Остоженка. От Остоженки до Тверской - Романюк Сергей Константинович - Страница 33
- Предыдущая
- 33/69
- Следующая
Здание бывшей церкви Успения (она числится по Большому Власьевскому переулку, 2/2) хорошо сохранилось. Оно принадлежит к типу двухколокольных церквей, распространенному в конце XVIII в., таких как церкви в Троицком-Кайнарджи или на Лазаревском кладбище. Впервые церковь упоминается в 1560 г. по поводу пожара, начавшегося в Москве: «Загорелося 17-го июля… по Пречистую на Могилицах». Еще одно здание ее было выстроено при царе Алексее Михайловиче в 1653 г., но в конце XVIII в. «по случаю тесноты и ветхости» разобрано и выстроено заново на пожертвования статского советника В.И. Тутолмина и др. Строил ее архитектор Н.Н. Легран, придел св. Спиридона освящен в 1799 г., а главный Успенский – в 1806 г. Если обратиться к литературным реминисценциям, то можно вспомнить, что именно сюда пригласила Марья Дмитриевна Ахросимова графа Ростова с Наташей и Соней, остановившихся у нее в доме в Обуховом переулке.
В этой церкви 1 июля 1918 г. венчались Екатерина Алексеевна Софиано и Дмитрий Иванович Сахаров, мать и отец знаменитого ученого и правозащитника.
С этой церковью можно связать рассказ И.И. Шнейдера, автора воспоминаний о Есенине и Дункан, о том, как они возвращались на Пречистенку, в особняк (№ 20), с вечера на Садовой: «Пролетка тихо протарахтела по Садовым, уже освещенным первыми лучами солнца, потом за Смоленским свернула и выехала не к Староконюшенному и не к Мертвому переулку, выходящему на Пречистенку, а очутилась около большой церкви, окруженной булыжной мостовой. Ехали мы очень медленно, что моим спутникам, по-видимому, было совершенно безразлично. Они казались счастливыми и даже не теребили меня просьбами перевести что-то… Но в то первое утро ни Айседора, ни Есенин не обращали никакого внимания на то, что мы уже в который раз объезжаем церковь. Дремлющий извозчик тоже не замечал этого. – Эй, отец! – тронул я его за плечо. – Ты что, венчаешь нас, что ли? Вокруг церкви, как вокруг аналоя, третий раз едешь. Есенин встрепенулся и, узнав, в чем дело, радостно рассмеялся. – Повенчал! – раскачивался он в хохоте, ударяя себя по колену и поглядывая смеющимися глазами на Айседору. Она захотела узнать, что произошло, и, когда я объяснил, со счастливой улыбкой протянула: – Manage [свадьба]. Наконец извозчик выехал Чистым переулком на Пречистенку и остановился у подъезда нашего особняка». Единственная церковь в этих местах, вокруг которой можно было бы объехать на пролетке, – это Успенская церковь, стоящая на небольшой площади.
Однако архитектурный памятник XVIII в. совсем не характерен для этого переулка. Его облик в основном определяют здания, построенные в начале прошлого века. Так, с правой стороны идут подряд рядовые, но добротные жилые дома. За домом под № 22, три этажа которого выстроены в 1913 г. архитектором С.Ф. Воскресенским для причта Успенской церкви (два этажа надстроены позднее), стоит пятиэтажное здание (№ 20, 1910 г., архитектор Г.К. Олтаржевский), в котором две квартиры в полуподвальном этаже были осенью 1911 г. переоборудованы под физическую лабораторию П.Н. Лебедева, выдающегося ученого-экспериментатора, исследовавшего миллиметровые электромагнитные волны, открывшего давление света на твердые тела и газы, количественно подтвердив таким образом электромагнитную теорию света. Ученый вынужден был покинуть Московский университет в результате действий реакционного министра народного просвещения Кассо, нарушившего университетскую автономию. Вместе с ним в знак протеста университет покинули многие известные ученые. Несмотря на многочисленные приглашения из-за границы, П.Н. Лебедев решил остаться в России и работать в организованной с помощью общественности лаборатории, чтобы, как он выразился в письме своему ученику и помощнику, «делать живое дело в Мертвом переулке». В этом же доме на верхних его этажах сняли квартиры и сам Лебедев, и его помощник, будущий академик П.П. Лазарев.
Его приглашали к себе и Университет имени Шанявского, и Главная палата мер и весов, из Нобелевского института пришло предложение работать у них: «Естественно, что для Нобелевского института было бы большой честью, если бы Вы пожелали там устроиться и работать, и мы, без сомнения, предоставили бы вам все необходимые средства, чтобы Вы имели возможность дальше работать… Вы, разумеется, получили бы совершенно свободное положение, как это соответствует Вашему рангу в науке».
Но было уже поздно – переживания, связанные с работой, повлияли на здоровье Лебедева. Как писал его биограф, «последний период работы П.Н. является наиболее трагическим в его жизни. Сознание тяжелой сердечной болезни, которая уже с 1901 г. начала сказываться припадками, часто не дававшими спать, сознание необеспеченности и себя и семьи очень удручали П.Н., и единственное утешение он находил в это время в тех успехах, которые делали его ученики». В январе 1912 г. он почувствовал себя плохо, и 1 марта его не стало. Ему исполнилось 46 лет.
В этом доме Лебедев проводил «изумительные по тонкости, остроумию, трудности и по своему значению опыты», как писал еще один знаменитый физик, связанный этим зданием: в лаборатории в Мертвом переулке делал свои первые научные экспериментальные работы С.И. Вавилов.
В 1920—1930-х гг. в этом доме жил радиотехник академик М.В. Шулейкин.
В соседнем доме, построенном в 1901 г. (№ 18, архитектор Г.А. Милков), в 1920-х гг. была квартира бывшего штабс-капитана царской армии, начальника штаба Московского военного округа М.И. Алафузо, который, будучи мобилизован в Красную армию, на вопрос, как он может работать у большевиков, ответил: «Не скрою, я сочувствую белым, но никогда не пойду на подлость. Я не хочу вмешиваться в политику… Я честный офицер русской армии и верен своему слову, а тем более – клятве. Не изменю». Но он не понял, что клятва в верности Российской империи отличается от клятвы диктаторам, захватившим власть, и, как «честный офицер», получил в Советском Союзе по полной программе: его арестовали, облыжно обвинили в передаче секретов Германии и расстреляли.
В этом же доме жил в 1930-х гг. писатель В.П. Ставский (Кирпичников), выступавший с очерками, воспевавшими сталинские порядки. Его назначили секретарем Союза писателей, санкционировавшим аресты сотен своих коллег. Именно он обратился к палачу Ежову с просьбой помочь расправиться с Мандельштамом.
Рядом – здание под № 14, очень похожее на такое же в Малом Левшинском переулке (№ 7). В обоих автор воспользовался одной и той же схемой организации фасадной плоскости – между выступающими эркерами протянуты ленты соединяющих их балконов (1912 г., архитектор Г.А. Гельрих). Здесь была квартира историка искусства А.А. Федорова-Давыдова. За этим домом, в глубине участка дом № 12, надстроенный двумя этажами (1896 г., архитектор Н.И. Якунин).
В соседнем длинном одноэтажном доме (№ 9), много раз перестраивавшемся – в последний раз в 1913 г. И.В. Жолтовским, – бывали перед революцией многие художники, музыканты, артисты, писатели. Он принадлежал просвещенной меценатке, глубоко интересовавшейся вопросами истории искусства, Маргарите Кирилловне Морозовой.
Правая часть здания – это ампирный особняк, выстроенный к 1820 г. гвардии капитаном Н.И. Воейковым; а левая была пристроена М.К. Морозовой для холла и большого зала приемов с выходом через террасу в сад. Пристройка и оформление интерьеров были сделаны молодым архитектором И.В. Жолтовским в 1913 г.
В начале ХХ в. в особняке Морозовой собирались известные философы, музыканты, ученые, составившие Религиозно-философское общество памяти Владимира Соловьева. По воспоминаниям Ф.А. Степуна, особняк «был по своему внутреннему убранству редким образцом хорошего вкуса. Мягкие тона мебельной обивки, карельская береза гостиной, продолговатая столовая, по-музейному завешанная старинными иконами, несколько полотен Врубеля и ряд других картин известных русских и иностранных мастеров, прекрасная бронза empire, изобилие цветов – все это сообщало вечерам, на которые собиралось иной раз до ста человек, совершенно особую атмосферу красоты, духовности, тишины и того благополучия, которое невольно заставляло забывать революционную угрозу 1905 года». После Октябрьского переворота особняк занял отдел Наркомпроса по делам музеев и охране памятников старины, которым руководила жена Троцкого Н.И. Седова и где работали многие известные деятели культуры.
- Предыдущая
- 33/69
- Следующая