Великая война. Тайна рождения ХХ века - Фурсов Андрей Ильич - Страница 2

Я убежден, что началом Второй мировой войны следует считать не 1 сентября 1939 г., а 28 сентября 1938 г. — дату Мюнхенского сговора. Этот сговор Великобритании, Франции и Италии по сути не просто отдавал Чехословакию на растерзание Гитлеру, обеспечивая его мощным военно-промышленным комплексом, выводя на границу, т.е. в непосредственный контакт с СССР и подрывая намеченный именно на вторую половину сентября 1938 г. антигитлеровский заговор немецких генералов («сохраняя мир, мы спасли Гитлера», — заметил Н. Хендерсон; одна поправка: британцы сохраняли мир для себя, готовя войну для Германии и СССР), он делал много больше. Во-первых, по своему содержанию это было создание антисоветского военно-политического блока, эдакого ПротоНАТО с Великобританией в качестве организационного и финансового центра-мозга и нацистским рейхом в качестве военного кулака. Во-вторых, это был формально узаконенный акт агрессии четырёх держав против суверенного государства с прицелом на мировую войну, которая должна была начаться нападением Гитлера на СССР и разгромом последнего, а затем разгромом Гитлера англо-французами. Британцы, прежде всего Черчилль, прекрасно понимали, что и зачем они делают. Более того, они это и не особенно скрывали.

Накануне визита Чемберлена к Гитлеру в Берхтесгаден 14 сентября 1938 г. (этим визитом британцы удерживали фюрера в Альпах — в Берлине против него готовился заговор, т.е. спасали его: он был нужен для реализации проекта «мировая война») Черчилль написал письмо фон Клейсту, участвовавшему в заговоре. В письме Черчилль, в частности, писал: «Я уверен, что пересечение немецкой армией или авиацией чехословацкой границы приведёт к возобновлению мировой войны. [...] Такая война, начавшись, будет вестись как последняя — до горького конца, и мы должны думать не о том, что случится в первые месяцы войны, но о том, где мы все окажемся в конце третьего или четвёртого года»[1]. Далее Черчилль писал, что Великобритания и другие «демократические нации», невзирая ни на какие потери, сделают всё, чтобы сокрушить агрессора, т.е. Гитлера, и победить.

По сути своим письмом Черчилль объяснял генералам-заговорщикам следующее: во-первых, не надо лезть со своим заговором, не надо мешать захвату Чехословакии Гитлером. Во-вторых, этот захват будет означать де-факто начало новой мировой войны (к которой и подталкивала его определённая часть британской верхушки — очевидные поджигатели войны). В-третьих, война продлится 3―4 года и станет ловушкой для Гитлера — рейху, измотанному войной с СССР, англосаксы и французы нанесут поражение.

Ясно, что заговор не состоялся — британцы его сорвали, зато через две недели состоялся Мюнхен, открывший путь к мировой войне и в этом смысле ставший её началом.

Крутой поворот, который я упомянул выше, окончился в 1989―1993 гг., получив югославский кризис 1999 г. в качестве эпилога или даже post scriptum'а. Всё большее число историков (кстати, и Черчилль придерживался такой точки зрения) вообще объединяют две мировые войны XX в. в одну — «тридцатилетнюю», из которой (прав Гераклит: война — отец всего), подобно геополитическому ребёнку из мир-яйца с картины Дали 1943 г., родился XX век (весьма символично: геополитический ребёнок на картине появляется из Северной Америки!).

При таком подходе началом исторического, а не хронологического века и целой эпохи, историческим поворотом становится именно Первая мировая война и её главный краткосрочный результат — русская революция. В результате Великой войны окончательно рухнули четыре империи — Российская, Германская, Австро-Венгерская и Османская; ещё одна империя — Британская — вышла на финишную прямую, хотя внешне именно 1920―1930-е гг. казались пиком её могущества. После войны возникла новая социальная система — коммунистическая, а у капсистемы появился если ещё не новый гегемон, то новый лидер — США, которому за время войны задолжали все промышленно развитые страны, включая Британию; начался самый настоящий «закат Европы», анонсированный Освальдом Шпенглером в 1918 г.

Первая мировая война XX в. стала поворотом в истории капсистемы: она во многом изменила отношения центра и периферии, тип капиталистической экспансии, стратегию как буржуазии, так и антисистемных сил, соотношение сил между государством и господствующими классами, между капиталом и трудом. В ней со всей очевидностью выявились значение, сила и — порой — бессилие тайных межгосударственных союзов, теневых политических структур (например, Комитета имперской защиты Великобритании 1906―1914 гг. — неподконтрольной парламенту структуры) и того, что неудачно именуют «мировой закулисой» (Ленин называл это «международным переплетением клик финансового капитала»). Война 1914―1918 гг. привела к серьёзнейшим изменениям в управлении экономическими и общественно-политическими процессами, способствовала социальной интеграции развитых обществ, заложила основы welfare state, фундамент развития корпораций, профсоюзов и отчасти даже организованной преступности; она резко ускорила развитие техники, прежде всего военной. Война 1914―1918 гг. была первой, в которой массовая «индустриализированная» пропаганда играла важнейшую роль. Нелишне напомнить, что СМИ всех великих держав очень быстро убедили население и даже оппозиционные партии в том, что они стали жертвой агрессии; правительства представили своих противников как угрозу державности, а левые партии (России и Германии) страны — своих противников как угрозу революции.

Иными словами, Первая мировая перенагружена как историческим содержанием, так и историческими последствиями. Увы: несмотря на это, у нас до сих пор она известна недостаточно, воспринимается скорее как некая архаика, мало относящаяся к историческому XX веку и, уж тем более, к нашим дням.

В настоящей статье я хочу предложить читателю «взгляд с высоты» на Первую мировую войну и, самое главное, на механизм её возникновения, сопоставив системные и субъектные факторы этого процесса. Но сначала — пояснение, что такое системные и субъектные факторы.

У нас часто говорят о другой паре — «объективные» факторы versus «субъективные». Под первыми разумеют социально-экономические предпосылки, массовые процессы, классы; под вторыми — наличие организаций и структур, их интересы и цели. Противопоставление это носит ошибочный характер, оно стихийно или намеренно скрывает реальность и её главных действующих лиц, объективно выступая чем-то вроде криптоматики.

Противопоставление «объективный - субъективный» закрепилось с «лёгкой руки» Ленина — большого практика, но не слишком сильного теоретика и даже логика (о последнем, помимо прочего, свидетельствует «четвёрка» по логике — единственная в гимназическом дипломе). «Субъективный» означает нечто, относящееся к внутренним переживаниям и представлениям субъекта, причём только индивидуального. Представления коллективного субъекта, обусловленные его интересами и реализующиеся им в качестве его воли, — это что угодно, но не субъективный фактор; это уже фактор субъектный, а затем — системный, т.е. системно-субъектный. Классовый интерес — это что, нечто субъективное или всё же объективное? По-моему, объективнее не бывает. Субъективное — это частно-индивидуализированный элемент субъектного, причём последнее не менее объективно, чем системное. Организации, выражающие и реализующие классовые интересы, — это что, субъективный фактор? Если некая сила воплощает в концентрированном виде долгосрочные и целостные характеристики класса или системы, представляет их, действует на их основе — это не объективный фактор? Что же тогда объективный?

Так называемые «социально-экономические предпосылки» сами по себе не являются силой, на то они и предпосылки, условия, причём чаще всего необходимые, но ещё не достаточные. Я уже не говорю о массовости — мир понятие не количественное, а качественное. «Больше» - «меньше» определяется не числом: тысяча овец и стая волков — кто здесь «большинство», а кто «меньшинство»?