Светящийся - Кинг Стивен - Страница 37

• Предыдущая
• 37/75
• Следующая

Он подошел к ней, стараясь отогнать наваждение. Он мог бы поклясться, что видел здесь мягко поблескивающие во тьме бутылки, правда, видел смутно, как видится за освещенным окном через задернутые занавески интерьер комнаты. Единственное, что осталось в баре, — это запах пива. Но Джек знал, что такой запах пропитывает все бары мира и держится стойко, несмотря ни на какие ухищрения. Однако здесь запах был резким… и почти свежим.

Джек уселся на один из табуретов, опершись локтями на обитый кожей край стойки. Слева стояла чашка для земляных орешков — сейчас пустая, конечно. Он впервые оказался в баре за девятнадцать последних месяцев, а проклятая забегаловка оказалась пустой… на его счастье. Но все равно, горькая волна ностальгии, страшная жажда не давали сейчас думать ни о чем другом, вызвали тошноту и желание завыть от ярости.

Джек снова глянул на полки в тщетной надежде увидеть бутылки, но полки были пусты. Он ухмыльнулся от обиды и разочарования. Пальцы, медленно сжимаясь в кулаки, царапнули кожу стойки.

— Здорово, Ллойд, — сказал он неожиданно, — дела сегодня идут не блестяще?

Ллойд согласился и спросил, что он желает выпить.

— Очень мило, что ты спрашиваешь меня об этом, дружище, потому что в кошельке у меня завалялись две бумажки по двадцать долларов и две десятки. Я боялся, что они пролежат до следующего апреля. Поверишь ли, здесь нет ни одной забегаловки, словно на Марсе.

Ллойд посочувствовал.

— Знаешь что, — сказал Джек, — выставь-ка мне двадцать бокалов мартини, ни больше ни меньше. По одному за каждый месяц, что я провел трезвенником, и один для прицепа. Можешь такое сделать для меня? Ты не очень занят?

Ллойд ответил, что вовсе не занят.

— Молодчина! Выстрой-ка этих марсиан по стойке смирно, а я буду опрокидывать их одного за другим. Ты хороший мужик, Ллойд.

Ллойд принялся за работу. Джек потянулся в карман за деньгами, но вместо них вытащил бутылочку с экседрином. Кошелек остался на тумбочке возле постели, а его костлявая жена-кляча не пускает его в спальню. Очень мило, Венди, проклятая сучка.

— Кажется, я временно на мели, приятель, — сказал Джек. — Как у тебя насчет кредита?

Ллойд ответил, что с кредитом порядок.

— Великолепно. Ты мне нравишься, Ллойд. Ты всегда был самым лучшим из барменов от Барра до Портленда, штат Орегон.

Ллойд поблагодарил его за комплимент. Джек щелчком сбил крышку с бутылочки, вытряс из нее две таблетки и сунул их в рот. Рот заполнился кислой слюной. У него возникло ощущение, что из-за портьер кабин на него смотрят — смотрят с любопытством и легким презрением. Кабинки за спиной были полны людей: седеющих сановных мужчин и красивых молодых девушек — все в маскарадных костюмах. Они с холодным любопытством наблюдали за этим убогим спектаклем.

Джек резко повернулся на вращающемся табурете. Кабинки были пустыми, мягко поблескивали тугие кожаные подушки на сиденьях и спинках кресел, тускло отсвечивали черные пластиковые покрытия столов.

Он повернулся к стойке, проглатывая с гримасой отвращения остатки жеваного экседрина.

— Ллойд, ты чудо! Уже выстроил моих марсиан, — сказал он. — С твоим проворством сравнится только красота твоих неаполитанских глаз.

Джек осмотрел двадцать воображаемых бокалов мартини с пухленькой зеленой оливкой в каждом.

— Я трезвенник, — сказал он. — Ты был когда-нибудь знаком с джентльменом, который завязал с пьянкой?

Ллойд признался, что ему иногда встречаются такие люди.

— Ну а такие тебе встречались, чтобы из трезвенников опять стали пьяницами?

Ллойд, честно говоря, не мог припомнить такого.

— Значит, никогда, — сказал Джек. Он взял первый бокал, поднес к губам пустой кулак и опрокинул в горло. Проглотив, швырнул воображаемый бокал через плечо. Люди в маскарадных масках снова собрались за его спиной. Джек физически ощущал их взгляды. Если бы задняя стенка бара была зеркальной, он видел бы позади себя этих подонков, пусть глазеют, черт с ними.

— Да, верно, ты не встречал таких, — продолжал Джек. — Немногие возвращаются оттуда, кто мог бы рассказать о той сказочной стране.

Он осушил еще два воображаемых бокала и перебросил их через плечо. Ему послышался звон разлетающегося вдребезги стекла. И черт возьми, его никак не разберет хмель, наверно, из-за экседрина.

Ллойд куда-то исчез, вероятнее всего, его и не было здесь. И выпивки не было. Были только люди в кабинках, которые продолжали приглушенно смеяться и хихикать, зажимая рот ладонями, — их глаза злобно сверкали.

Он снова крутанулся к ним на табуретке.

— Эй, вы! Оставьте меня в покое!

Все кабинки были пусты. Смех замер, как шелест осенних листьев. Джек обвел взглядом пустую гостиную. На лбу у него запульсировала жилка, стала зарождаться уверенность — уверенность в том, что он сходит с ума. Ему захотелось схватить соседний табурет и пройтись по гостиной разрушительным вихрем. Вместо этого он повернулся к бару и заорал непристойную песенку:

Перед ним возникло лицо Денни, каким он видел его в последний раз — не обычное его лицо, живое и умное, с ясными и блестящими глазками, а чье-то чужое, застывшее, как у зомби[10], лицо с тусклыми и пустыми глазами. Что же он, Джек, тут делает и разговаривает сам с собой, как обиженный мальчишка, когда его сын, где-то наверху, находится в таком состоянии, что годится в кандидаты для дурдома?

Но я сроду не поднимал на него руки. Черт меня побери, никогда!

— Джек, — послышался сзади робкий дрожащий голос.

Он чуть не свалился с табурета, так резко крутанул его. В дверях стояла Венди с Денни на руках — он скорчился в ее объятиях, как восковая фигура в паноптикуме. Они втроем словно представляли немую сцену в какой-то старомодной пьесе из жизни пьяниц, в которой ленивый реквизитор забыл заставить бутылками полки в Притоне Греха.

— Я не дотрагивался до него, — сказал Джек глухо. — Никогда больше после того, как сломал руку. Даже не шлепнул…

— Джек, сейчас это не имеет значения. Важно, чтобы…

— Нет! Имеет! — закричал он, стукнув кулаком по стойке так, что подпрыгнула чашка для арахиса. — Имеет, черт побери, имеет большое значение!

— Джек, нужно увезти его отсюда. Он…

Денни зашевелился у нее на руках. Застывшее пустое выражение на его лице стало разламываться, точно ледовая корочка на поверхности ведра. Губы искривились, глаза расширились, руки взметнулись вверх, словно желая закрыться от внешнего мира, и снова опустились.

Вдруг тело его напряглось, спина выгнулась дугой, заставив Венди пошатнуться. И он закричал, испуская один сумасшедший вопль за другим, — звуки заполнили пустоту гостиной и столовой, дробясь эхом и возвращаясь к ним леденящим душу уханьем. Им казалось, что кричат сразу сотни Денни.

— Джек! — воскликнула Венди в ужасе. — Что с ним! Боже мой, что с ним?!

Джек соскочил с табурета, испуганный, как никогда в жизни. В какую черную дыру заглянул Денни, куда проник, в какое осиное гнездо? Кто укусил его?

— Денни! — заорал он. — Денни!

Мальчик увидел его, стал вырываться из рук матери с такой силой, что ей не осталось ничего другого, как выпустить его.

— Папочка! — выкрикнул он, подбегая к отцу, с огромными глазами на белом лице. — О, папочка, это она! Она, она! О, па-апочкаааа!

Денни ударился об отца с силой, заставившей того покачнуться. Вцепился в него, как нокаутированный боксер в клинче, и стал рыдать, уткнувшись ему лицом в рубашку. Джек животом ощущал, как дергается и дрожит лицо сына.

— Папочка, это была она!

Джек медленно перевел взгляд на Венди. Ее глаза походили на две серебряные монетки.

— Венди, — произнес он тихо, как бы мурлыкающим голосом, — что ты сделала с ним?

• Предыдущая
• 37/75
• Следующая