Она слишком много знает, вот что я думаю, — сказал Майк. — Она знает, что мне осталось, может быть, три хороших месяца, а потом четыре-пять очень плохих. Типа, все время лежать в постели и ничего не делать, только сосать кислород и смотреть «МЭШ — военно-полевой госпиталь» и «Толстого Альберта» (Популярные комедийный сериал и детская передача 1970-х, прим. пер.). Вопрос только в том, разрешит ли она бабуле и дедуле Росс прийти на похороны.

От кашля у него заслезились глаза, но я понимал, что он не плачет. Ему было тоскливо, но он держал себя в руках. Вчера, когда змей взмыл верх, и Майк почувствовал, как натянулась веревка, он казался младше своих лет. А теперь я видел, что он изо всех сил старается быть старше. И больше всего пугало то, что ему это удавалось.

Он взглянул на меня в упор.

— Она знает. Только не знает, что я знаю.

Хлопнула задняя дверь. Мы взглянули на дом и увидели, что Энни уже направляется по двору к дорожке.

— Почему мне надо это знать, Майк?

Он покачал головой.

— Понятия не имею. Только маме не говори, ладно? Она расстроится. У нее ничего нет, кроме меня.

Последнюю фразу он произнес не с гордостью, а с неким мрачным реализмом.

— Ладно.

— А, и еще, чуть не забыл. — Он бросил на нее взгляд, убедился, что она только на полпути, и снова повернулся ко мне. — Они не белые.

— Кто не белые?

Майк Росс явно был озадачен.

— Без понятия. Когда я утром проснулся, то вспомнил, что ты придешь на коктейль, и это пришло мне в голову. Я думал, ты поймешь.

Подошла Энни. Она налила мини-смузи в стакан для сока. Наверху была единственная клубничка.

— М-м-м-м! — сказал Майк. — Спасибо, мам.

— Да на здоровье, мой дорогой.

Она поглядывала на его мокрую рубашку, но комментировать не стала. Когда она спросила, хочу ли я еще сока, Майк мне подмигнул. Я сказал, что это было бы здорово. Пока она наливала сок, Майк скормил Майло две ложки с горкой своего смузи.

• Предыдущая
• 30/55
• Следующая