Памятное. Книга первая - Громыко Андрей Андреевич - Страница 17

Более грубого политического просчета в послевоенной истории не совершало ни одно европейское правительство. Пальма первенства здесь, безусловно, принадлежит Аденауэру. Паника и сумятица в ответ на советское предложение воссоединить Германию – вот какой оказалась реакция Запада. Исторический шанс был упущен. Более того, ФРГ стала частью антисоветского западного военного союза. Это был неумный шаг. Ведь необходимо помнить, что в момент, когда Бонн начал играть военными мускулами, Советский Союз и Германия все еще находились в состоянии войны, которое было ликвидировано только 25 января 1955 года Указом Президиума Верховного Совета СССР.

Известно, что Аденауэр так и не признал своего исторического просчета. Тем не менее в сентябре 1955 года он во главе правительственной делегации прибыл в Москву и пошел на установление дипломатических отношений с Советским Союзом. Именно он впоследствии постоянно выступал со странными заявлениями о том, что якобы Бонн уполномочен представлять «весь германский народ».

В 1957 году он отверг предложение правительства ГДР, в котором выдвигалась идея германской конфедерации. Втянутая в западный военный союз ФРГ стала ему дороже идеи воссоединения.

С тех пор прошло много лет. Политические и социальные дороги двух германских государств разошлись.

Итак, 1955 год.

На Внуковском аэродроме из самолета выходит подтянутый человек со строгими чертами лица. Вид у него скорее озабоченный, хотя он пытается быть приветливым. Задача впереди непростая… Аденауэр прилетел в Москву с целью установления дипломатических отношений между ФРГ и СССР. Он сделал это после тяжелых раздумий.

Так произошло крупное событие в послевоенной Европе. Нормализация советско-западногерманских отношений способствовала дальнейшему закреплению итогов войны. Позитивные последствия этой нормализации сказались и на общем положении в Европе, и на отношениях СССР с отдельными западноевропейскими государствами.

Установление дипломатических отношений между СССР и ФРГ явилось важным шагом в деле преодоления пропасти отчужденности.

Припоминаю такой факт, относящийся к пребыванию Аденауэра в советской столице. В то время с территории Западной Германии в массовом масштабе запускались воздушные шары, приспособленные для разведывательных целей над советской территорией. На улице Алексея Толстого, во дворе особняка, где велись переговоры с канцлером, была устроена соответствующая выставка, которую показали Аденауэру. При ее осмотре он пожимал плечами.

– Выходит, – говорил он, – что западные державы используют территорию ФРГ для этих целей, причем даже не советуясь со мной.

Переговоры проходили непросто, но дело было сделано. Одержал верх здравый смысл. Дипломатические отношения были установлены.

В последний раз я встретился с Аденауэром в 1959 году при несколько необычных обстоятельствах. Он спускался вниз по парадной лестнице Белого дома, а я и мои коллеги, министры иностранных дел Англии и Франции, прибывшие прямо с совещания в Женеве для участия в церемонии похорон Даллеса, поднимались по ней, чтобы нанести визит президенту Эйзенхауэру. Аденауэр, увидев меня, остановился и сказал:

– Я потерял друга.

Не спорил я с канцлером. Он действительно потерял друга. Ему охотно в этом можно было верить. Весь мир знал, что Аденауэр и Даллес – политические братья.

Аденауэр особенно не желал заглядывать в будущее, но ему не давала покоя идея поглощения ГДР.

Важным событием в жизни послевоенной Европы стало 13 августа 1961 года. Это событие было связано с мерами по укреплению государственной границы Германской Демократической Республики, ее суверенитета.

Правительства западных держав не проявили готовности к решению германской проблемы и урегулированию положения вокруг Западного Берлина. Они с порога отвергали советские инициативы. Более того, они усиливали военные приготовления, грубо попирали важнейшие международные соглашения, предусматривающие искоренение германского милитаризма и предотвращение его возрождения в любой форме.

Правительства стран Варшавского договора обратились к Народной палате и правительству ГДР, ко всем трудящимся Германской Демократической Республики с предложением установить на границах Западного Берлина такой порядок, который надежно преградил бы путь для подрывной деятельности против государств социалистического содружества, а вокруг всей территории Западного Берлина, включая его границу с демократическим Берлином, организовать надежную охрану и эффективный контроль. В соответствии с этим Совет министров ГДР принял постановление о мероприятиях по защите ГДР, особенно ее столицы – Берлина. В памятную ночь с 12 на 13 августа граница между Западным и Восточным Берлином закрылась на прочный замок.

Удар по реваншистским амбициям оказался настолько сильным, что через два года духовный отец реваншистского курса Аденауэр вышел в отставку. Недолго продержался на посту и следующий канцлер – Людвиг Эрхардт, пытавшийся продолжать обанкротившуюся политику отказа от признания ГДР.

Твердая позиция Советского Союза и других социалистических стран в борьбе за признание территориально-политических реальностей на Европейском континенте, конструктивные усилия по обеспечению безопасности в Европе, появление реалистических тенденций в политике ФРГ создали условия для подготовки договора между СССР и ФРГ.

Согласие на договор было обоюдным. Переговоры начались. Представители запаслись терпением. Аргументы отточены. Со стороны ФРГ их вел министр иностранных дел Вальтер Шеель.

В период переговоров у меня с ним состоялось пятнадцать встреч, чтобы довести основную подготовку документа до завершения. До переговоров с Шеелем пришлось еще пятнадцать раз встречаться также в Москве с известным деятелем социал-демократической партии Эгоном Баром, который являлся статс-секретарем в ведомстве федерального канцлера. Равное число встреч – просто совпадение.

Работа с обоими моими партнерами была достаточно эффективной, хотя дрались за свои позиции посланцы ФРГ с упорством. Однако то было время, когда в кресле канцлера ФРГ находился социал-демократ Вилли Брандт. А член его же партии Бар и представитель партии свободных демократов Шеель полностью разделяли взгляды Брандта. Они, эти взгляды, доминировали в позиции наших партнеров. Много было споров, зигзагов, тупиков, нервных вспышек, но основную нить участники не теряли, что и обеспечило договоренность.

Брандт был нам в Москве уже хорошо известен. Мои встречи с Брандтом дают основание сказать, что это один из выдающихся деятелей Федеративной Республики Германии. Во время войны он оказался в эмиграции в Швеции. Он предпочел лучше оставить свою страну, чем склонить голову перед свастикой. Это само по себе делало ему честь.

О Брандте писать и легко и трудно. Легко потому, что за сорокалетний период после войны он свои взгляды продемонстрировал достаточно полно. Продемонстрировал и на посту канцлера. А трудно потому, что человек он многогранный.

Прежде чем оказаться на верхушке пирамиды государственной власти в Бонне, Брандт в течение нескольких лет являлся бургомистром Западного Берлина. На этом деликатном и непростом посту он приобрел немалый опыт, который ему пригодился в последующем. Но не менее важным является и то, что, находясь у границы, отделяющей мир социализма от мира капитализма, он соприкасался с делами, которые возникали, да и сейчас продолжают возникать у властей Западного Берлина и правительства ГДР.

Естественно, бургомистру приходилось заниматься такого рода делами. Случалось входить в контакты не только с представителями ГДР, но и с советским посольством. Советским дипломатам и лично мне не раз доводилось замечать, что в ходе разговоров по текущим делам Брандт часто находил возможности, чтобы высказать свои взгляды и по вопросам отношений между СССР и ФРГ. Заглядывал он и дальше, высказывая меткие суждения по вопросам отношений между Востоком и Западом в целом.