Стрелок (др. перевод) - Кинг Стивен - Страница 38

• Предыдущая
• 38/41
• Следующая

— Превосходно, — сказал человек в черном. — До чего же ты исключителен! Как методичен! Мой тебе салют! — Он хихикнул, и стрелок с грохотом уронил дрова к своим ногам, отчего вверх поднялось легкое облако костяной пыли.

Человек в черном не вздрогнул, не дернулся. Он попросту взялся раскладывать костер. Стрелок зачарованно следил, как обретает форму идеограмма (на сей раз свежая). В законченном виде она напоминала небольшую, замысловатую двойную трубу дымохода около двух футов высотой. Тряхнув объемистым рукавом, чтобы открылась красива, продолговатая кисть, человек в черном воздел руку к небу и быстро опустил ее, выставив указательный палец и мизинец в традиционном рогатом знаке, ограждающем от дурного глаза. Полыхнуло синее пламя, и костер запылал.

— Спички у меня есть, — весело сказал человек в черном, — но я подумал, что волшебство может тебя порадовать. Для потехи, стрелок. Теперь приготовь нам обед.

Складки его балахона сотрясла мелкая дрожь, и на землю упала освежеванная и выпотрошенная тушка жирного кролика.

Стрелок без слов поплевал на кролика, насадил тушку на вертел и сунул в огонь. Солнце село, вверх поплыл вкусный запах. Над земляной чашей, где человек в черном решил, наконец, встретиться с Роландом лицом к лицу, хищно поплыли синевато-лиловые тени. Кролик подрумянился, и в животе у стрелка ощутимо, неуемно заурчал голод. Однако когда мясо было готово и соки оказались запечатаны внутри, Роланд молча подал вертел человеку в черном, порылся в своем почти плоском мешке и вытащил последние остатки вяленого мяса. Обильно сдобренное солью, оно причиняло боль рту и на вкус напоминало слезы.

— Никчемный жест, — сказал человек в черном, исхитрившись придать словам сразу и сердитое, и насмешливое звучание.

— И тем не менее, — отозвался стрелок. Во рту были крохотные болячки, результат авитаминоза, и вкус соли заставил Роланда желчно усмехнуться.

— Боишься зачарованного мяса?

— Да.

Человек в черном откинул капюшон.

Стрелок молча взглянул. В известной степени лицо человека в черном встревожило и разочаровало его. Пригожее, с правильными чертами, оно было лишено тех отметин и характерных особенностей, что указывают на человека, пережившего ужасающие времена и причастного великим и неведомым тайнам. Длинные черные волосы свалялись и свисали неровной бахромой. Высокий лоб, темные и блестящие глаза, неопределенного вида нос, полные чувственные губы. Бледностью он мог поспорить со стрелком.

Наконец Роланд сказал:

— Я ожидал увидеть человека более преклонных лет.

— Это не обязательно. Я почти бессмертен. Разумеется, я мог бы принять облик, более соответствующий твоим ожиданиям, однако предпочел показаться тебе… э… в обличье, данном мне от рождения. Смотри, стрелок, закат.

Солнце уже зашло. Небо на западе затопил угрюмый свет горнила.

— Ты вновь увидишь восход лишь по прошествии времени, которое может показаться тебе чрезвычайно долгим, — негромко произнес человек в черном.

Стрелок вспомнил пропасть под горами, а потом посмотрел на небо, где, точно пружина в часовом механизме, щедро раскинулись созвездия.

— Теперь, — тихо сказал он, — это не имеет значения.

Человек в черном тасовал карты так быстро, что они летели, сливаясь в сплошную полосу. Колода была огромной, рисунок карточной рубашки закручивался спиралью.

— Это карты Таро, — говорил человек в черном, — стандартная колода, смешанная с выборкой из созданного лично мной. Смотри внимательно, стрелок.

— Зачем?

— Сейчас я погадаю тебе, Роланд. Надо перевернуть семь карт по одной и поместить с остальными. Я не делал этого более трехсот лет. Да и, сдается мне, не читывал ничего, похожего на твою судьбу. — В голос, подобно кувиэнскому ночному воину с зажатым в руке боевым ножом, снова прокралась насмешливая нотка. — Ты последний искатель приключений в мире. Последний крестоносец. Как это должно радовать тебя, Роланд! И все же ты понятия не имеешь, до чего близко теперь стоишь к Башне — близко во времени. Над твоей головой вращаются миры.

— Тогда читай мою судьбу, — хрипло выговорил стрелок.

Открыли первую карту.

— Повешенный, — сказал человек в черном. Тьма вернула ему капюшон. — Однако здесь, от всего особняком, он означает силу, а не смерть. Повешенный — ты, стрелок; ты, кто вечно бредет вперед, к своей цели, через все пропасти Гадеса. Ты уже бросил одного спутника в бездну, разве не так?

Он перевернул вторую карту.

— Моряк. Обрати внимание на ясное чело, гладкие щеки, страдальческие глаза. Он тонет, стрелок, и никто не бросит ему веревку. Мальчик, Джейк.

Стрелок поморщился и ничего не сказал.

Перевернули третью карту. На плече у юноши, щерясь, стоял павиан. Лицо молодого человека было обращено кверху, черты застыли в гримасе традиционно изображенного ужаса. Вглядевшись пристальнее, стрелок увидел, что павиан держит хлыст.

— Невольник, — сказал человек в черном. Костер отбрасывал на лицо оседланного юноши тревожные быстрые тени, так что казалось, будто оно оживает, искажается немым ужасом. Стрелок поспешно отвел глаза.

— Отчасти выводит из равновесия, правда? — спросил человек в черном. Казалось, в его голосе вот-вот прорвется сдавленный смешок.

Он открыл четвертую карту. За прялкой, свивая нить, сидела женщина в накинутой на голову шали. Изумленному стрелку привиделось, будто она коварно улыбается и плачет одновременно.

— Владычица Теней, — заметил человек в черном. — Не кажется ли она тебе двуликой, стрелок? Так и есть. Истинный Янус.

— Зачем ты мне все это показываешь?

— Не спрашивай! — резко сказал человек в черном, и все-таки он улыбнулся. — Не спрашивай. Просто смотри. Если тебе легче считать это всего-навсего бессмысленным ритуалом вроде церковных обрядов, если это возвращает тебе хладнокровие, пусть будет так.

Он хихикнул и перевернул пятую карту.

Ухмыляющаяся жница сжимала костлявыми пальцами косу.

— Смерть, — просто сказал человек в черном. — Но не твоя.

Шестая карта.

Стрелок посмотрел на нее и ощутил в животе странную щекотку нетерпения, смешанного с ужасом и радостью, дать же название чувству в целом было невозможно. К горлу подступала рвота, и в то же время хотелось пуститься в пляс.

— Башня, — негромко произнес человек в черном.

Карта стрелка занимала центр расклада; по углам, как спутники, окружающие звезду, располагались следующих четыре карты.

— Куда идет эта карта? — спросил стрелок.

Человек в черном положил Башню на Повешенного, полностью закрыв его.

— Что это значит? — спросил стрелок.

Человек в черном не ответил.

Роланд резко и хрипло переспросил:

— Что это значит?

Человек в черном не ответил.

— Будь ты проклят!

Никакого ответа.

— Тогда что за карта у нас седьмая?

Человек в черном перевернул седьмую карту. В сияюще-синем небе вставало солнце. Вокруг резвились купидоны и духи.

— Седьмая карта — Жизнь, — тихо сказал человек в черном. — Но тоже не твоя.

— Где ее место в раскладе?

— Не твоего ума дело. И не моего. — Человек в черном небрежно смахнул карту в угасающий костер. Она обуглилась, свилась в трубку, вспыхнула. Стрелку почудилось, что сердце в груди дрогнуло и обратилось в лед.

— Теперь спи, — беспечно велел человек в черном. — Уснуть, и видеть сны, и все такое.

— Удавлю, — процедил стрелок. С великолепной, свирепой внезапностью согнув ноги, он перемахнул через костер к своему собеседнику. Улыбающийся человек в черном увеличился в размерах, загородив собой все, а затем отступил вглубь длинного гулкого коридора, полного обсидиановых столбов. Мир заполнился звуками сардонического хохота; Роланд падал, умирал… уснул.

И видел сны.

Вселенная была пуста. Ничто не двигалось. Ничего не было.

Смущенный, ошеломленный стрелок медленно плыл.

— Да будет свет, — беспечно произнес голос человека в черном — и стал свет. Стрелок бесстрастно, словно со стороны, подумал, что свет — это хорошо.

• Предыдущая
• 38/41
• Следующая