Дорогой богов - Балязин Вольдемар Николаевич - Страница 29
- Предыдущая
- 29/102
- Следующая
Кое-кому лечение у попа помогало. Не помогало только самому отцу Василию: месяц от месяца чувствовал он себя все хуже. Когда Ваня, стараясь не шуметь, переступил порог дома, отец Василий лежал на кровати в первой горнице — самой большой во всей избе, на высоких подушках и, слабо улыбаясь, глядел на гостя. Ваня еще на крыльце снял шапку и, войдя в дом, истово перекрестился, а затем низко, в пояс, поклонился хозяину и почтительно, как наказывал отец, поздоровался с ним.
— Здравствуй, Ванюша, здравствуй, — слабым голосом произнес больной и добавил: — Ну, сымай зипун да садись к столу. Устал небось с дороги?
— Ничего, батюшка, — ответил Ваня, — не больно устал, молодой еще.
— Ну и слава богу. Поснедай да спать ложись. Темно уже, — проговорил больной и замолчал. Видно, тяжело ему было говорить.
Ваня быстро поел, попил чаю и, забравшись на горячую печку, мгновенно заснул.
Утром, надев новую чистую рубаху и тщательно расчесав белесые волосы костяным гребнем, он отправился в дом коменданта Нилова. В шапке у Вани лежали десять рублей денег и письмо отца, а в руках нес он гостинцы — сверток со свежесолеными оленьими языками да связку беличьих шкурок.
Коменданта Ваня дома не застал. Оказалось, что он уже с неделю как в отъезде. Но, к великой его радости, Гришутка был дома. Ваня передал письмо и подарок кухарке коменданта, я мальчики, выбежав на улицу, наперегонки помчались к реке. На реке, как и год назад, стоял корабль. Только на этот раз было видно, что корабль изрядно потрепан бурей, оснастка его во многих местах была порвана, и на палубе не заметно было ни офицеров, ни матросов. Не заметил Ваня на корабле и пушек и потому спросил у своего приятеля:
— Никак, этот корабль не военный?
— Холодиловский это корабль, — ответил Гриша. — Купецкий. Плыл он на Алеуты за зверем, да ветром его к нам занесло незадолго до твоего приезда. Сильная буря была. Промышленники до сей поры никак не хотят на нем в море идти. Опасаются, что потонет он. Больно худой после бури стал. Вишь, какой трепаный. И чинить его промышленники отказываются. Недавно, сам слышал, говорили промежду собой: починим-де его, а потом как в море не идти? Затем и не чинят.
Ваня, слушая Гришу, между тем думал: «Дозволили бы мне корабль сладить, небось не испугался бы в море на нем пойти. Вон он какой большой, чего с ним сделается?»
Пока мальчики смотрели на корабль, к ним незаметно подошел незнакомый человек и осторожно тронул Гришу за плечо.
Гриша от неожиданности вздрогнул. Незнакомец заливисто расхохотался:
— Вижу, ты, брат, храбрый!
Незнакомец был худощав, невысок ростом, широк в плечах. Ване запомнилось, как он быстро и цепко посмотрел ему прямо в глаза. Взгляд у незнакомца был внимательный и немного настороженный, как будто он ждал чего-то.
— А это что, товарищ твой? — спросил незнакомец и, не дожидаясь ответа, продолжал: — А вот товарищ-то, пожалуй, похрабрее будет.
Ваня немного смутился, но только что услышанная похвала, веселый нрав этого человека и то, что разговаривал он с мальчиками хотя и шутливо, но дружественно, не как другие, и то, что он чуть-чуть неправильно, чуть-чуть не по-русски произносил слова, сразу же расположило Ваню к нему.
Потрепав Гришу по плечу еще раз, он быстро отошел. Посмотрев ему вслед, Ваня заметил, что он сильно хромает.
— Кто это? — спросил Ваня.
— Наш учитель, — ответил Гриша.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
в которой упоминается о прирученных львах, о солнечных затмениях, о путешествии лорда Ансона на остров Тиниан и в заключение рассказывается о компании, собиравшейся в доме учителя
То, что Ваня узнал об этом человеке уже в самый первый день своего пребывания в Большерецке, заинтересовало его больше, чем сказки, которые в детстве рассказывала мать.
Беньовский, оказывается, и на самом деле попал в Большерецк не так, как другие каторжники. Гриша, повторяя Ване то, что он уже слышал от отца, клялся, что учитель пострадал за дружбу с цесаревичем Павлом Петровичем — наследником российского престола. И за верную службу своему другу был сослан завистливыми и злыми царедворцами на Камчатку. Морис Августович, говорил Гриша, должен был передать секретное письмо цесаревича невесте, с которой Павла хотели разлучить. В Большерецке говорили, что невеста была дочерью австрийского императора. Письмо цесаревич запечатал в синий бархатный конверт и вручил его своему другу-венгерцу. Но Бейскопу — так называли Мориса жители Большерецка — не удалось выполнить просьбу Павла Петровича: его арестовали и выслали на Камчатку. Письмо цесаревича Морис успел уничтожить, а конверт сохранил и даже показывал его Гришиному отцу. Гриша рассказал и о том, как де Бенёв — Мориса называли и так — при переходе из Охотска в Большерецк спас во время бури корабль, и о том, как уважают его все, кто живет в остроге: и ссыльные, и казаки, и солдаты, и даже сам комендант — его отец.
А на следующий день учитель начал занятия со своими питомцами, и Ваня сразу же понял, что перед ним действительно человек необыкновенный и что, конечно же, такой человек не может быть преступником, Беньовский ошеломил мальчиков широтой своих познаний. Он рассказывал им о людях и странах, дотоле неведомых и прекрасных. Он рассказывал им о затмениях Солнца и о движении Луны, о поющих скалах и прирученных львах. Некоторые из его рассказов ни Гриша, ни Ваня не понимали сразу — так, например, было, когда учитель рассказывал им о том, почему бывают громы и молнии, о том, как собирается в тучах дождь и снег. Но учитель не только рассказывал мальчикам обо всем этом, иногда он расспрашивал их о том, как они представляли себе все то, о чем он только сейчас рассказал им.
Однажды, перед тем как Ваня и Гриша услышали от Беньовского о движении Солнца и Луны, о Земле и звездах, учитель спросил мальчиков, а что они сейчас знают о временах года, о том, почему на севере Камчатки почти полгода бывает день и почти полгода — ночь.
Мальчики долго мялись, и наконец Гриша решился рассказать учителю, как он представляет себе это.
— Однажды, — сказал Гриша, — послало Солнце свою сестру Луну на землю за ягодами. Набрала Луна ягод, устала и прилегла на мягкий мох отдохнуть. Легла — да тут же и Заснула. А была Луна девушкой необычайной красоты. Пролетал над тундрой ворон, увидел девушку-Луну и влюбился в нее.
И когда Луна полетела к своему брату Солнцу, увидела, что за нею ворон летит. Луна ворону и говорит: «Не долетишь ты до Солнца». А ворон отвечает: «Не оставлю тебя, полечу сколько есть сил, а если покинут меня силы — о землю разобьюсь, потому что не могу без тебя жить!»
Сжалилась Луна и вернулась на землю. Мили они в любви и согласии, но вдруг однажды Солнце спохватилось: где его сестра? И спустилось в тундру. Все озарило Солнце своими лучами, всех обласкало и согрело, а один из его лучей упал на Луну и нашел ее.
Зашло Солнце в ярангу к ворону и потребовало вернуть ему Луну. Но ворон не согласился. И тогда Солнце привело ворону двух красавиц: снежную женщину и ледяную женщину. Как вошли они в ярангу к ворону, как засветились и засверкали в солнечных лучах многими яркими огнями и звездами — не выдержал ворон и сказал: «Бери свою сестру, а мне оставь этих красавиц!»
Забрал ворон ледяную женщину и женщину снежную, а Солнце вместе с Луной поднялись на небо. Но в сердце Солнца осталась злость на ворона за то, что он так легко расстался с его сестрой. И ушло Солнце за море, в дальние южные страны, и с тех пор стало в тундре холодно и темно.
И царствуют здесь льды да снега, и иногда смотрит на них холодным взором Луна, но согреть их не хочет и она…
Когда же учитель беседовал с ними, то мальчики видели, что в рассказах Беньовского было место всему, что окружало человека, и только богу в них не было места. Мальчики вскоре заметили это, и однажды, когда Ваня спросил, почему учитель никогда не упоминает бога, Беньовский серьезнее, чем обычно, ответил:
- Предыдущая
- 29/102
- Следующая
