Стрелок (др. перевод) - Кинг Стивен - Страница 41

• Предыдущая
• 41/41

— У этого Пришельца нет имени?

— О, имя есть.

— Как же его величают?

— Мэйрлин, — негромко отозвался человек в черном, и, оборвав его слова, где-то в темноте на востоке, там, где пролегли горы, загрохотал камнепад и пронзительно, точно женщина, закричала пума. Стрелок затрепетал, человек в черном вздрогнул. — Но все же мне думается, ты хотел спросить и не об этом. Не в твоей природе задумываться о том, что будет так нескоро.

Стрелок знал вопрос — тот терзал его не только всю эту ночь, но, мнилось ему, многие годы. Слова дрожали на губах, но Роланд не спрашивал… до поры.

— Этот Пришелец, этот Мэйрлин, прислужник Башни? Как ты?

— Мне с ним не равняться. Ему дан дар жить во времени вспять. Он является и меркнет, точно неверный переменчивый свет. Он во всех временах. И все же есть некто более великий.

— Кто?

— Зверь, — со страхом прошептал человек в черном. — Хранитель Башни. Тот, кто порождает всю волшбу.

— Что он такое? Что этот Зверь…

— Не спрашивай более! — вскричал человек в черном, стремясь говорить с суровой непреклонностью. Однако усилия пропали втуне — в голосе прозвучала мольба. — Я не знаю! Не желаю знать. Говорить о Звере значит говорить о погибели своей души. Мэйрлин пред Ним то, что я пред Мэйрлином.

— А над Зверем — Башня и то, что в ней?

— Да, — едва слышно подтвердил человек в черном. — Но ты хотел спросить совсем о другом.

Правда.

— Ну хорошо, — сказал стрелок… и задал древнейший в мире вопрос: — Я знаю тебя? Я где-то видел тебя раньше?

— Да.

— Где? — Стрелок жадно подался вперед. Это был вопрос его судьбы.

Человек в черном поспешно зажал рот ладонями и захихикал, точно малое дитя.

— Я думаю, ты знаешь.

— Где?! — Роланд вскочил, уронив руки на потертые рукояти револьверов.

— Не годится, стрелок. Сии вещицы не отворяют дверей, лишь закрывают их навсегда.

— Где? — твердил стрелок.

— Следует ли намекнуть? — вопросил человек в черном тьму. — По-моему, следует. — Он обратил на стрелка обжигающий взгляд. — Один человек когда-то дал тебе совет, — сказал он. — Твой учитель…

— Да, Корт, — нетерпеливо перебил стрелок.

— …советовал повременить. Совет оказался плох — ведь то, что Мартен измыслил против твоего отца, развертывалось уже и тогда. Твой отец возвратился, и…

— Его убили, — опустошенно докончил стрелок.

— А когда ты обернулся и посмотрел, Мартен уже сгинул… сгинул навсегда. Однако в окружении Мартена был некий человек… человек, который предпочел одеяние инока и бритую голову кающегося грешника…

— Уолтер, — прошептал стрелок. — Ты… ты вовсе не Мартен. Ты Уолтер!

Человек в черном хихикнул.

— К вашим услугам.

— Теперь я должен тебя убить.

— Вряд ли это было бы честно. В конце концов, это я отдал Мартена в твои руки тремя годами позже, когда…

— Значит, ты управлял мной.

— В некоторых отношениях — да. Но довольно, стрелок. Подходит время посвятить тебя в тайну. Позже, поутру, я рунами наложу заклятье. К тебе придут сны. А затем должно начаться твое настоящее странствие.

— Уолтер, — повторил ошеломленный стрелок.

— Сядь, — предложил человек в черном. — Я поведаю тебе свою историю. Твоя, я думаю, окажется куда длиннее.

— Я не говорю о себе, — пробормотал стрелок.

— И все же нынче ночью ты должен. Так, чтобы мы могли понять.

— Понять что? Мою цель? Ты знаешь ее. Найти Башню — вот моя цель. Я поклялся.

— Дело не в твоей цели, стрелок. Дело в твоей голове. Туго соображающей, тупой, упорной голове. Такой еще не бывало за всю историю планеты. Возможно, за всю историю творения.

— Сейчас время говорить. Время рассказов.

— Тогда говори.

Человек в черном потряс объемистым рукавом своего просторного одеяния. Оттуда выпал обернутый фольгой пакет — во множестве блестящих складок отразились угасающие угли.

— Табак, стрелок. Покуришь?

Роланд сумел устоять перед кроликом, но перед куревом устоять не смог. Он нетерпеливыми пальцами раскрыл фольгу. Внутри оказалось тонкое крошево табака и зеленые, на удивление влажные листья для завертки. Такого табака стрелок не видел десять лет.

Свернув две папиросы, он прикусил кончик каждой, чтобы ощутить аромат, и одну предложил человеку в черном. Тот взял. Оба достали из костра по горящему прутику.

Стрелок прикурил, глубоко втянул в легкие ароматный дым, прикрыв глаза, чтобы сосредоточиться на ощущениях, и медленно, с удовольствием выдохнул.

— Хорош табачок? — поинтересовался человек в черном.

— Да. Очень.

— Наслаждайся. Быть может, тебе долгонько не придется курить.

Стрелок воспринял известие бесстрастно.

— Отлично, — сказал человек в черном. — Тогда, чтобы начать: ты должен понимать, что Башня была всегда, и всегда были мальчишки, которые знали о ней и вожделели ее сильнее власти, богатства или женщин…

Тут состоялся разговор — разговор длиной в ночь, и одному Богу известно, сколько времени было потрачено сверх того, — однако после стрелок сумел припомнить из него очень немногое… и очень немногое показалось важным его странно практическому уму. Человек в черном объяснил: Роланд должен пойти к морю, раскинувшемуся не более чем двадцатью милями нетрудного пути западнее, и там будет наделен силой извлечения.

— Это не вполне верно, — прибавил человек в черном, кидая папиросу в костер. — Никто не хочет наделять тебя той или иной силой, стрелок; она попросту присуща тебе, и я принужден пояснить это частично из-за принесенного в жертву мальчика, а частично оттого, что таков закон, естественный порядок вещей. Воде надлежит течь вниз с холма, тебе надлежит получить разъяснение. По моему разумению, ты извлечешь и перенесешь сюда троих… однако, честно говоря, мне все равно и на самом деле я ничего не хочу знать.

— Троих, — пробормотал стрелок, думая об Оракуле.

— Тогда-то и начнется забава. Но к тому времени меня уже давно не будет. Прощай, стрелок. Теперь моя роль сыграна. Цепочка все еще в твоих руках. Остерегайся, чтобы она не обвилась вокруг твоей шеи.

Понуждаемый чем-то извне, Роланд сказал:

— Ты ведь должен сказать еще кое-что, правда?

— Да, — ответил человек в черном, улыбнулся стрелку глазами и простер к нему руку. — Да будет свет.

И стал свет.

Пробудившись подле прогоревшего костра, Роланд обнаружил, что постарел на десять лет. Черные волосы на висках поредели, в них пробралась седина, сизая, точно паутина поздней осенью. Морщины на лице стали глубже, кожа загрубела.

Остатки принесенного им хвороста превратились в железное дерево, а человек в черном был смеющимся скелетом в гниющем черном балахоне: на погосте прибавилось костей, новый череп украсил место страданий.

Стрелок встал и огляделся. Он посмотрел на свет и увидел, что это хорошо.

Внезапным быстрым движением Роланд потянулся к останкам своего ночного собеседника… того, с кем говорил ночью, непонятным образом растянувшейся на годы. Выломав у Уолтера нижнюю челюсть, он небрежно втиснул ее в левый боковой карман штанов — вполне подохдящая замена затерявшемуся под горами амулету.

Башня. Она ждала где-то впереди — нексус Времени, нексус Меры.

Роланд снова двинулся на запад, спиной к восходу, держа курс на океан. Он понимал: миновал большой отрезок жизни. «Я любил тебя, Джейк», — сказал он вслух.

Затекшее тело отошло, и стрелок зашагал быстрее. К вечеру он добрался до того места, где оканчивалась суша, и уселся на пустынном взморье, справа и слева терявшемся в бесконечности. Волны безостановочно бились в берег, вновь и вновь тяжело, с грохотом обрушиваясь на него. Закатное солнце нарисовало на воде широкую, сверкающую золотисто-рыжую полосу.

Стрелок сидел, подставив лицо меркнущему свету, и грезил о своем, глядя, как появляются звезды. Намерения его не поколебались и сердце не дрогнуло. Ветер трепал поредевшую и поседевшую шевелюру, к бедрам тяжело льнули смертельно опасные, инкрустированные сандалом отцовские револьверы. Роланд был одинок, но вовсе не считал одиночество чем-то плохим или постыдным. На мир, продолжающий свое движение, спустилась тьма. Стрелок ждал часа извлечения и видел долгие сны о Темной Башне, к которой придет однажды на склоне дня и, трубя в рог, подступит совсем близко, дабы начать некую невообразимую последнюю битву.

• Предыдущая
• 41/41