До самых кончиков - Паланик Чак - Страница 5

Пенни понимала, что такой успех требует огромной самоотдачи и жертв, но на снимках папарацци все смотрелось просто и безболезненно. Ведь это президент Хайнд подтолкнула ее стать адвокатессой. А может, помечтаем? Вдруг Корни Максвелл ищет новую протеже? А что, взял да углядел в ней скрытый потенциал. И сегодняшняя встреча – как бы собеседование, и если все сложится, Пенни Харриган займет ведущее место на мировой арене. Войдет в круг избранных.

Жирная муха залетела ей в рот, оборвав сладостные грезы. Наяву, стоя в отделе женского платья, Пенни раскашлялась и принялась отплевываться.

Вот так всегда. Только поддайся, раскатай губы, как жизнь найдет способ уязвить тебя в самое сердце. Речь-то идет о К. Линусе Максвелле, который меняет дам как перчатки. После Клариссы он закрутил роман с представительницей британской королевской семьи. С принцессой, ни больше ни меньше, да не с какой-нибудь уродиной, продуктом кровосмешения. Э-э нет, эту неуклюжей дурой не назовешь. Принцесса Гвендолин была красавицей. Стояла третьей по линии наследования престола; без двух минут королева. И вновь они смотрелись идеальной парой: европейская аристократка и гениальный янки: хай-тек, ноу-хау, все дела. Мир ждал: ну чего тянете, объявляйте дату!.. После того как короля свалила анархистская пуля, Корни поддерживал рыдающую принцессу на папиных похоронах. Ну а когда нелепейший случай – вообразить только: тебе не снег, а космический спутник сваливается на голову! – унес жизнь ее брата-кронпринца, коронация Гвендолин стала лишь вопросом времени.

По всему выходило, что жить бы Корни Максвеллу в Букингемском дворце да радоваться. Увы, история повторилась. Магнат и аристократка расстались теплыми друзьями.

Итак, он дважды увильнул от брака с влиятельнейшими женщинами на земле.

Если верить слухам, Максвелл боялся женщин статусом выше себя, чем и заработал презрение таблоидов. Однако Пенни вслед за большинством считала, что К. Линус Максвелл в душе так и остался сиротой, который ищет замену утраченной матушке, чтобы излить на нее потоки нежности и денег.

Все его бывшие пассии только выиграли от этой связи. Кларисса Хайнд из застенчивого новобранца в политике прыгнула в лидеры свободного мира. Принцесса Гвендолин, при всей своей красоте полноватенькая, за время отношений с магнатом живо сбросила лишний вес и теперь дает фору любой модели с обложек модных журналов. Даже Алуэтта поборола своих демонов. Таблоиды взахлеб писали о пьяных выходках, приправленных наркотой, но Максвелл взялся за нее и вылечил. Его любовь сделала то, чего не вышло у десяти программ принудительной реабилитации по решению суда…

Затрясся мобильный. Моник. На сей раз о стульях ни слова, только истеричное «ПЗВН СРЧН!!!». В «Би-Би-Би» все, поди, уже в курсе. Эх! Пенни даже расстроилась. Как-то неловко стоять в одном ряду с президентшей Хайнд, ее высочеством Гвендолин и Алуэттой д’Амбрози. И кто там был еще? Вроде бы поэтесса, лауреат Нобелевской премии. Потом японка, наследница сталелитейной империи. Владелица сети газет. Хрустальная туфелька так никому и не пришлась впору.

Пенни старалась об этом не думать, но еще часы не пробьют полночь, как может решиться ее судьба.

Ответить на эсэмэску она не успела: появилась продавщица с полосой алого шифона через руку. Подведенная карандашом бровь скептически надломлена.

– Прошу. Десятый размер, – мстительным тоном сообщила она и сделала знак следовать за ней в примерочную.

Президент Пенни Харриган. Миссис К. Линус Максвелл.

Внутри все пело. Завтра ее имя крупным шрифтом появится среди звезд, и не где-нибудь, а на шестой странице «Пост». Ух, завтра эта выскочка из «Бонвит Теллер» узнает, кто такая Пенни. Да завтра весь город о ней узнает!

Впрочем, при любом раскладе с платьем нужно обращаться крайне осторожно.

Сейчас три часа. Ужин в восемь. Времени как раз чтобы сходить в салон красоты на эпиляцию ног воском, уложить волосы и позвонить родителям. Может, хоть так удастся поверить в происходящее.

– У вас ведь действует система возврата? – семеня за продавщицей, обеспокоенно поинтересовалась Пенни. И заодно скрестила пальцы, чтобы «молния» сошлась снизу доверху.

Гуань Ци и Эсперанса были идеальными соседками для квартирки-студии в Джексон-Хайтс. Месяцами ранее, помогая Пенни укладывать чемодан, мать с высоты возраста и прожитых лет настоятельно советовала взять в соседки китаянку и кого-нибудь из латиноамериканок.

Пусть предки Пенелопы и впадали порой в расизм, но строго в интересах дочери. В мультикультурном, этнически неоднородном домохозяйстве меньше шансов, что девушки будут пользоваться общей косметичкой. Во-первых, косметика нынче дорогая, а если ее всем подряд одалживать, можно запросто заразиться тем же стафилококком. Что ж, здравый совет. Ни герпес, ни клопов никто не отменял. Вот тебе родительская мудрость, соль земли. Мотай, как говорится, на ус.

Однако вопреки самым благим, хотя бы и по-деревенски наивным намерениям родичей, юное поликультурное трио быстро сблизилось, и девушки вовсю делились нарядами, секретами и даже контактными линзами. Мало что оставалось за рамками.

Эсперанса, жгучая латиноамериканка с высокой грудью и темными лукавыми глазами, притворно негодовала по бытовым пустякам: банальная смена лампочки или мытье посуды неизменно сопровождалось ее темпераментным «Ай-яй-яй, карамба!». Всякий раз эти стереотипные – как под копирку – вспышки гнева веселили Пенни чуть ли не до колик. Соседка явно не тяготилась условностями и не чуралась самоиронии. Сам факт, что Эсперанса могла швырнуть на пол богато украшенное сомбреро и устроить вокруг него танцы, свидетельствовал о свежем, не скованном политкорректностью самосознании.

Тихая и безжалостная Гуань Ци была полной противоположностью вспыльчивой сеньорите. Азиатка бесшумно передвигалась по тесной квартирке, стирала пыль с плинтусов, подстригала свой бонсайчик, складывала свисающий край туалетного рулона в оригами-сюрприз для следующего посетителя санузла. Словом, в общем и целом превращала хаос в порядок. Ее безмятежное лицо и манеры действовали как бальзам на рану. А каскад густых, черных как смоль волос не шел ни в какое сравнение с конским хвостиком Пенни.

За пару часов до знакового ужина Пенни умолила соседок призвать на помощь все свое искусство, чтобы довести до совершенства ее облик. Пусть Эсперанса накрасит ей глаза в тон гаванского заката, а от Гуань Ци она хотела, чтобы та уложила ей волосы… э-э… ну как бы снопами, что ли. Из тяжелого шелка. Подруги трудились без устали, обхаживая ее, как свидетельницы – нервную невесту. Совместными трудами Пенни нарядили и причесали.

Шикарное платье и вовсе сделало из нее нечто ослепительное. Гуань Ци дополнила образ элегантным кулоном из ярко-зеленого нефрита в форме дракона с глазами-жемчужинками. Настоящая семейная реликвия. Эсперанса тоже не ударила в грязь лицом, одолжив любимые серьги: крошечные пиньяты, инкрустированные стразами. Не важно, поверили девушки в историю про ужин с богатейшим человеком на свете или нет; обе увлажненными глазами взирали на преображенную подругу.

Звонок в дверь. Такси заказывали? Подано.

В последнюю секунду, затаив дыхание, Пенни нырнула в ванную за серой пластиковой коробочкой, припрятанной там с незапамятных времен. В ней лежала ее диафрагма. Тридцатиграммовая броня, которая не потребовалась аж с зимнего бала на старшем курсе. Лихорадочно шаря по полкам, Пенни гадала, не испортился ли контрацептив от затяжного безделья. А если латекс пересох и стал ломким, как порой случается с презервативами? Вдруг колпачок потрескался? Или вообще пошел плесенью? Выхватив коробочку из недр выдвижного ящика, она открыла ее – и ахнула. Пусто!

Притопывая ногой с наигранной свирепостью, Пенни приперла соседок к стенке. Потрясла у них под носом уликой, на которой значилось: «Пенелопа Харриган», дальше шли имя и адрес семейного терапевта в Омахе. Выставив коробочку на кухонный столик подле ржавого, заляпанного жженым сыром тостера, она решительно заявила: