Худей! (др. перевод) - Кинг Стивен - Страница 15
- Предыдущая
- 15/60
- Следующая
— Леда? Это я, Вилли. Вилли Халлек…
— Конечно, Вилли. Привет.
Все же ее рука потянулась к подбородку. Пальцы полусжаты в кулак. Она стояла в странной задумчивости. Черты ее лица были невероятно гладкими для ее 58 лет, но пластическая операция не очень помогла ей с шеей; кожа выглядела отвислой, не полностью подобранной.
«Она пьяна, похоже. Или… — Вилли вспомнил Хьюстона, аккуратно втягивающего снеговую порошу в ноздри. — Наркотики? Леда Россингтон? Трудно поверить, что такой искусный и везучий игрок в покер… — и по пятам догнала еще одна мысль. — Она напугана. В отчаянье. Что это? Не связано ли это с тем, что происходит со мной?»
Безумие, конечно… и все-таки он ощутил такую бешеную потребность узнать, почему так крепко сжаты ее губы. Почему, несмотря на тусклое освещение и лучшую косметику, какую можно купить за деньги, круги у нее под глазами хоть и бесцветные, но все же проступают, как и его собственные? Почему рука, которая сейчас теребила ворот ее платья от Диора, слегка дрожит?
Вилли и Леда Россингтон разглядывали друг друга секунд пятнадцать в полном молчании, а потом одновременно заговорили.
— Леда, а Гари…
— Гари здесь нет, Вилли. Он…
Леда замолчала, но Халлек жестом предложил ей продолжить.
— Его вызвали в Миннесоту. У него серьезно заболела сестра.
— Интересно, — заметил Халлек. — У Гари нет никаких сестер.
Жена Гари улыбнулась. Она попыталась изобразить воспитанную, немного обиженную улыбку, которую вежливые люди приберегают для тех, кто неумышленно бестактен. Улыбка не сработала, так как оказалась просто гримасой, а не улыбкой.
— Сестра, я сказала? Это и для меня оказалось печальной новостью. Я имела в виду его брата…
— Леда, Гари был единственным ребенком в семье, — мягко сказал Халлек. — Мы как-то за выпивкой перебрали всех ваших родственников. Должно быть… года четыре назад. Хастур сгорел вскоре после той пьянки. На его месте теперь магазин «Король в черном». Моя дочь покупает там себе джинсы.
Он не знал, почему говорит все это, но смутно чувствовал, что это может успокоить ее. Вдруг в свете холодного и тусклого фигурного фонаря он заметил яркую дорожку от слезы, побежавшей из уголка правого глаза к уголку рта. Арка под ее левым глазом начала поблескивать. Пока он смотрел, а его слова непринужденно текли, заплетаясь друг за друга… но наконец, он пришел в замешательство и замолчал, дважды моргнул. Слезы побежали по ее левой щеке.
— Уходи, — попросила она. — Просто уходи, Вилли, хорошо? Не задавай вопросов. Я не хочу отвечать.
Халлек посмотрел на нее и увидел в ее глазах некую неумолимость. Она не собиралась говорить, где Гари. Импульсивно, без определенного намеренья поразить ее и воспользоваться этим, Вилли потянул вниз молнию куртки, распахнул ее и услышал ее удивленный вздох.
— Посмотри на меня, Леда. Я потерял семьдесят фунтов. Слышишь? Семьдесят фунтов!
— Это не имеет ко мне ни малейшего отношения! — выкрикнула она низким, охрипшим голосом. Ее лицо приобрело болезненный, глиноподобный оттенок. На нем проступили следы косметики, как пятна на щеках клоуна. Ее губы обнажили безупречные зубы в ужасном оскале.
— Не имеет, но я должен поговорить с Гари, — настаивал Халлек. Он поднялся на первую ступеньку крыльца, все еще держа куртку распахнутой. «Я это сделаю, — подумал он. — Я не был уверен раньше, но теперь не сомневаюсь». — Пожалуйста, скажи мне, где он, Леда. Он здесь?
Ее ответ был вопросом, и на мгновение Вилли задохнулся. Он нащупал перила крыльца окаменевшей рукой.
— Это были цыгане, Вилли?
Наконец, Халлек вздохнул. Он почувствовал, как воздух с мягким шуршанием втягивается в его легкие.
— Где он, Леда?
— Сначала ответь. Это были цыгане?
Теперь, когда действительно он получил шанс сказать об этом вслух, он обнаружил, что необходимо усилие, чтобы произнести приговор. Сглотнув, он с трудом кивнул.
— Да. Думаю, что так. Проклятие. Что-то вроде проклятия, — он остановился. — Нет, не «что-то вроде». Я думаю, что на меня наложили проклятие.
Он ожидал, что она зальется насмешливым смехом — так часто рисовалась реакция слушателей на его откровение в снах. Но она лишь опустила плечи и склонила голову, рисуя живописную картину скорби. Несмотря на свой ужас, Халлек ощутил такую едкую, болезненную симпатию-сожаление к ней. Он поднялся на вторую, третью ступеньки крыльца, мягко коснулся ее руки… и был поражен ослепляющей ненавистью, исказившей ее лицо, когда она подняла голову. Он отшатнулся, моргая, и был вынужден ухватиться за перила, чтобы не покатиться вниз со ступенек. Выражение ее лица оказалось точным отражением его чувства к Хейди прошлой ночью. Но по отношению к нему… он нашел это необъяснимым и пугающим.
— Это твоя вина! — зашипела она на него. — Целиком твоя вина! Зачем тебе понадобилось сбивать ту цыганскую п…у?
Вилли смотрел на Леду и не мог вымолвить ни слова. «П…у? Неужели я услышал, что Леда Россингтон сказала „п…а“? Кто бы мог подумать, что она может такое произнести?» А второй мыслью Вилли было: «Все не так, как ты думаешь, Леда. Не моя вина… во всем виновата Хейди… А она себя великолепно чувствует, вся в розовом и голубом.»
Тут лицо Леды изменилось. Она посмотрела на Халлека с вежливо-безучастным выражением.
— Заходи, — сказала она.
Леда принесла ему мартини, который он попросил, в огромном бокале — две оливки и две крошечные луковички были нанизаны на коктейльную палочку, сделанную в форме крошечного позолоченного меча. А может, и целиком из золота? Мартини оказался очень крепким, но против этого Халлек не возражал… хотя по опыту трех последних недель знал, что окажется в заднице, если станет слишком налегать. Его способность много выпить таяла вместе с его весом.
Все же для начала он сделал большой глоток и благодарно закатил глаза, когда напиток разлил тепло по желудку. «Джин. Чудный, высококалорийный джин», — подумал он.
— Гари действительно в Миннесоте, — глухо заговорила Леда, опускаясь в кресло. В руках у нее тоже был бокал с еще большей порцией. — Только он не родственников навещает. Он в клинике Майо.
— В клинике?
— Он решил, что у него рак, — продолжала она.
— Майкл Хьюстон не смог определить, какого рода это заболевание, как и городской дерматолог, но он все еще убежден, что это рак. Сперва он вообразил, что это лишай, решил, что я заразила его лишаем.
Вилли, смутившись, опустил глаза, но на самом деле в этом не было необходимости. Леда глядела поверх его головы, словно рассказывала свою историю стене. То и дело она отпивала мелкими глотками жидкость из своего бокала. Уровень жидкости медленно, но неуклонно понижался.
— Я засмеялась, когда он в первый раз сказал это вслух. Рассмеялась и сказала: «Гари, если ты думаешь, что это лишай, тогда ты знаешь о венерических заболеваниях еще меньше, чем о термодинамике». Мне не следовало бы смеяться, но это был способ… способ снять напряжение, что ли. Напряжение и беспокойство. Нет, не беспокойство. Ужас… Майкл Хьюстон дал ему кремы, которые не подействовали; дерматолог дал ему кремы, которые тоже не подействовали; потом они стали его колоть, но тоже без результата. Именно я вспомнила старого цыгана с полусгнившим носом, как он вышел из толпы на «блошином рынке» в Рэйнтри на выходных после слушанья твоего дела, Вилли. Цыган вышел из толпы и прикоснулся к нему… прикоснулся к Гари. Он коснулся его лица и сказал что-то. Я спросила Гари тогда, спрашивала и позже, после того как он заболел, но он не хотел мне говорить. Просто тряс головой.
Вилли сделал второй глоток, когда Леда поставила свой бокал на столик рядом со своим креслом.
— Кожный рак, — сказала она. — Гари убежден в этом, потому что рак кожи может быть вылечен в девяноста случаях из ста. Я знаю, как он думает… Было бы забавно, если бы я этого не знала после двадцати пяти лет совместной жизни, наблюдая, как он сидит на судейском месте и ведет дела о недвижимости, пьет, гоняется за чужими женами и ведет… О, дерьмо, я вот сижу и думаю, что сказала бы на его похоронах, если бы кто-нибудь впрыснул мне дозу пентотала за час до службы. Мне кажется, это звучало бы так: «Он скупил массу земли в Коннектикуте, где сейчас расположились торговые центры, сорвал массу одежды с чужих жен, выпил море спиртного и оставил меня богатой вдовой. Я прожила с ним лучшие годы своей жизни, имела больше соболиных шуб, чем оргазмов, поэтому давайте выберемся отсюда и закатим в какой-нибудь придорожный кабак, будем плясать, а потом так напьемся, чтобы мой бл…й подбородок задирался над моими бл…и ушами три раза: дважды в Мехико-сити и один раз в Германии. Тогда кто-нибудь сорвет мое бл…е бра. Е…ь все это!» Зачем я все это говорю? Единственное, что понимают такие люди, это, как вести дела в суде и делать ставки на футбольных матчах.
- Предыдущая
- 15/60
- Следующая
