Дорогой богов - Балязин Вольдемар Николаевич - Страница 35
- Предыдущая
- 35/102
- Следующая
Бланки расписок были заготовлены тотчас же. Под каждой из них появилась затейливая подпись главы заговора и его есаула. Хрущов подписался просто: «Собранной компании для имени его императорского величества Павла Петровича, атаман, российской императорской гвардии капитан Петр Хрущов». Беньовский же, указав, что в Компании он является есаулом, присовокупил еще и следующее: «Священной Римской империи барон Мориц Аладар де Бенёв, у пресветлейшей Республики Польской — действительный резидент и ея императорского величества камергер, военный советник и региментарь».
Здесь же быстро распределили обязанности и решили, не теряя ни часу, сплавляться со всем скарбом по реке Большой в Чекавинскую бухту и срочно готовить к плаванию стоящий там галиот Максима Чурина «Святой Петр». Последнее, что Хрущов сделал, находясь в Большерецке, наскоро составил «Объявление» для посылки в Санкт-Петербург. В «Объявлении», предназначенном Правительствующему Сенату, ссыльные и их единомышленники перечислили все те причины, по которым они вынуждены были взяться за оружие и бежать за границы Российской империи. Под «Объявлением» подписалась вся «Собранная компания для имени его императорского величества Павла Петровича».
Когда все находившиеся в канцелярии уже поставили свои подписи, Хрущов обвел взглядом комнату, тесно набитую людьми, и, заметив Ваню, сказал:
— Ну что ж, Иван, подписывай и ты «Объявление»!
Мальчик, гордый тем, что и его подпись будет стоять рядом с именами членов «Собранной компании», обмакнул перо в чернильницу, но сразу подписывать бумагу не стал, а как и другие, внимательно прочитал составленное Хрущовым и Беньовским «Объявление».
«Объявление» Ване понравилось: в нем написано было все то, о чем часто говорили по вечерам учитель и собиравшиеся к нему в избу ссыльные. Ваня прочел в «Объявлении», что откупа на соль и вино предоставлены в России немногим лихоимцам, из-за алчности которых страдает простой народ, что на народ же взвалены великие налоги и непомерные тяготы, что крестьянство и мещане коснеют в невежестве, нищают и страждут, в то время как любимцы императрицы обогащаются, не зная счета золоту и серебру, и, не имея никаких заслуг перед отечеством, получают награды и ордена. Наконец, в «Объявлении» написано было, что Камчатка самовольством начальников разорена вконец. Были в «Объявлении» и другие пункты, которых Ваня не понял, но таких было только два. С большинством же пунктов Ваня был совершенно согласен и потому, так же как и другие, прочитав «Объявление», поставил под ним свою подпись.
В тот же день, часов в шесть пополудни, по Большерецку прошел ссыльный казак Андреянов, созывая жителей на суд.
На площади возле церкви, там, где утром большерецкие обыватели приносили присягу государю цесаревичу Павлу Петровичу, стоял стол, покрытый бархатной скатертью, а за столом четыре стула с высокими спинками в ряд и одна табуреточка сбоку для секретаря.
Ни вина, ни солонины в бочках на площади не было. У канцелярии и на церковной паперти толпились члены Компании с ружьями в руках, с пистолетами и саблями на боку.
Притихшие обыватели сходились на площадь, со страхом и любопытством приглядываясь ко всему происходящему. Когда на площади оказались почти все жители Большерецка, из канцелярии, придерживая рукою шпаги, в треуголках, ботфортах и офицерских мундирах, вышли Хрущов, Беньовский и Кузнецов. Вместе с ними, одетый в новую поддевку, в смазанных жиром сапогах, вышел Алексей Чулошников. Быстро пройдя мимо притихшей толпы, они сели за стол, и Хрущов знаком приказал отворить церковные двери. Из темной церкви на паперть мимо Рюмина, стоящего с пером и бумагой в руках, выходили гуськом жмурившиеся от дневного света пленники. Они проходили мимо вооруженных заговорщиков вниз на площадь и садились у церковной паперти прямо на землю, лицом к столу, где серьезно и недвижно восседали новоявленные судьи.
В народе шепотом говорили обо всем случившемся:
— Вот она, власть: у кого сила, у того и власть.
— Гляди, гляди, Митька Кузнецов и тот офицер, а давно ли в съезжей-то на цепи сидел?
— Теперь от этой власти добра не жди: сколь злобы-то скопили, по тюрьмам да острогам скитаясь!
— А и впрямь, ребята: я, чай, надень на меня мундир, и я за офыцера сойду!
— На тебя их хошь три надень: как был варнак, так варнаком и останешься!
Когда последний узник спустился с церковной паперти на площадь, канцелярист Рюмин, считавший пленных при их выходе из дверей, важно прошел на площадь и занял место секретаря на табуретке, приставленной к судейскому столу. Разговоры смолкли, как только над столом поднялся Петр Хрущов.
— Ребята! Ведомо всем вам, что нынешней ночью в Большерецке к власти пришла «Собранная компания для имени его императорского величества Павла Петровича» и что отныне сия Компания его именем будет править Большерецком и другими городками, и острожками, и туземными людьми, и всеми обывателями, в сих городках обретающимися. Верные государю императору Павлу Петровичу обыватели Большерецка никакого сопротивления «Собранной компании» не учинили и под власть законного государя перешли добровольно и с радостью. Лишь немногие из солдат и казаков подняли супротив законной власти оружие, но потерпели тотчас же прежестокую конфузию!
Хрущов замолчал и, повернувшись к сидящим на земле солдатам и казакам, указал на них рукой, затянутой в белую перчатку.
— Однако и эти люди действовали против законного государя не по злому умыслу, но направляемы были недоброй волей начальника их Гришки Нилова, коего и следовало бы судить здесь, ежели бы пребывал он в добром здравии; но как по воле божией ушел он от суда в мир иной, то пусть предстанет перед иным судьей, который и воздаст ему по заслугам его.
Стоящие на площади мужики и бабы мелко и часто закрестились, завздыхали, кое-кто всхлипнул, но тут же примолк, слушая.
Хрущов продолжал:
— Поразмыслив таким образом, порешили мы солдат и казаков, кои злодеем Гришкой Ниловым в сие богопротивное дело вовлечены были, с миром отпустить по домам!
Народ на площади одобрительно загудел.
— Сотника же Чупрова, магазейного казака Никиту Черных, капрала Трифонова, прислуживавшего в доме коменданта камчадала Алексея Паранчина, и штурмана Герасима Измайлова, кои и после того, как законная власть в Большерецке восторжествовала, продолжали предерзко новую власть хулить, а старую называть законною… — Хрущов перевел дух, и в совершеннейшей тишине заключил: — Всех до одного под крепким караулом из Большерецка вывести и в определенном нами месте держать до особого на то повеления!
Гул прошел по толпе, многие вытянули шеи, ожидая, что Хрущов скажет еще что-нибудь, многие шепотом и вполголоса стали расспрашивать друг друга: о чем это он сказал в самом конце своей речи? Куда это отправят Чупрова и Трифонова с их товарищами? Что значит до особого повеления и каким будет это повеление? Но вслух, громко никто ничего не сказал.
Так и разошлись с площади молча, косо поглядывая на УХОДЯЩИХ в канцелярию судей и на то, как загоняют обратно в церковь пятерых оставленных под стражей.
— И все же должен сказать тебе, Петр Федорович, что ты поступил неправильно, отпустив на волю три десятка здоровых мужиков, которые и без оружия смогут учинить немалую диверсию, коль оставил их в нашем тылу, — с досадой и злостью проговорил Беньовский, как только все они после суда вошли в канцелярию.
— Каким же образом? — раздраженно спросил его Хрущов, и было видно, что продолжают они спор, начатый задолго до этого, по-видимому, еще когда собрались в канцелярии перед судом, чтобы договориться о предстоящей процедуре и решить, какой приговор будет справедливым.
— А таким вот образом: придут в Большерецк воинские команды из других острожков да и вооружат сих оставшихся ружьями да саблями. И станет у нас на три десятка недругов больше, — ответил Беньовский.
И Хрущов, понимая его правоту и все же не желая поддаваться, спросил:
- Предыдущая
- 35/102
- Следующая
