Некроманты (сборник) - Перумов Ник - Страница 72
- Предыдущая
- 72/122
- Следующая
Кто знает, что с ним сталось…
Эта крыша, со сложенными в триангуляцию стонущими мертвяками, с парнем, который собрался их прикончить, с двумя его приятелями, которые обнаружили его так вовремя. И главное, с этой наглой неоновой мордой Мутного Хэнка, которая всю ночь светит розовым на перекрестке между Мушиной Топью и Тваревыми Выпасами…
Эта крыша, возможно, и есть тот самый Сад Расходящихся Т.
И только одной «Т» так и не суждено было появиться – той, что Ибис собирался вырезать на лбу у одного из тройки бедных мертвых ублюдков.
Это я могу утверждать точно. Не будь я Фенхель, мать его, Данст!
Уже светает, когда я, чертовски пьяный, мокрый и грязный, на полусогнутых подгребаю к краснокирпичному кубу с бледно-зеленой неоновой вывеской. Щурюсь на надпись, пытаюсь прочитать.
Ну да, все правильно.
Мое арт-кафе. Правда, буква «Т» погасла… Когда просплюсь, надо будет сказать Разиле, чтоб разобрался.
Я не поднимаюсь на «свой», второй, этаж, следую в подвал.
Спотыкаясь и матерясь, отдергиваю портьеры, стучу в двери – ищу Янкову, хочу снять стресс. Пить вино, курить кальян, заряженный куруманским гашишем, и валяться на ее леопардовых простынях.
Вхожу в коридор, обитый плюшем, под красными чань-фэйскими фонариками. Останавливаюсь и не верю своим глазам.
Передо мной, прямо посреди коридора, Олеся…
На ней яркий макияж шлюхи. Глаза густо подведены черным, слой белой пудры, кроваво-красная помада, блестки на скулах. Дополняют образ туфли на высоченных каблуках, чулки с подвязками и боа из перьев.
Она пьяна вдрызг, или накурилась, или обсажена гамибиром.
– О, Фенхель! – хохочет Олеся. – И ты здесь?! Вот совпадение! Будешь первым клиентом! Ты ведь не против, мам?
Янкова смеется русалочьим смехом. Подмигивает мне.
– Доброе утро, котик! Рад, что зашел. Только глянь – она неподражаема, правда? После четвертой затяжки называет «мамой».
– Какого попирдолия тут творится, твою мать? – спрашиваю я.
– Новая девушка, – представляет Янкова. – Танья. Сегодня дебютирует! Правда, она мила?
– Какая еще Танья?!
Олеся хлопает накрашенными ресницами, надувает щеки. С шумом выпустив воздух сквозь сжатые губы, начинает смеяться:
– Как у этого! Аххаха! Ну, твоего друга! В пьесе его!!
Я вспоминаю, как читал ей пьесу мистера Смеха. История про парня, который сбежал из Города в глушь, встретил там новых интересных людей, влюбился в хорошую девушку и нашел друга…
А в итоге застрелил друга и навсегда потерял любовь. Сильная штука.
Она мне так понравилась, что я поделился ею с этой малолетней идиоткой.
Поворачиваюсь к Янковой:
– Я ее забираю.
Глаза моей старой подруги округляются.
– О, конечно! – говорит она. – Для тебя бесплатно и на любой срок. Ну, в разумных пределах…
– Ты, кажется, не врубилась? Я забираю ее насовсем. Где ее гребаные шмотки?!
Подхожу к Олесе, которая хохочет до слез, тыкая в меня пальцем и зажимая рот рукой.
– Что на тебя нашло? – Янкова искренне недоумевает. – Фенхель, ты даешь нам это помещение, есть договоренности… Это бизнес, мать его, верно? Что, к чертовой матери, с тобой не так?
– Это моя старая знакомая.
Олеся, давясь смехом, съезжает по стене. Сидит, расставив длинные ноги, в бесстыдной и соблазнительной позе. Но вместо похоти это вызывает во мне прилив бешеной ярости.
Опускаюсь на корточки, беру ее за голову, смотрю в расширенные зрачки.
– Эй?!
Насмешливо надувает щеки, качается из стороны в сторону.
– Чем вы ее накачали, сволота гребаная?
В дверях появляется Али. Одет в серую тройку и пепельный галстук. Но повыше галстука – истинный тарчах – борода лопатой, бледные узоры татуировки на выдающихся скулах, маленькие свирепые глазки, до синевы выбритый череп. Курирует заведение Янковой. Раньше мы, изредка встречаясь, обменивались приветствиями и, как в любом приличном бизнесе, – подарками на Яр-Новогод, Смеходень и Тезоименитства.
– Какие-то проблемы, Фенхель?
– Очень понравилась наша новая девушка, – улыбка на лице Янковой тает. – Собирается забрать. Насовсем.
Поднимаясь в полный рост, оборачиваюсь к Али. Тот, пронзая меня колючим взглядом, шевелит бородой:
– Что за дела, Фенхель, дружище?
– Али, дружище, произошло недоразумение. Девочка оказалась не в том месте не в то время. Готов уладить вопрос финансово.
Киваю на Олесю, которая уцепилась за край моего пиджака и бубнит что-то веселое, но неразборчивое. Затем вытаскиваю портмоне.
Волосатая лапа Али ложится поверх моей руки.
– Постой, – щерится он. – Фенхель, она сама пришла к нам. Милая девушка, как раз собирался попробовать… Но если настаиваешь, по дружбе, уступлю тебе первому.
Ухмыляется, показывая крепкие желтые зубы.
Олеся слабо поводит руками, запинается высоченными каблуками, моргает, издает неопределенный возглас.
– Похоже, девушка не хочет идти с тобой, Фенхель! – ржет Али.
Янкова вторит ему русалочьим смехом.
– Вы оба, заткнитесь! – приказываю я. – Я плачу за нее. И я ее забираю.
– Остынь, дружище. Что-то раскочегарился сегодня не на шутку. Не ошибся этажом – так говорить?
– Али, не нужно, – обрываю я. – Не нужно усложнять.
– Сам усложняешь, – он резко подается вперед, обдавая меня перегаром и табачным духом. – И дело тут не в деньгах, приятель. Дело в уважении…
Я отпаиваю Олесю горячим грогом в одной из укромных ниш на втором этаже «Сада». И предположить не мог, что она когда-нибудь окажется здесь. Увидит, как я живу.
Она сидит на обтянутом серебряной тканью диванчике, укутанная в шерстяное одеяло, трясется от озноба.
– Ты совсем дурочка?
Только стучит зубами в ответ. Тушь потекла, помада смазалась. Перепуганная и больная девчонка.
– Как отогреешься, отвезу тебя домой.
– Нет! – просит она. – Пожалуйста! Не хочу я туда, там все эти соседи, и вахтерша… Если увидят – будут разговоры…
– Чего ты этим добивалась?
Олеся утыкается носом в край одеяла, всхлипывает.
– Прекрати! Этого только не хватало.
– Подумала… все равно… Я неудачница, ничего хорошего мне не светит. Одно и то же – каждый день, эти бумажки, бумажки… А так – хоть весело, хоть попробовать…
– Весело?
Еще глубже зарывается носом в одеяло.
– Да у тебя совсем чердак поехал, малышка.
– Простите! Не хотела побеспокоить вас. Я не знала, что все зайдет так далеко. А потом опьянела, ничего не понимала. Вы меня выручили… Какая же я дура!
Она шумно шмыгает носом.
Я машу рукой.
Во всей этой истории я тоже выгляжу паршиво. Читал ей пьески про высокие отношения, заботился о карьере и нравственности, хренов благодетель. А сам якшаюсь со шлюхами и жульем, заведую притоном. Хорош ухажер!
Подхожу к столу, наливаю кальвадоса. Жадно опрокидываю рюмку. Цепляю из пачки сигарету.
Тяжелая бархатная портьера, отделяющая нас от зала, деликатно отходит в сторону, в просвете появляется физиономия Разилы.
– Ыыы, босс?
Я выхожу из ниши, обмениваемся парой-тройкой реплик. Ситуация с Али, в целом, улажена. Могут возникнуть некоторые вопросы на уровне Округа, но это Разила берет на себя.
Он молча тыкает себя в заросший густым волосом лоб. Я вспоминаю про свою шишку и чертово мокрое полотенце, которое до сих пор держу в руке. Прикладываю ко лбу.
– Спасибо, Разила!
– Аррр… Просто делаю свою работу, босс!
Возвращаюсь в нишу. Сажусь за стол, бросаю мокрый ком полотенца, наливаю еще одну рюмку.
– Я не думала, что все так далеко зайдет. Хотела просто посмотреть. Немного выпила, а потом эта женщина…
– Эта шлюха, – поправляю я.
Олеся снова утыкается носом в одеяло.
– Видел бы тебя отец…
Она ревет пуще прежнего.
Вот я и ввязался в очередную историю. Что же мне теперь с ней делать? Оставлять ее одну я не мог. Но быть с ней – да что я вам, гребаный святой?
- Предыдущая
- 72/122
- Следующая
