Джойленд (ЛП) - Кинг Стивен - Страница 26
- Предыдущая
- 26/55
- Следующая
Он выглядел очень больным. Но его улыбка была вполне здоровой.
Всякий раз, когда я проходил мимо, он улыбался. Раз или два он даже показал мне пальцами «знак мира», и я сделал то же самое. Я стал частью его пейзажа так же, как он стал частью моего. Думаю, даже Майло — Джек-Рассел-терьер — в конце концов стал воспринимать меня частью пейзажа. И лишь женщина существовала отдельно. Часто при моем появлении она даже не отрывалась от книги, которую читала — а когда все же поднимала взгляд, то даже не думала махать мне рукой, не говоря уже о «знаке мира».
В Джойленде скучать мне по-прежнему не приходилось. Конечно, работа теперь была не такой интересной и разнообразной, как в разгар лета: она стала более рутинной и менее утомительной. Я даже имел возможность время от времени играть свою оскароносную роль Гови и распевать «С днем рожденья» в «Деревне „Туда-Сюда“», потому что первые три недели сентября Джойленд все еще был открыт для посетителей. Их поток сильно ослабел, и ни один аттракцион уже не наполнялся под завязку. Даже «Каролинское колесо», которое, наряду с каруселью, пользовалось наибольшей популярностью.
— На севере, в Новой Англии, большинство парков остаются открытыми по выходным до самого Хэллоуина, — сказал мне однажды Фред Дин. Мы сидели на скамейке и ели питательный, полный витаминов обед из чили-бургеров и свиных ребрышек. — На юге же, во Флориде, они работают круглый год. А тут мы как бы находимся в серой зоне. Когда-то, еще в шестидесятых, мистер Истербрук попытался организовать осенний сезон. Потратил кучу денег на рекламную кампанию, но ничего не вышло. Когда вечера становятся прохладными, народ в этих краях переключается на окружные ярмарки. К тому же, большинство наших ветеранов с наступлением холодов переезжают на юг или на запад. — Он окинул взглядом пустынную Песью тропу и вздохнул. — В это время года от парка веет одиночеством.
— Мне нравится, — сказал я и не слукавил. Тот год стал для меня годом слияния с одиночеством. Иногда я ходил в кино с миссис Шоплоу и Тиной Акерли, глазастой библиотекаршей, но в основном проводил вечера в своей комнате, перечитывая «Властелина колец» и сочиняя письма Эрин, Тому и отцу. Также я баловался стихами, о которых сегодня мне даже думать стыдно. Слава богу, я их сжег. А еще я добавил очередную мрачную пластинку в свою скромную коллекцию — «Темную сторону Луны». В Притчах говорится: «Как пес возвращается на блевотину свою, так глупый повторяет глупость свою». Той осенью я возвращался к «Темной стороне…» снова и снова, изредка переключаясь на Джима Моррисона с его «Это конец, мой друг». В общем, налицо явные признаки двадцатиоднолита. Знаю, знаю.
Хорошо хоть, что большую часть дня мне было чем заняться в Джойленде. Первые пару недель, когда парк все еще работал вполсилы, были посвящены уборке. Фред Дин дал мне под начало нескольких газунов, и к тому времени как на воротах появилась вывеска «ЗАКРЫТО ДО СЛЕДУЮЩЕГО СЕЗОНА», мы подстригли все лужайки, подготовили к зиме цветочные клумбы и вычистили до блеска все шалманы и лавочки. На задворках парка мы сколотили из металлических листов сарай и отвезли в него все тележки, с который продавалась разная снедь (на Языке их называли жратвозилками). Там они и пробудут всю зиму, каждая под своим брезентовым колпаком.
Газуны отправились на север убирать яблоки, а я продолжил подготовку к зиме уже с Лэйном Харди и Эдди Парксом, сварливым старожилом, который заправлял «Домом страха» и бригадой «Доберман». Мы осушили фонтан на пересечении Джойленд-авеню с Песьей тропой, а когда перешли к работе посерьезнее (в «Брызгах и визгах капитана Немо»), к нам подошел мистер Истербрук, уже одетый в свой дорожный черный костюм.
— Вечером отправляюсь в Сарасоту, — сказал он. — Бренда Рафферти, как обычно, будет меня сопровождать. — Он улыбнулся, показав свои лошадиные зубы. — Теперь вот обхожу и благодарю сотрудников. Тех, кто еще остались.
— Чудесной вам зимы, мистер Истербрук, — сказал Лэйн.
— Эдди пробурчал что-то вроде «вали и не мути», но, скорее всего, просто пожелал счастливого пути.
— Спасибо вам за всё, — сказал я.
Мистер Истербрук пожал всем руки. Я оказался последним.
— Надеюсь, мы увидим тебя в следующем году, Джонси. Кажется, в душе ты тот еще ярмарочник.
Но в следующем году он меня не увидел, и никто не увидел его: мистер Истербрук скончался под Новый Год, в своей квартире на бульваре Джона Ринглинга, меньше чем в полумиле от знаменитого цирка.
— Старый маразматик, — пробормотал Паркс, провожая Истербрука взглядом. Тот шел к своей машине, у открытой двери которой его ждала Бренда.
Лэйн тяжело посмотрел на Паркса и сказал:
— Заткнись, Эдди.
Эдди заткнулся. И правильно сделал.
Как-то утром, когда я шел в Джойленд со своими круассанами, джек-рассел не выдержал и побежал по пляжу ко мне.
— Майло, назад! — крикнула женщина.
Майло обернулся, посмотрел на нее, затем снова вперился в меня своими черными глазами. Повинуясь импульсу, я оторвал кусочек круассана, сел на корточки и протянул его собаке. Та пулей помчалась за лакомством.
— Не кормите его! — бросила хозяйка пса.
— Да ладно, мам, успокойся, — произнес мальчик.
Майло услышал женщину и не стал брать круассан, но, тем не менее, уселся передо мной и вытянул вперед лапы. Я протянул ему кусочек.
— Больше не буду, — сказал я женщине. — Но не пропадать же добру.
Женщина фыркнула и вернулась к своей книге — на вид толстой и тяжеловесной.
— Мы постоянно кормим его, — крикнул мальчик. — А он не толстеет: просто бегает и все сбрасывает.
— Что мы знаем о разговорах с незнакомцами, Майк? — не отрываясь от книги, сказала мама.
— Ну он же не совсем незнакомец, мы его каждый день видим, — заметил мальчик. Вполне резонно — по крайней мере, с моей точки зрения.
— Я Девин Джонс. Живу вниз по пляжу. Работаю в Джойленде.
— В таком случае, вам лучше не опаздывать на работу, — ответила женщина, по-прежнему не поднимая глаз.
Мальчик пожал плечами — «ну что я могу поделать». Он был бледен и сгорблен, точно старик, но мне показалось, что у него хорошее чувство юмора — если судить по жесту и взгляду, которым он сопровождался. Я тоже пожал плечами и пошел дальше. На следующее утро я предусмотрительно доел круассаны до того, как передо мной вырос зеленый особняк — чтобы не соблазнять Майло… но мальчику я все же рукой помахал. Майк вернул мне приветствие. Женщина сидела на своем обычном месте, под зеленым зонтом, и, несмотря на то, что в то утро книги при ней не было, она — как обычно — никак не отреагировала. Ее прекрасное лицо было суровым. Оно говорило: здесь для тебя нет ничего интересного, иди в свой дрянной парк развлечений и оставь нас в покое.
Так я и поступил. Но, тем не менее, мальчику махать не переставал. И утром, и вечером он отвечал мне тем же.
В первый понедельник после того, как Гэри Аллен, он же Папаша, отбыл во Флориду, на Олстонскую Звездную ярмарку в Джексонвилле, где его ждала работа шалманщика, я прибыл в Джойленд и обнаружил Эдди Паркса, самого нелюбимого мной из ветеранов, сидящим перед «Домом страха» на ящике из-под яблок. Курение в парке было запрещено, но мистер Истербрук уехал, а Фредди Дина нигде не было видно, и Эдди, похоже, не боялся нарушать это правило. Он курил, не снимая перчаток, что меня удивило бы, если бы он хоть иногда их снимал. Но он их не снимал.
— Вот и ты, пацан. И всего-то на пять минут опоздал.
Все звали меня Дев или Джонси, но для Эдди я был просто «пацан», и, видимо, навсегда.
— На моих семь тридцать, — сказал я, постучав пальцем по циферблату часов.
— Значит, отстают твои. А почему ты не ездишь на работу на машине, как все? Добрался бы за пять минут.
— Мне нравится пляж.
— Мне насрать, что тебе нравится, малыш. Приходи вовремя. Это тебе не лекция в колледже, куда можно прийти и уйти, когда захочется. Это работа. И теперь, когда главная Гончая уехала, придется тебе работать, как положено.
- Предыдущая
- 26/55
- Следующая
