Бесплодные земли (др. перевод) - Кинг Стивен - Страница 41
- Предыдущая
- 41/128
- Следующая
Чэмберс словно не слышал. Он ухватил Джейка за шиворот.
— Я т-тебе дам уходить… — начал он, и тут Джейк круто повернулся на каблуках, выдрав свой блейзер из его руки. Шов справа под мышкой, и без того уже натянутый, с треском лопнул.
Увидев пылающие глаза Джейка, отец отступил. Его ярость потухла, потесненная чем-то вроде ужаса. «Пылающие» не было метафорой; казалось, в глазах Джейка действительно бушует огонь. У матери вырвался бессильный короткий крик, она зажала рот рукой, сделала два широких неверных шага назад и шумно упала в кресло-качалку.
— Оставь… меня… в покое, — раздельно произнес Джейк.
— Да что с тобой? — изменившимся голосом, почти жалобно спросил отец. — Что с тобой стряслось, черт подери? Ты в первый день экзаменов срываешься из школы, не сказав никому ни слова, возвращаешься грязный с головы до ног… и ведешь себя так, точно ты спятил.
Вот, пожалуйста — ведешь себя так, точно ты спятил. То, чего Джейк опасался с тех самых пор, как три недели назад начал слышать голоса. Однако сейчас, когда Страшное Обвинение уже прозвучало, Джейк обнаружил, что не слишком-то испуган, — возможно, потому, что его собственные мысли наконец перестали крутиться возле этой проблемы. Да, с ним что-то стряслось. С ним что-то происходит. Но с головой у него все в порядке. По крайней мере, пока что.
— Поговорим утром, — повторил мальчик. Он прошел через столовую — отец больше не пытался помешать ему — и уже выходил в коридор, как вдруг его остановил встревоженный голос матери:
— Джонни… с тобой действительно все в порядке?
Что ответить? Да? Нет? И да и нет? Ни да, ни нет? Но голоса молчали, и это уже было нечто. Собственно, это было очень немало.
— Более чем, — сказал наконец Джейк. Он прошел к себе и решительно закрыл за собой дверь. Она с треском захлопнулась, не менее решительно отрезав его от окружающего мира, и этот звук наполнил мальчика невыразимым облегчением.
Он немного постоял у двери, прислушиваясь. Голос матери едва шелестел, отец говорил чуть громче.
Мать сказала что-то о крови и о враче.
Отец сказал, что парень в полном порядке; единственное, что не так, — у парня не рот, а помойка, и оттуда сыплется всякая гадость, но уж с этим он разберется.
Мать сказала что-то насчет «успокойся».
Отец сказал, что он спокоен.
Мать сказала…
Он сказал, она сказала; ля-ля — тополя. Джейк любил отца и мать, любил, несмотря ни на что — в этом он был твердо уверен, — но другие сегодняшние события уже стали совершившимся фактом, и это необходимо влекло за собой все новые события.
Отчего? Оттого, что с розой творилось что-то неладное. А может быть, оттого, что Джейк устал скучать и хотел приключений… хотел опять увидеть его глаза, голубые, как небо над постоялым двором.
Джейк медленно прошел к письменному столу, на ходу стаскивая блейзер. Куртка была здорово попорчена — один рукав почти полностью оторван, подкладка обвисла, как парус в штиль. Бросив блейзер на спинку стула, Джейк сел и положил книжки на стол. Последние полторы недели мальчик спал плохо, но сегодня думал выспаться — он не помнил, чтобы когда-нибудь так уставал. Утро вечера мудренее, и, проснувшись, он, возможно, поймет, что делать.
В дверь легонько постучали, и Джейк настороженно повернулся на стук.
— Это миссис Шоу, Джон. Можно к тебе на минутку?
Он улыбнулся. Миссис Шоу — ну конечно же, миссис Шоу. Родители избрали ее парламентером. Или, лучше сказать, переводчиком.
«Сходите к нему, — должно быть, сказала мать. — Вам он расскажет, что с ним творится. Я — его мать, этот шмыгающий носом человек с воспаленными глазами — его отец, а вы всего лишь экономка, но вам он расскажет то, чего не расскажет нам. Потому что вы видите его чаще, чем мы оба, и, может быть, говорите на его языке».
«У нее в руках поднос», — подумал Джейк. Открыв дверь, он улыбнулся.
Миссис Шоу действительно держала поднос. На нем лежали два сэндвича, клинышек яблочного пирога и стоял стакан шоколадного молока. Миссис Шоу смотрела на Джейка со слабым беспокойством, словно мальчик мог броситься на нее и укусить. Джейк поглядел поверх ее плеча в коридор, но никаких признаков родителей не обнаружил. Он представил себе, как мать с отцом сидят в гостиной, встревоженно прислушиваясь.
— Я подумала, вдруг ты захочешь перекусить, — сказала миссис Шоу.
— Да, спасибо. — Собственно, Джейк был голоден, как волк: в последний раз он ел утром, за завтраком. Он посторонился; миссис Шоу вошла (наградив его при этом еще одним подозрительным взглядом, в котором читалось недоброе предчувствие) и поставила поднос на стол.
— Ой, смотри-ка, — удивилась она и взяла «Чарли Чух-Чуха». — Когда я была маленькая, у меня тоже была такая книжка. Сегодня купил, Джонни?
— Да. Они попросили вас выяснить, чем я занимался, да?
Миссис Шоу кивнула. Никакой игры, никакого притворства. Ее попросили выполнить рядовую, не слишком приятную работу, все равно как вынести поднос — ничего больше. «Если хочешь, можешь поделиться со мной, — говорило ее лицо, — а можешь и промолчать. Ты мне нравишься, Джонни, но, как ни крути, откровенно говоря, меня это ни капли не трогает. Я просто работаю здесь и уже задержалась на час сверх своего обычного времени».
Это вынужденное немое объяснение не оскорбило Джейка; напротив, оно еще больше успокоило его. Миссис Шоу тоже входила в число тех его знакомых, с кем он почти дружил… но Джейк думал, что, возможно, к миссис Шоу определение «друг» приложимо в большей степени, чем к любому из его однокашников, не говоря уж об отце или матери. Миссис Шоу, по крайней мере, вела себя честно. Она не делала реверансов. В конце месяца все вписывалось в счет, а кроме того, она всегда срезала корки с хлеба для сэндвичей.
Джейк взял сэндвич и откусил большой кусок. Сэндвич оказался с болонской колбасой и сыром, его любимый. Еще одно очко в пользу миссис Шоу: она наперечет знала любимые блюда Джейка. А вот миссис Чэмберс до сих пор не избавилась от представления, будто сын любит кукурузу в початках и ненавидит брюссельскую капусту.
— Скажите им, пожалуйста, что со мной все в порядке, — попросил он, — а отцу передайте, я очень жалею, что нагрубил ему.
Ни о чем он не жалел, но отцу не было нужно раскаяние. Отец хотел лишь выражения сожалений. Едва только миссис Шоу передаст ему извинения Джейка, он успокоится и примется повторять себе старую ложь — «я выполнил свой отцовский долг, все хорошо, все хорошо, куда ни глянь, все хорошо».
— Я очень много занимался, как-никак экзамены на носу, — пояснил Джейк, прожевывая сэндвич, — и сегодня утром все это меня… придавило, что ли. Столбняк какой-то нашел. Мне показалось, если я не выберусь оттуда, я задохнусь. — Он потрогал запекшуюся ссадину на лбу. — А про это скажите, пожалуйста, маме, пусть не переживает. Никто на меня не нападал — сам дурак. Парень с почтамта катил тележку, а я не заметил, ну и наскочил. Царапина-то ерундовая. В глазах не двоится, а теперь уже и голова прошла.
Миссис Шоу кивнула.
— Могу себе представить, как так вышло — сильная школа, высокие требования и прочее. Ты и струхнул. Ничего позорного в этом нет, Джонни. Но последние недели две ты действительно ходил сам не свой.
— Я думаю, дальше все будет нормально. Ну, может, придется переписать английский, «Итоговое эссе», но…
— Ох ты! — перебила миссис Шоу. По ее лицу скользнула тень тревоги. «Чарли Чух-Чух» вернулся на письменный стол. — Чуть не забыла! Твой учитель французского кое-что для тебя оставил. Сейчас принесу.
Она вышла из комнаты. Джейк надеялся, что не слишком встревожил мистера Биссетта (француз был отличный дядька), но что-то подсказывало ему: коль скоро Биссетт явился сюда собственной персоной, он, должно быть, обеспокоен не на шутку. Джейку отчего-то казалось, что появление преподавателей школы «Пайпер» в домах учеников — большая редкость. Он стал гадать, что же оставил мистер Биссетт, и не сумел придумать ничего лучше, чем приглашение побеседовать с мистером Хочкинсом, школьным психиатром. Утром Джейк запаниковал бы. Сейчас это его не испугало.
- Предыдущая
- 41/128
- Следующая
